У– у-у-у! Снова ударили тарелки.
Летал на трапеции в воздухе он,Отважен и молод и дивно сложен
Хью Роуленд, сидевший в глубине полутемного зала, начал непроизвольно насвистывать мелодию песенки, но вдруг, осознав, что означают ее слова, прекратил и чертыхнулся. Бренда из солидарности выругалась тоже. Сперва они вовсе не думали, что Артура Чендлера в воскресенье можно найти именно в театре. Во время ленча в одном из ресторанов в Сохо, сидя рядом с Брендой, Хью старался сосредоточить все свои мысли на деле.
У Бренды был усталый вид, словно она провела бессонную ночь, что, собственно, соответствовало действительности. На ней были белое платье, белая шляпа, и ее белые маленькие руки непрерывно двигались.
– Выпей, – сказал Хью, показывая на стоявший перед ней коктейль, – а потом расскажи мне, что тебя так взволновало.
Бренда послушалась и почти залпом выпила коктейль. Затем, к немалому удивлению Хью, она спросила:
– Хью, тебе не кажется, что этот доктор Фелл сумасшедший?
– Тебе показалось, что он сумасшедший?
– Да, отчасти.
– Не могу сказать почему, – заключил Хью, – но мне это не нравится.
– Я так и думала. Как я тебе уже говорила, они явились к нам в дом в девять часов утра. Я видела, как они шли по подъездной дороге и сворачивали к корту. Они о чем-то ужасно спорили, ругались и размахивали руками. Казалось, доктор Фелл старался в чем-то убедить суперинтендента, а тот не соглашался. Суперинтендент то и дело останавливался и бросал на него яростные взгляды, а доктор Фелл принимался размахивать тростью.
– И что же?
Бренда ждала, когда перед ней поставят суп.
– Так вот, я пошла за ними, – призналась она с чуть виноватой улыбкой. – В конце концов, там легко спрятаться за деревьями, кустами, за живой изгородью. Что ты сказал?
– Чендлер! – взревел Хью, ударив кулаком по столу, совсем как его отец. – Бренда, мы были парой безмозглых дураков, раз не заподозрили неладное, оставив бульварную газетенку в павильоне в семь часов и не найдя ее там через двадцать минут! Ну да ладно! Через минуту я тебе объясню. Продолжай.
Бренда колебалась.
– Я не знаю, что они делали, – объяснила она. – Кажется, что-то искали в павильоне, когда я подкралась туда. Конечно, они искали то же самое, что и накануне вечером, но с другой целью. Доктор Фелл слишком толст и не смог протиснуться в дверь павильона, что крайне его взбесило. Они не нашли ничего, кроме моего свитера, коньков Фрэнка и корзины с грязной одеждой. Доктор Фелл прицепил коньки к проволочной ограде и принялся, как безумный, разбрасывать вокруг вешалки для одежды. Суперинтендент совсем разозлился и собрал все в кучу. Доктор Фелл то и дело повторял: «Такая заметная вещь! Исчезла? Да где же она? Где?»
– О чем они говорили?
– Не знаю. Подожди. Меня беспокоит его вторая фраза. Он произнес ее с широким, ораторским жестом. – Бренда продемонстрировала жест Фелла. – «Есть еще огромный участок ровного песка без всяких следов». Понимаешь? Без следов.
– Хм, да. Что на это сказал Хедли?
– Он сказал: «Это не совсем песок. Мы говорили песок, поскольку так проще, чем каждый раз повторять: смесь песка и гравия на бетонной основе». В ответ доктор Фелл буквально взбесился и взревел во все горло: «Совершенно верно. Именно это я все время и пытался вбить вам в башку. Это не песок с морского побережья. Вы могли бы провести по нему пальцем и не оставить следа, но пройти по нему, не оставив следов, очевидно, невозможно».
Хью окончательно потерял интерес к супу.
– С ударением на «очевидно»? – спросил он.
– Нет. Этого я не заметила. Но он тут же снял с ограды коньки Фрэнка и стал их рассматривать с видом пирата, который вот-вот прикажет кому-то пройти по доске.
– Коньки!
– Бог мне свидетель, – заявила Бренда, торжественно поднимая руку. – Коньки. Потом он спросил суперинтендента, можно ли доставить сюда бочку с водой. Бедняга Хедли совсем потерял терпение, но в гараже есть водяной насос, а доктор Фелл упорно настаивал. На корт принесли бочку с водой. Доктор Фелл вылил воду на корт, промочив и свои ботинки, и ботинки суперинтендента. Затем взял один конек и осторожно провел лезвием по мокрому месту.
Хью обнаружил, что крабы под майонезом привлекают его еще меньше, чем суп.
