«Алхимик должен обитать вдали от людей, в собственном доме, в котором должны быть две или три комнаты, предназначенные исключительно для занятий сублимацией, растворением и дистилляцией*.
Алхимик должен быть молчаливым и скромным. Он не должен никому открывать результаты своих операций. Он должен жить в уединении, вдали от людей**.
Он должен выбирать для своих операций подходящее время — иначе говоря, ему следует удостовериться, благоприятно ли расположение звезд на небе.
Он должен быть терпеливым и упорным.
Он должен действовать сообразно правилам: растирание, сублимация, фиксация, кальцинация, растворение, дистилляция и коагуляция.
Он должен использовать в своей работе только сосуды из стекла и керамики, покрытой глазурью.
Он должен быть достаточно богатым, дабы иметь возможность покрывать расходы, связанные с проведением работ.
И, наконец, он должен избегать всяческих контактов с князьями и правителями».
Таким образом, Альберт Великий полагал, что надеяться на успех Великого Делания может лишь хорошо обеспеченный человек с прочным положением в обществе, всерьез решивший заняться алхимическими поисками. Однако немало было таких людей, которые решались пускаться на поиски чудесного способа реализации Великого Делания, находясь в материальном положении, весьма далеком от того, чтобы не знать финансовых проблем. Впрочем, Альберт Великий и сам признает это:
«Я знавал некогда богатых ученых, аббатов, управляющих, лекарей[43] и людей вовсе без образования, которые даром потратили свои деньги и время на поиски подобного рода. И тем не менее их пример не обескуражил меня. Я трудился, не ведая усталости, я путешествовал из страны в страну, спрашивая самого себя: "Если эта вещь существует, то какова она, а если ее нет, то по какой причине?[44]»
Зная, сколь большую роль играли, еще задолго до начала книгопечатания, алхимические трактаты (зачастую носившие пышные и поэтичные названия[45]), можно было бы, пожалуй, удивиться, натолкнувшись на сообщение о том, что неграмотные посвящали себя поискам путей реализации Великого Делания. И тем не менее такое было вполне возможно: существовали неграмотные, обладавшие великолепной зрительной памятью, позволявшей им запоминать в мельчайших деталях все операции, последовательно реализуемые в процессе Великого Делания. В XVII веке (здесь мы далеко выходим за хронологические рамки нашего исследования, но случай сам по себе очень показателен), в годы правления Людовика XIII, некий Винаш имел бесстыдство хвалиться, что знает в мельчайших деталях, хотя при этом не умеет ни читать, ни писать, все действия, которые должны совершаться, дабы успешно выполнить лабораторные операции. Кардинал Ришелье, узнав об этом, велел схватить наглеца, которого, посадив в Бастилию, подвергли пыткам в надежде принудить его открыть секрет трансмутации, прежде чем дать ему смертельную дозу яда.
Альберт Великий отмечал, опираясь на собственный опыт, что в высшей мере полезно совершать путешествия как начинающим алхимикам, так и признанным делателям. И действительно, эти поездки играли решающую роль в карьере большинства алхимиков в Средние века.
На первый взгляд частота путешествий, предпринимавшихся в Средние века людьми, не располагавшими столь быстрыми средствами передвижения, как в наши дни, воистину поразительна. Тем более что количество путешественников, имевших собственных коней или арендовавших их на время пути, было ничтожно мало по сравнению с массой передвигавшихся по дорогам на своих двоих! Но прав будет тот, кто скажет, что зато средневековый путешественник (передвигался ли он на коне, пешком или на корабле) был свободен от необходимости заранее побеспокоиться о получении паспорта, визы или хотя бы простого удостоверения личности. Более того, путешественник в те времена не сталкивался с серьезными финансовыми затруднениями, даже если его собственные ресурсы были незначительны: на всем протяжении своего пути он находил (если был не в состоянии покрыть расходы на постоялый двор и не встречал тут и там возможность переночевать в крытом гумне) стол и кров в приютах и гостиницах, содержавшихся различными монашескими орденами, особенно вдоль маршрутов, по которым двигались паломники. Нищенство в те времена вовсе не представляло собой серьезный проступок в глазах общественной морали,[46] и многие бедные паломники, направляясь в Сантьяго-де-Ком-постела или в иное почитаемое место, не пренебрегали возможностью — и это никогда не считалось бесчестием для них — прибегнуть в случае необходимости к людскому милосердию, дабы пополнить свою мошну.
