Ростовцев слушал его вроде рассеянно, смотрел куда-то в сторону, а сам в это время сильно заволновался, — то, что предложил Гонтарь, было у него, что называется, под рукой. Он даже не заметил, что его гость давно молчит.
— Скажу тебе так… — спохватился наконец Ростовцев. — Идею ты принес хорошую, но на это дело надо искать людей крупных, а они на улице не валяются.
— Беретесь за это? — оживился Гонтарь.
— Пока ничего не скажу. Буду думать. Если что — позову…
Глава шестнадцатая
Клонился к вечеру солнечный, но уже совсем холодный день. Осень в этом году обнаружилась рановато, и оттого всем казалось, что она затянулась. Порывистый ветер гонял по воде зябкую рябь; там, где солнце спускалось к горизонту, и эта рябь, и волны вспыхивали холодным золотым блеском. Навигация еще не была закрыта, но москвичи что-то уж не торопились воспользоваться услугами пароходства, и прогулочные теплоходы отваливали от причалов Химкинского порта почти пустые и без обычной людской толкотни на пристани. К тому же и день был будний.
В ресторане порта тоже было пусто — вечерняя публика еще не начала съезжаться, и только на веранде за столом, не покрытым скатертью, сидели двое мужчин. Ресторан на веранде уже был свернут, и они сами принесли из буфета две бутылки пива, окаменевшие бутерброды и теперь неторопливо поцеживали пиво и вели разговор внешне спокойный, даже ленивый, но по тому, как они то и дело пристально всматривались друг в друга, было видно, сколь он им важен. Оба были в темных деловых костюмах и неброских галстуках. Один из них, Александр Платонович Ростовцев, — рослый, седоголовый, с красивым, но несколько отяжелевшим лицом. У него были выпуклые, необыкновенно живые губы, когда он говорил, они мимолетными движениями выражали и иронию, и злость, и непонимание, и радость… Его собеседник Кузьма Аверкиевич Кичигин — широкоплечий крепыш, чуть медлительный в словах и в жестах, да и во всем его облике была какая-то вальяжность или, может быть, подчеркнутая небрежность к себе, вот и костюм у него был довольно мят, и галстучный узел вылез из воротничка, и брился он, кажется, не сегодня — на лице серый налет, будто тень. Но от всего, этого отвлекал взгляд его глаз металлического цвета из-под густых бровей. Они смотрели в мир открыто и весело, а могли мгновенно вспыхнуть беспощадной злостью, и тогда над ним сдвигались вплотную темные брови. Сейчас его глаза были очень внимательными. Разговор у мужчин был немногословный, с длинными паузами.
Два этих человека могли быть названы друзьями, но это была дружба весьма своеобразная, друг друга они не уважали, и каждый считал другого недостойным его дружбы. Но были времена, когда стоило у одного из них появиться какой-нибудь перспективной идее, как урвать побольше денег, он звал на помощь другого. Позже их пути разошлись.
Сейчас здесь, на веранде ресторана в Химках, Александр Платонович Ростовцев излагал Кузьме Аверкиевичу Кичигину будто бы им самим открытую идею, как поживиться за счет разбогатевших колхозов. Большеротый Гонтарь даже представить себе не мог, как вовремя и к месту возник он со своим нескладным опытом, в основе которого Ростовцев сразу же усмотрел весьма перспективные и вполне реальные возможности обогатиться. Кичигин работает заместителем начальника одного из самых важных отделов Министерства автомобильной промышленности, а сам Александр Платонович — на ответственной работе в учреждении, занимающемся поставкой за границу всяческой автотехники, так что сама судьба повелела им снова объединиться.
— В общем, ясно одно: в колхозах сейчас скопилась пропасть денег, и их можно довольно безопасно оттуда вынуть. — Ростовцев сказал это убежденно, как собственное открытие, и в упор уставился на собеседника. А тот молчал и увлеченно смотрел, как под собственную бравурную музыку причаливал прогулочный пароход. Когда с него на асфальт пристани сошло несколько пассажиров, направившихся к главной лестнице вокзала, он перестал наблюдать за ними и повернулся к Ростовцеву.
— А почему, Александр Платонович, речь идет только о колхозах? Вы, как всегда, видите все не совсем точно и поверху. А дело в общем явлении — ассигнования государства и на другие необходимейшие дела очень часто опережают возможности свершения этих дел… — тихим вкрадчивым баском проговорил Кичигин, шевельнув густыми бровями. — У нас в министерстве на всех этажах толпятся представители из самых разных организаций, и у них тоже денег до черта…
Они смотрели друг на друга и молчали. Наконец Александр Платонович еле заметно кивнул и ответил тихо:
— Вы правы, Кузьма Аверкиевич… — и спросил с улыбкой: — Но где взять столько старых такси?