– Я рад, – сказал он, глядя на Бренду, – что они не проводили этот эксперимент в Английском клубе лаун-тенниса. Мне не хотелось бы быть в ответе за душевное здоровье смотрителя, если бы еще одна пара маньяков в тот же день ворвалась на его корты. – Он чувствовал, что его собственный рассудок начинает мутиться. – Но, послушай, неужели все окончательно спятили? Неужели теперь предполагают, будто убийца въехал туда на коньках?
– Не знаю.
– Но как это могло быть? Это просто глупо!
– Не знаю. Я рассказываю лишь то, что видела. Потом они уехали в машине суперинтендента и отсутствовали два часа. Они говорили, что надо отыскать Чендлера. Когда они вернулись, то опять были ужасно взволнованы и велели какому-то человеку пройти по теннисной сетке. Хедли почти сразу снова уехал, но доктор Фелл, как раз пока мы с тобой беседовали по телефону, поднялся, чтобы поговорить со мной.
– Та-ак…
Бренда неуверенно посмотрела на Хью:
– Так, но он ни слова не сказал про убийство. В основном он говорил о себе. Когда он начинает улыбаться, смотреть на тебя, как на невиданное чудо и постепенно приходит в такое умиление, что на глазах у него выступают слезы, невольно начинаешь смеяться сама. Я думала, что он доктор медицины, как Ник, но, оказывается, он доктор философии. Он был школьным учителем, журналистом и еще бог весть кем. Он задавал мне бесконечные вопросы о том, чем мы все занимаемся, как проводим время и так далее. Его вопросы показались мне совершенно безобидными. Он перемежал их очень смешными (и абсолютно невероятными) историями. В разгар нашей беседы появился Ник с мрачным лицом и спросил, что смешного мы находим в убийстве Фрэнка. Уф!
Хью задумался.
– Тут дело нечисто, – заключил он и рассказал ей про Чендлера.
Его рассказ длился до той самой минуты, когда принесли кофе; Бренда уже не смеялась.
– Боюсь, что ты прав, – пробормотала она. – Ты думаешь, нам следует…
– Разыскать Чендлера! Этим мы сейчас и займемся. – Он понизил голос. – Мой старик ничего не знает, скорее всего, он попытался бы нас остановить. К несчастью, все источники сведений о Чендлере сегодня недоступны. Мы могли бы выйти на него через Мэдж Стерджес, для чего надо отправиться к ней в больницу, но на это уйдет слишком много времени. Первая возможность – телефон. В справочнике Чендлеры занимают три колонки, в их числе двадцать один А.Чендлер и пять Артуров. К тому же у нас нет оснований полагать, что его имя значится в справочнике; вероятнее всего, он живет в актерском общежитии. Но здесь брезжит хоть какая-то надежда.
Чендлер действительно не значился в телефонном справочнике, но там значились его родители. Втиснувшись в телефонную будку ресторана, наши сыщики впустую тратили монету за монетой, выслушивая отрицательные ответы, но, наконец, при четвертой попытке – этот Чендлер, как ни странно, был фотографом в Фулхэме – им ответил такой резкий женский голос, что трубка около уха Хью затрещала.
– Его нет, – сказал голос. – Кто говорит?
Хью кинул торжествующий взгляд на бледную и нервозную Бренду.
– Моя фамилия Стерджес. Я говорю по поручению моей сестры Мэдж. Не могли бы вы сказать мне, где он?
Телефон так долго молчал, что Хью подумал, не допустил ли он какой-нибудь непростительный промах.
– Если вы брат Мэдж, то как же вы не знаете, где он?
– Я этого не знаю, миссис Чендлер. Ведь вы его мать, не так ли?
По той или иной причине немудреная уловка Хью успокоила женщину.
– Извините, если что не так. Но сегодня его спрашивают уже в третий раз. Сперва звонили из полиции, потом какая-то женщина. В чем дело? У него опять неприятности?
– Надеюсь, нет, миссис Чендлер, но…
Телефон словно обезумел, в трубке затрещало и зарокотало еще громче.
– О Боже, одни только неприятности, неприятности, неприятности. А ведь он учился в прекрасной школе, куда его отправил отец, и даже в Кембридже, если угодно, а теперь только взгляните на него! Не мог удержаться даже на такой работе, в мюзик-холле, среди этой развязной размалеванной публики. Его уволили за то, что он вчера не явился, и приняли обратно только потому, что он, рухнув на колени, уверял, будто был с Мэдж, а это неправда: я не могу мириться с этим, не могу и не буду, так ему и передайте.
– Ладно, миссис Чендлер. Где он?
– Да все там же. В «Орфеуме». Репетирует новый номер. Передайте ему от меня, что если бы у его отца хватило упорства…
