Многие летчики даже утверждают, что чем больше тяга, тем тише работают двигатели – их скорее чувствуешь, чем слышишь.
Мы уходим вверх и летим всю ночь, а затем, как и положено самолетам, держащим путь на восток, глотаем еще один день. Вечером второго дня мы разворачиваемся над островом Лантау и готовимся к посадке в аэропорту Чхеклапкок. Он был открыт в 1998 году, но многие пилоты до сих пор называют его «новым аэропортом». Заходы на посадку в старом гонконгском аэропорту Кайтак они до сих пор вспоминают с ужасом. Под нами проплывают небоскребы и морские суда, им на смену приходят холмы с горящими на верхушках огнями, а на смену холмам – чернильно-черная вода. За несколько тысяч футов от земли настает волнующий момент: большим пальцем правой руки я жму на кнопку, отключающую автопилот, а большим пальцем левой – на кнопку, отключающую автомат тяги. Влажные сумерки лишают мир перспективы – горизонта не различить, посадочные огни словно парят в пустоте, но чем ближе мы подлетаем, тем отчетливее становится все вокруг.
Позже мы сидим в баре, и командир корабля покупает мне пиво. Он спрашивает, как я пережил полет, а когда я не отвечаю, смеется и машет рукой перед моим лицом. Я прошу прощения и возвращаюсь в Гонконг. Мыслями я был в Лондоне, что остался в тысячах миль позади. Я все вспоминал, как прошлым вечером выруливал на настоящем «боинге» на взлетно – посадочную полосу и как делал то же самое на симуляторе. Казалось бы, одно и то же действие, но насколько разные ощущения! Я снова и снова слышал голос диспетчера, дававшего нам разрешение на взлет. Командир экипажа ответил ему, затем развел руками, улыбнулся – он помнил свой первый день в кабине «боинга» – и сказал: «Ну, Марк, поехали!»
Воздух
ОБЫЧНО, ГОВОРЯ «ВОЗДУХ», мы имеем в виду пустоту. Воздух – это ничто. «Хватит сотрясать воздух», «он словно растворился в воздухе». Мы привыкли считать его невесомым, и открытие Галилеем массы воздуха повергло научный мир в шок. Один кубический метр воздуха весит около 1,2 килограмма – больше, чем литр воды. В следующий раз, когда вы поедете куда-нибудь на пикник и, лежа на траве, будете провожать взглядом пролетающий самолет, вспомните, что на каждый ваш зрачок давит достигающий космоса воздушный столб весом более килограмма. А на каждом квадратном метре пледа, что вы расстелили на траве, покоится почти десять тонн воздуха.
Тот факт, что воздух так же материален, как бетон, до сих пор поражает меня – как и то, что частицы могут одновременно существовать в двух местах, а большая часть нашей вселенной, говорят, состоит из темной материи. Как-то трудно представить, что воздух давит на меня, словно вода на дно аквариума. И что каждый день я продираюсь сквозь его невообразимую толщу.
Писатель Дэвид Уоллес в одном из своих выступлений рассказывал притчу о том, как старая рыба спрашивает у двух молоденьких рыбешек: «Как сегодня вода?» Юные рыбки в растерянности: они понятия не имеют, что такое вода.
Летчик никогда не забудет спросить: «Как там воздух?» Воздух исполнен столь восхитительной жизни, что, отправившись после приземления на прогулку, я не могу отделаться от ощущения, что настоящая природа осталась позади, вернее, наверху. К тому же в полете избавляешься от многих «почвенных» предубеждений, которые на земле кажутся неопровержимыми, – как, например, «пустота» воздуха. На самолетах не просто так установлены специальные приборы, обрабатывающие параметры атмосферы. Пилоты должны разбираться во множественных нюансах скорости перемещения, температуры и плотности воздуха. Нюансы эти – не просто технические подробности, не просто занимательные метеорологические факты. В них заключена вся суть той стихии, в которой происходит полет.
Те, кто любит летать, ценят воздух именно за его неуловимость – ведь это одна из главных причин, почему нас так очаровывают путешествия по небу. Многие начинают заниматься подводным плаванием, поддавшись очарованию рыбок, беззаботно снующих в пронизанной солнечными лучами прозрачной глубине. Парящая в воздухе птица (или летающий во сне человек), отрываясь от бренной земли, преодолевает не только силу притяжения, но будто бы собственную телесность. Удивительная красота полета – движения, происходящего без посредничества воды, колес, камня, травы и вообще чего-либо осязаемого – самое простое объяснение тому, почему именно так мы издавна представляем переход в высший мир.
Мне случается ездить по железной дороге Лонг-Айленда – между станциями Ямайка, что рядом с аэропортом Кеннеди, и Пенсильвания, что на Манхэттене. С этими путешествиями у меня связана одна привычка – из тех, что часто управляют нашей повседневной жизнью. Когда я еду в аэропорт, то, перед тем как войти на станцию, всегда немного прохожусь вверх по 7-й авеню, чтобы подольше подышать свежим воздухом – даже если на улице снег или дождь.
А вот на обратном пути я стараюсь задержаться на станции – а вдруг там дождь или снег? – и подольше побыть под кондиционером. Оттягивая момент встречи с городом, я иду через вестибюль до самого перехода на Нью-Джерси и выхожу на 31-ю улицу. Здесь в глаза мне иногда бросается цитата из «Песни о себе» Уолта Уитмена на стене: «Это воздух, для всех одинаковый, омывающий шар земной»[8]. В другом своем стихотворении Уитмен воспевает «горластого красавца» и его крик, «далеко разносящийся вдоль прерий, и по озерам, и к вольному небу – весело, сильно, задорно»[9]. Это Уитмен говорит о локомотиве. Можно вообразить, что он сказал бы о самолете.
Суть полета заключается в том, что самолет движется как бы сквозь пустое пространство. Но ведь воздух повсюду – и почему бы не представить себе это пространство как воплощение уитменовского всемирного содружества?
Когда речь заходит о воздушном путешествии, первые наши мысли – о его протяженности. Представьте себе маршрут полета не на поверхности земли, а в воздухе, омывающем шар земной. Вам предстоит лететь сквозь узкий, умопомрачительно длинный туннель в атмосфере – и ей же дышать, после того как специальное устройство сгустит ее, сделав пригодной для ваших легких.
Воздух, сквозь который пролетел самолет, уже не будет прежним. В нем останется инверсионный след, побочные продукты сгорания топлива – и дыхание пилотов, бортпроводников, пассажиров. Турбины лайнера рождают в атмосфере завихрения так же, как ветер рождает волны на реке. Иногда эти вихри можно увидеть, просто взглянув на пропеллеры, – воздушные потоки вьются, как ленты в руках танцующей гимнастки. А крылья в это время создают в воздухе непостижимые ветряные узоры и пускают их в путь
