различать голоса, отделять факты от эмоций, видеть правду. Но есть один вопрос, который я задаю им снова и снова и не получаю ответа.
Киёми-сама наконец обернулась. Взгляд ее темных глаз так и впился в меня, будто хотел пронзить насквозь.
– Думаю, и у тебя есть вопросы, – продолжила она. Ее голос начал подрагивать – маска спокойствия потихоньку таяла. – И я постараюсь ответить. Но сперва поведай мне свою историю. Кто ты? Где была все эти шестнадцать лет? Рассказывал ли тебе твой отец о прошлом, о твоем происхождении? Подозревала ли ты, что твое настоящее место где-то еще?
Я нахмурилась.
– Мой… отец? – шепотом переспросила я. – Вы его знали?
– Ну еще бы, – на миг Киёми-саму охватил пламенный гнев. – Он был моим мужем. Я его любила, делилась всем, что было у меня самой, а он предал меня и все, что мне дорого. – Она выдержала паузу, поникла и вся словно бы сразу постарела на несколько десятков лет. – Он ни разу не упоминал обо мне?
– Я… ни разу его не видела, – с запинкой ответила я. – Меня нашли на ступеньках храма в горах Клана Земли. Я была воспитана там же монахами. Они научили меня всему, но… о семье ни разу не упоминали. Наверное, тоже не знали, откуда я взялась.
– Вот как, – прошептала даймё и опустилась на деревянную скамейку у края беседки. – Получается, он предал нас обеих.
Я осторожно устроилась на краешке скамейки напротив нее. Киёми-сама смотрела на воду отсутствующим взглядом, точно воскрешала давно стертые воспоминания. Воспоминания, к которым совсем не хотелось возвращаться.
– Твой отец был ёкаем, – наконец произнесла она. – Впрочем, это и так очевидно, ведь ты наполовину кицунэ. Моего мужа звали Цуки Тосимоко, он был выходцем из аристократической семьи, весьма уважаемой в Клане Луны. У нас, само собой, был брак по расчету. Я, как наследница семейства Цуки, была обещана в жены Тосимоко, когда мне было всего шесть, а свадьбу мы сыграли, когда мне исполнилось четырнадцать.
– Простите, Киёми-сама, я немного запуталась. Вы сказали, что мой отец был ёкаем. Получается, Тосимоко-сама…
– Сначала – нет, – сказала женщина. – В этом я уверена. – В ответ на мой изумленный взгляд она покачала головой. – Понимаю, Юмеко-сан, рассказ получается путаный. У меня самой шестнадцать лет ушло, чтобы разобраться в случившемся, и я по сей день точно не знаю, когда на сцену вышел твой отец. Как не знаю и того, что же случилось с настоящим Тосимоко, хоть и боюсь, что ответ очевиден. Пожалуйста, наберись терпения. Я попробую объяснить.
Я прикусила губу и затихла, хотя напряжение внутри нарастало с каждым мигом. Внутри словно бы затянулся тугой узел, чувство было такое, словно я стою у края бездны и земля подо мной вот-вот обвалится. Даймё Клана Луны выдержала паузу, потом снова посмотрела на воду.
– Первые несколько лет все шло своим чередом. Мой муж был хорошим человеком – благородным и верным. Правда, держался холодновато, но это все потому, что служба Клану Луны требовала слишком много времени и сил, и он подходил к ней со всей ответственностью. Брак устраивал нас обоих, его омрачало лишь то, что я никак не могла подарить супругу наследника. Думаю, он презирал меня за это, хоть вслух никогда бы в этом не признался. А потом в один прекрасный день мой муж… изменился. – Киёми-сама сдвинула брови и поджала губы – казалось, она старательно подбирает слова. – Нет, не совсем так. А то можно подумать, что Тосимоко вдруг забыл, кто он такой. Не помню, когда начала это замечать, но он резко стал внимательнее, добрее и участливее ко мне. Жестоким он никогда не был – мы всегда были друг с другом обходительны, – но только тогда наши отношения потеплели. В нем проснулся искренний интерес ко мне, моим мыслям и идеям, он стал просить, чтобы я делилась с ним мечтами и страхами. Я впервые почувствовала, что я ему небезразлична, что меня понимают. Месяцы шли, и я начала в него влюбляться. А когда поняла, что беременна, решила, что это благословение богов. Как это ни глупо, я думала, что наша любовь вдохнула жизнь в мое бесплодное лоно, ведь любовь побеждает все и творит невозможное. – Даймё горько улыбнулась. – Сейчас мне и самой смешно от этих мыслей, а тогда я была молода и полна блаженного счастья. Оглядываясь назад, могу признаться, что эти девять месяцев пролетели как в сладком сне. – Она глубоко вздохнула и помрачнела. – А потом греза разлетелась на осколки, а ей на смену пришел кошмар, в котором я живу и по сей день.
По моей спине пробежал холодок. Киёми-сама не отрывала взгляда от воды. На лице даймё все сильнее проступала печальная отрешенность.
– Роды прошли… с осложнениями, – проговорила она. – Я потеряла много крови, а под конец начала бредить. Воспоминания у меня смутные, точно все это мне только приснилось. Но я помню, как отчаянно боялась потерять ребенка, как умоляла повитух спасти его от смерти. А дальше… – Даймё содрогнулась. Голос перестал ее слушаться. – Я то теряла сознание, то приходила в себя и точно помню, что в какой-то момент подняла взгляд и увидела мужа. В ту ночь он… казался таким чужим, а глаза у него… были желтые-желтые, как огонек свечи, и горели во тьме. Он заговорил со мной… слова уже стерлись из памяти, но тогда они пробудили во мне страх, ярость и отчаяние. Я думала, это просто кошмарный сон, но потом, когда проснулась и спросила, где же мой малыш… – Губы даймё задрожали, ей пришлось прерваться. После судорожного вдоха она наконец смогла продолжить. – Мне сказали, что ребенок и муж бесследно исчезли – просто растворились под покровом ночи, и никто их больше не видел.
Я прикусила щеку изнутри. Горло так сдавило, что стало трудно дышать.
– Мне… очень жаль, – прошептала я, не зная, что сказать.
– Я так ее искала, – продолжала даймё вполголоса, точно и не слышала меня. – Я прочесала все острова Клана Луны, заглянула в каждую щелочку, в каждый уголочек, во все пещеры и в самые непроходимые леса. Я отправляла на материк священников, воинов, даже наемных солдат в надежде, что они отыщут мою похищенную малышку и мужа, предавшего всех нас. Но не удалось найти ни следа. Мой супруг и дитя словно сквозь землю провалились. Потянулись годы. Я старалась жить дальше, пыталась забыть, что у меня есть дочь, хоть и понимала, что это невозможно. Нельзя вот так много месяцев носить в себе жизнь, а потом с ней