На это Кичигин неожиданно рассмеялся:
— Поищем… Май-бабах…
Непонятное нам упоминание Ростовцевым о старых такси воскресило их уже далекое прошлое. Когда-то они учились в одном институте, а вскоре после войны Кичигин стал директором таксомоторного парка в Москве. Ростовцев в то время из служебной командировки в Германию изловчился пригнать «трофей» — легковой автомобиль марки «Майбах» — дряхлую двенадцатицилиндровую громадину, вступившую в пору, когда все в ней начинало сыпаться. Умельцы из таксомоторного парка Кичигина подштопали старика «Майбаха», и летом Кичигин вместе с Ростовцевым с грехом пополам добрались на нем до Абхазии, где продали старика за совершенно баснословную цену.
Получив кучу денег, Кичигин с Ростовцевым поспешили покинуть до безрассудства гостеприимную Абхазию и отпуск шикарно проводили в Крыму… Впоследствии этот эпизод из их деловой жизни они вспоминали под кодовым названием «Май-бабах» и, вспоминая, смеялись до слез. Потом, позже, они провели опять-таки совместную операцию уже в кичигинском парке такси. Он составил акт на списание в металлолом трех действительно разбитых вдребезги такси. Ростовцев, в это время работавший в управлении автотранспорта Москвы, ночью забрал из гаража эти старые такси, но свез их не на свалку металлолома, а туда, где его уже ждали денежные покупатели. Это были все те же темпераментные южане, обуреваемые болезненной страстью иметь собственные машины.
— Нам только рама нужна и чтоб на ней был номер, — смеялись они, отсчитывая Ростовцеву замусоленные пятерки, полученные ими от москвичей на столичных рынках. Сколько им стоило потом сделать из этого старья автомобили, подумать страшно, но не дешево платили они и за это старье…
И сейчас, в серьезном разговоре на веранде химкинского ресторана, вопрос Ростовцева, «где мы возьмем столько старых такси», был, что называется, очень к слову, и деловой разговор продолжался.
— Ведь все решает количество старых такси… — развивал мысль Ростовцев. — Как говорят в Одессе, чтобы иметь, надо иметь…
И опять Кичигин молча наблюдал жизнь причала, где сейчас судов не было и только чайки расположились на его краю бесконечным белым многоточием.
— Я думал об этом, — резко повернулся к собеседнику Кичигин. — Старых такси может быть очень много, необходимо только подключить к делу разные ведомства. Ваше, например, тоже…
— С моим надо поосторожнее, всякий товар, идущий от нас за границу, под тайным контролем, — помолчав, сказал Ростовцев.
— Ничего, можно и у вас, — недобро сверкнули глаза Кичигина.
— Не представляю…
Злые глаза Кичигина из-под сдвинутых бровей вонзились в красивое лицо Ростовцева:
— Не представляете или боитесь?
Ростовцев молчал, смотрел сощурясь туда, где рябь на воде играла холодным золотым блеском.
— Ладно, не робейте, мы всё хорошо продумаем и будем делать то, что нам выгодно, но не опасно. Но уверяю вас — можно придумать, как запрячь и ваше объединение. Разве нельзя заслать вам… по ошибке… парочку кузовов для «Волги», а потом ошибку обнаружить, а кузова пустить туда, куда нам надо. А? Что скажете, храбрейший Александр Платонович? — Кичигин рассмеялся, и глаза его под прыгающими бровями заискрились весельем.
— В такой ситуации это возможно, — немного обиженно согласился Ростовцев.
— Слава богу, — легко подхватил Кичигин. — Ну, а моей обязанностью будет создавать для вас подобные ситуации почаще — вот и все. А то я, признаться, загрустил: что, думаю, за парадокс — принес человек неплохую идею, а сам в кусты… Не обижайтесь, пожалуйста, но все-таки останется фактом, что во всех наших с вами начинаниях самое трудное и рискованное почему-то выпадало мне. Что? Неправда? — Металлические глаза будто пригвоздили Ростовцева, он молчал… — Вернемся к делу, — уже по-доброму продолжал Кичигин. — Есть потенциально полезные организации и кроме вашей, и их немало, и в каждой можно подыскать подходящего человечка. Это, конечно, если вашу идею ставить на настоящие рельсы. Возьмите ту же «Сельхозтехнику». Знаете, кто там сидит на полезном нам месте? Голубовский.
