прочитала в новостях, он важной шишкой стал.
Вадим пожимает плечами.
— Весь в государственных делах и заботах. Новая должность ему к лицу, человека не узнать.
Ой ли? Я эту рожу узнала и ни одному слову не поверила.
— Ты с ним виделся?
— Только издалека.
— Значит, точно ты знать не можешь, — делаю вывод.
— Малыш, в определенных кругах все шептались, что твой отец запустил руку в финансы Калмыченко. Он взял свое, бизнес функционирует. Ты придумала себе страшную месть, которой нет и не было. Твой отец умер от сердечного приступа. В присутствии большого скопления людей. Среди белого дня рухнул, сердце не выдержало.
— И все, чем он владел, было завещано кому… Калмыченко? Никого не смутило?!
Меня от злости корежит. Папа святым не был. Он бывал вспыльчивым и злым, когда был помоложе. Потом резко сдал, еще и эти болезни с ногами... Но Калмыченко в сто крат хуже.
Не верю, что папа у него украл. Потому что это ложь. Ему просто не удалось отмыть несколько сделок фирм-однодневок Калмыка, и финансы были слиты в утиль.
Вадим забирает мои руки в свои, придерживает:
— Меня сейчас смущает только одно: что ты до сих пор в бегах, когда в этом давным-давно нет никакой необходимости. Калмыченко плевать. У него дела поинтереснее и поважнее тебя. Кстати, он женился. У него жена и двойня. Примерный семьянин…
Примерный семьянин не врывается ночью в спальни молоденьких девушек и их не держат двое других мужчин, чтобы он мог развлечься.
— Тебе пора оставить прошлое в прошлом и идти вперед. В конце концов, ты избавлена от груза грязного бизнеса отца. А я хорошо обеспечен, и смогу подарить тебе достойное будущее, — обещает Вадим.
— Ты сейчас живешь в другом месте?
— Именно так. Позволь показать тебе наше будущее.
— А если мне не понравится твой дом?
— Малыш, он еще строится, и ты всегда можешь оформить его на свой вкус.
Неплохо.
Да, неплохо. Но восторга я не испытываю, а необходимость лгать Вадиму убивает.
Как убивает понимание, что нет во мне того неискушенного трепета, что раньше. Тогда меня штормило от одной мысли о побеге, о тайном романе с тем, с кем не хотел сводить отец. Кровь будоражило протестом! А сейчас… За год с небольшим впечатления стерлись и поблекли. У меня, будто у собаки, год за десять.
— Мне нужны достойные новые документы. Сможешь организовать?
Брови Вадима взлетают вверх.
— Это привлечет ненужное внимание, к тому же в этом нет никакой необходимости. Скоро ты сама в этом убедишься. Просто позволь тебе показать?
Видя мою нерешительность, он улыбается:
— И разумеется, я достану все, что только пожелаешь. Поехали отсюда.
— Ты на машине?
— Взял в аренду машину с водителем, — кивает.
— Я тоже на машине.
— Наверняка, она ужасна, — наклоняется. — Ужасно неприметна, как твой новый цвет волос.
Это парик. Парик же… Неужели не видно?
Но какого-то черта я глушу в себе разочарование усилием воли и встаю, позволяя Вадиму увести себя.
Извиняются только слабаки и неправые, и во мне тлеет это желание извиниться, что я подвела…
Проклятое чувство вины.
Оттягиваю момент прощания. Ладно, покатаюсь с Вадимом немного, он на классной тачке, потом под каким-нибудь предлогом придется тихо исчезнуть или все-таки сказать, что мне с ним не по пути? Я решаю сложнейшую дилемму в своей жизни, борюсь с совестью и голосом разума. В этой неравной битве ломаются копья.
На заправке водитель заливает полный бак, потом неспешно выруливает на дорогу. По обе стороны машины Вадима появляются два автомобиля. Один из них подрезает, вынуждая притормозить.
Я уже понимаю, что дело — дрянь, но машина оказывается зажатой между двумя другими.
В сторону автомобиля направляются трое крепко сложенных мужчин. Водитель арендованного авто неспешно курит, словно ничему не удивлен.
— Вадим, что происходит? Вадим!
У него сильно дрожит рука. Пальцы впились в мою ладонь, но дрожь такая сильная, что и мою руку потряхивает от его эмоций.
Пульс зашкаливает.
Я понимаю: это ловушка. Ловушка, в которую я сама побежала.
— Прости, — хрипит Вадим.
Меня убивает не то, что он продался! Убивает фраза, которую он добавляет:
— Они бы отыгрались на моей беременной невесте, если бы я не согласился… Ты должна меня понять. Должна меня понять!
Глава 32
Ника
Спустя время
— Она спит, что ли?
Возле меня замирают шаги. Голос знакомый, пробивается сквозь толщу слабости и дремы, которая никак не хочет покидать тело.
— Пока спит, — отзывается охранник.
Мое лицо крутят из стороны в сторону крепкие пальцы.
— Что с лицом, а? Что с лицом моей рыжей сучки?!
Слышится громкий шлепок оплеухи.
— Она пыталась бежать. Хитрая. Ловкая… Пришлось догнать и… Утихомирить. Вкололи снотворное. Спит. Скоро проснуться должна.
— Снотворное?! А доза? Доза какая, бля? У нее сердце больное. Еще полгода назад операцию должны делать. Если она сейчас коньки отбросит, я с тебя шкуру живьем спущу. Пусть прокапают, приведут в порядок! Приоденут! — распоряжается Калмыченко.
С трудом цепляюсь за реальность, нет, лучше еще немного поспать.
***
После очередного пробуждения приходится разглядывать больничный потолок или пялиться в экран телевизора, транслирующего музыкальный канал. Сбежать не удастся, левой рукой пристегнули к кровати. В туалет отводят по расписанию, глаз не спускают.
Глаза горят от слез, которые не могут пролиться.
Я считала себя грязной и испорченной, а Вадим… невесту себе завел. Еще и приплодом наградил. За какой-то жалкий год с небольшим!
Год с небольшим.
Это же совсем немного. Для меня он пролетел быстро, даже слишком. А он…
Предатель.
Привел меня прямиком в лапы Калмыка.
Теперь становится понятно, для кого Вадим строит дом: для своей будущей семьи.
Отматываю наш разговор до исходной точки, переворачиваю все слова, сказанные Вадимом, соотнося их с новыми фактами, которые я недавно узнала.
Наверное, теперь Вадим на Калмыченко работает. Иначе и быть не может…
Что меня ждет? Лучше бы я сидела в доме Дана и помалкивала, кашеварила бугаю…
***
К визиту Калмыченко меня готовят, будто на бал. Пригласили визажиста и мастера по волосам. Красивое золотистое платье подошло бы для выхода на подиум.
Мрачно наблюдаю за всеми приготовлениями. Синяк на лице маскируют тщательно, даже заново рисуют поверх конопушки, чтобы не портить общий вид. Девочки не говорят ничего лишнего, делают свою работу, но изредка