Далее мы еще увидим, как Николя Фламель — и он конечно же не был первым из тех, кто отправился в столь дальнее путешествие, — повстречал в Испании учителя, которого столько лет тщетно искал в Париже.
Чему же учил своего ученика учитель, которым мог быть (иначе это был самозванец-шарлатан) в принципе только адепт, сам уже преуспевший в свершении Великого Делания? Совершенно оставляя в стороне сферу — хотя, как мы уже видели, и очень важную — молельни (предназначенной для занятий духовными упражнениями), отметим, что только вмешательство учителя позволяло алхимику избежать печальной участи провести, действуя методом проб и ошибок, юность, зрелость, а иногда и всю жизнь в тщетных поисках ключа к алхимическим секретам. Существовали две вещи, о которых в трактатах говорилось преднамеренно завуалировано, темным, не поддающимся расшифровке языком, поэтому без помощи учителя, словно посланного ему самим Провидением, дабы растолковать все секреты, ученик не мог отыскать верный путь — будь то в манускриптах или бесконечных разговорах с подобными ему простыми эмпириками. Во-первых, это сведения о первичной материи, из которой надлежало исходить при выполнении операций, являвшихся этапами на пути к успешному свершению Великого Делания. Во-вторых, в трактатах, циркулировавших среди делателей, обязательно отсутствовали одно или два упоминания о порядке выполнения операций, а без этих сведений их ждала фатальная неудача. Если не было учителя, способного сообщить недостающие сведения, то начинающий алхимик оказывался в ситуации шпиона, сумевшего раздобыть секретные чертежи машины, в которых преднамеренно пропущены небольшие, но имеющие ключевое значение детали; без них все попытки изготовить машину будут обречены на неудачу.
Сверху вниз по социальной лестнице
Алхимиков, истинных или ложных, можно было встретить во всех слоях общества.
В Средние века во Франции, как и в других государствах Западной Европы, общество состояло из трех основных социальных групп. Достигнув апогея своего развития в XIII веке, в XV столетии оно уже стало проявлять признаки упадка, предвещавшие великий социальный и экономический переворот эпохи Ренессанса.
Каждый из этих трех общественных классов или сословий, составлявших социальную пирамиду христианского Средневековья, имел свои учреждения. Эту пирамиду можно сравнить с кастовой системой в брахманистской Индии, за исключением одного очень важного нюанса: границы между сословиями в средневековом христианском обществе были гораздо более гибкими и подвижными, чем в Индии (западноевропейский простолюдин мог войти в состав благородного сословия или — что было гораздо проще — вступить в один из монашеских орденов).
Первое сословие составляло духовенство (белое духовенство и монашество), единственный класс, по крайней мере в Западной Европе, совершенно не наследственный ввиду того, что католическая церковь предписывала своим служителям безбрачие (целибат).[47]
В Средние века духовенство представляло собой весьма многочисленный класс, доля которого от общей численности населения была значительно больше, чем в наши дни, даже в таких приверженных католической вере странах, как Италия и Испания. Процветало несметное количество церквей, больших и маленьких, часовен, мужских и женских монастырей. Согласно приблизительным подсчетам, доля мужчин и женщин, вступивших в монастыри в сравнении с общей численностью населения в средневековой Западной Европе оказывается столь же значительной, как и в Тибете (который отличался явным избытком ламаистского монашества) перед аннексией его коммунистическим Китаем. Лишь в Новое время появятся первые истинно неверующие, в Средние же века хотя и встречались неординарные мыслители (и порой даже очень смелые) в области теологии и философии, равно как и всякого рода еретики, все же не было еще настоящих атеистов, вольнодумцев в современном смысле этого слова. Впрочем, существование весьма многочисленных церковных учреждений еще долго будет находить оправдание в двух весомых социальных причинах. С одной стороны, в то время, когда господствовало право первородства, когда обычным делом были, несмотря на устрашающе высокий уровень детской смертности, многодетные семьи, церковь давала младшим отпрыскам возможность включиться в иерархическую структуру общества, заняв ту или иную духовную должность. С другой же стороны, вступление в один из духовных орденов, доступ в которые был открыт для всех, даже для выходцев из простого сословия, давало простолюдинам возможность подняться по социальной лестнице, преуспеть в жизни, что для большинства из них было бы невозможно иным способом.
