– Ник, пожалуйста, – воскликнула Бренда. Она спрыгнула с крыльца и подбежала к нему.
– Ну-ну, моя дорогая, – сказал Ник, гладя ее по руке. – Я не хочу, чтобы ты думала, будто я ищу сочувствия. Пойми это! Кое-кто из нас уже не так молод, как бы ему хотелось. Но я вовсе не поэтому обращаюсь к суперинтенденту. Нет, я обращаюсь к нему потому, что… Дорогая, у меня в кармане спички и пачка сигарет. Ты не дашь мне огня?
Бренда исполнила его просьбу. Когда она чиркала спичкой, руки у нее дрожали. Хью видел ее лицо над пламенем, оно пылало, и в нем читались сострадание, чувство вины и даже стыд – и в ее выражении молодой человек увидел серьезную опасность всему, что связывало его с Брендой.
Чего доброго, Ник еще завоюет ее.
– Нет! – отчеканил Ник, беря у нее спичку и откидываясь на спинку кресла, под лучами прожекторов вверх поползли кольца голубого дыма. – Так вот, суперинтендент, я, что называется, теоретик. О преступлениях мне известно только по книгам. Но и Фрэнка, и Бренду я всегда учил в случае необходимости мыслить быстро и правильно. Я был для них своего рода наставником.
– Да, дорогой, – подтвердила Бренда серьезным тоном.
– Да. Да? Вы желаете знать, каким образом мужчина весом в сто сорок или сто пятьдесят фунтов и с соответствующим размером ноги смог надеть туфли четвертого размера. Я могу вам сказать, – яростно прошипел Ник. – Но вот в чем беда. Я не держу зла на молодого Роуленда. И не хочу, чтобы вы думали, будто я хочу его обвинить, поскольку это не так…
– Минуту, доктор Янг, – прервал Хедли. – Если у вас есть что нам сказать, говорите.
– Именно это я и делаю. Не знаю, сам ли я додумался или прочел в каком-нибудь рассказе. Но я вспомнил про акробатический трюк, относительно которого Роуленд заключил с Фрэнком пари. Потому-то мне и пришло это на ум. Они держали пари две недели назад. – Ник поднес руку, в которой держал сигарету, ко лбу. – Суперинтендент, вам не нравится странный вид этих следов? И – да поможет нам Бог! – мне тоже. Они словно петляют. Вы говорили то же самое, так ведь?
Хедли едва не потерял терпение:
– Говорил или не говорил, к чему вы клоните, сэр? В чем заключалось пари Роуленда с мистером Доррансом?
– В том, – пробормотал Ник, – что Роуленд пройдет через весь наш сад на руках.
В голове Хью словно раскрылось окно: он понял, к чему клонит старик. Он вспомнил тот вечер в саду. Вспомнил, что до дела так и не дошло. Понял, что, выражаясь фигурально, все переворачивается с ног на голову, грозя его уничтожить.
– Ужасно говорить такие вещи, – сокрушенным тоном уверял Ник. – Но это может сделать любой порядочный гимнаст. Мужчина весом в сто сорок или сто пятьдесят фунтов не может надеть на ноги туфли четвертого размера. Но он может надеть их на руки.
Все это время я опасался, что бедного Фрэнка убили именно таким способом. Парень, убивший Фрэнка, сказал ему: «Хотите побиться об заклад, что я дойду до середины корта в туфлях четвертого размера, которые мне слишком малы?» Фрэнк ответил: «Вам этого не сделать». Тогда убийца берет туфли четвертого размера, надевает их на руки и идет туда на руках. Вот почему следы петляют. Вот почему убийце пришлось разрыхлить землю вокруг тела Фрэнка: придя туда, убийца должен был выпрямиться. Выпрямившись, он обхватил бедного Фрэнка и задушил его…
– Ник! – воскликнула Китти Бэнкрофт.
– …и затем вернулся на руках. Я сказал «опасался», именно это я имел в виду. Почему? Ибо что бы ни случилось, я хочу видеть Бренду счастливой. И она будет счастлива, чего бы мне это ни стоило.
Разные люди, стоявшие у теннисного корта, восприняли это объяснение по-разному. Китти напряженно вглядывалась в пустоту, словно ее посетило неожиданное прозрение. Бренда была готова вот-вот разразиться истерическим смехом. Но ни на кого не произвело оно более странного впечатления, чем на суперинтендента Хедли. После продолжительного молчания Хедли присвистнул и задумчиво проговорил.
– Доктор Янг, я вам очень обязан.
– Вы полагаете, что моя догадка правильна?
– Да, – согласился Хедли с чрезвычайно серьезным видом. – Я полагаю, что, вероятнее всего, вы попали в точку. Клянусь Богом, да! Мы уже имеем мотив, возможность и темперамент. Теперь, когда у нас в руках способ…
– Все в порядке, Бренда, – заверил девушку Ник. – Видит Бог, я бы никогда не пошел на такой шаг, если бы мог иначе. Но, суперинтендент, я не понимаю, зачем ему понадобилось делать это в туфлях Бренды; разве что сперва он хотел бросить на нее подозрение, а затем проявить благородство, ее же выгораживая. Такое вполне вероятно. Мне знаком такой психологический тип. Но, в конце концов, должен же Роуленд питать к ней хоть какое-то чувство…
Суперинтендент Хедли словно пробудился ото сна.
– Роуленд? – переспросил он недоуменно. – Кто говорит, что это Роуленд? Вы?
Ник попытался было привстать, но тут же плюхнулся обратно.
– Нет. Нет, суперинтендент, конечно нет. Но… я имею в виду… что…
– Если вы, сэр, не можете сами догадаться, кого я имею в виду, – отрывисто проговорил Хедли, – то в мои обязанности не входит сообщать вам об этом. Нет ничего более дикого, чем мысль, будто мистер Роуленд может совершить преступление способом, который навлек бы подозрения на мисс Уайт. Кроме того, ни один гимнаст-любитель не осмелится на такой трюк. Он с ним не знаком; ему с ним не справиться; он слишком рискован.
Нет. Человек, о котором я думаю, – профессиональный акробат. Человек, который на моей памяти именно так ходил на руках. Человек, который проделывает это двадцать раз в день. Человек, которому равно сподручно ходить как на ногах, так и на руках. Человек, который сегодня был в этом павильоне. Человек, который вполне мог додуматься до того, чтобы навлечь подозрение на мисс Уайт и хоть как-то отомстить за Мэдж Стерджес. Человек, который обещал убить Дорранса, который был способен убить Дорранса и который, по-видимому, выполнил свое обещание. Премного вам благодарен. Если эти следы вкупе с показаниями мисс Уайт и мистера Роуленда не доказывают его вину, то провалиться мне на этом месте.
Бренда и Хью дружно запротестовали:
– Но…
– Послушайте, суперинтендент, вы не можете этого сделать! Вы не понимаете. Вы все непр…
– Думаю, мне больше нет необходимости затруднять вас, – сказал Хедли, с удовлетворением закрывая записную книжку. – Фелл! Могу я поговорить с вами наедине?
Через двадцать четыре часа Артур Чендлер, который знал про следы не более человека с Луны, был арестован по обвинению в убийстве Фрэнка Дорранса.
Глава 14
Эксперимент
Воскресенье.
Теплое, пасмурное, сырое воскресенье, располагавшее к лености, что, впрочем, не распространялось на Хью Роуленда и Бренду Уайт. Хотя Хью едва ли полагал, что может попасть в более сложное положение, нежели то, в котором он уже оказался, новые неприятности свалились на него, едва он кончил завтракать. Перед тем как покинуть дом Ника, он имел возможность лишь очень кратко переговорить с Брендой.
– Беда в том, – бушевал он, – что ни один из нас никогда не слышал про этого парня, – кстати, как его зовут?
– Чендлер. Так сказал суперинтендент.
– Чендлер. Слон! Кажется, я действительно слышал, как Хедли назвал это имя Нику на подъездной дороге. Но из-за наших собственных неприятностей я совершенно забыл о нем. Во всяком случае, я даже не знал, кто он такой. Акробат! Надо же, не кто-нибудь, а именно акробат! Конечно, его, возможно, не арестуют. Возможно, он сумеет подтвердить свое алиби. Но мы не можем допустить, чтобы на основании наших ложных показании повесили совершенно невинного человека.
– Знаю, что не можем, – почти прорыдала Бренда. – Но что же нам делать?
– Остается только одно. Я должен повидаться с отцом. Он и мистер Гардслив – стреляные воробьи; возможно, они сумеют найти выход. Доброй ночи, дорогая. Утром я тебе позвоню.
– Ну и ночка меня ждет, – сказала Бренда, задрожав. – Я имею в виду Ника. Позвони пораньше.
Пылкий поцелуй, запечатленный им на устах Бренды, более чем красноречиво выразил всю полноту его чувств. Будучи не в том состоянии духа, чтобы возиться с застрявшей машиной, он отправился домой на такси, всю ночь видел пренеприятнейшие сны и после завтрака был готов предстать перед мистером Роулендом-старшим.
Роуленды – отец, мать и сын – жили на Итон-авеню, неподалеку от Швейцарского коттеджа: на улице высоких фантастических домов, где дом Роуленда-старшего был одним из самых высоких и самых фантастических. Роуленд-старший имел обыкновение проводить воскресное утро в своей берлоге за чтением «Обсервер» или «Санди таймс», и тревожить его в это время не полагалось. Хью его потревожил.
Роуленд-старший был маленький человечек в больших очках, и у него давно вошло в привычку уснащать свою речь афоризмами и пословицами самого мрачного свойства. Некоторых людей эта привычка побуждала обращаться для бодрости к спиртному. Но это же заставляло окружающих недооценивать его, к чему он, собственно, и стремился. Человек он был добродушный, но к тому же весьма хитрый и способный. Он выслушал Хью спокойно, к чему он заранее был готов, но при этом несколько раз подходил к окну, дабы убедиться, что миссис Роуленд благополучно пребывает в салу. Затем он принялся комментировать.
