Да, очень они разные — Кичигин и Ростовцев. С тех пор, когда они провернули выгодные гешефты с «Майбахом» и со старыми такси, прошло немало лет. Ростовцев казался Кичигину опасно легковатым, не очень серьезным человеком, чересчур доверяться которому не следует. Но Кичигин не знал о весьма смелых и масштабных делах, в которых Ростовцев участвовал, работая на юге, и когда его напарником был Залесский.
Теперь Кичигин задумался о том, что новое дело почти целиком будет происходить в министерстве, где он работает. До этого его принципом было — левое дело подальше от службы. Сейчас этому принципу придется изменить, но тем более опасным видится ему Ростовцев…
В свою очередь и Ростовцев не очень-то был рад восстановлению их старого «тандема», он не мог забыть, что Кичигин в любом деле хочет быть первым и командовать. Но нельзя было обойти Кичигина, учитывая, что тот работает в министерстве, где они будут орудовать.
Кичигин окинул взглядом все глубже тонущую в вечерних огнях Театральную площадь и почувствовал знобящий холод. Ветер гнал по дорожкам садика снежную крупу и сухие листья…
Домой Кичигину идти не хотелось — неуютно было ему дома. И жена и сын жили как-то от него обособленно, о том, что нужно сыну, он обычно узнавал от жены. Вдруг утром, уходя на работу, роняла небрежно: «Володьке нужен костюм…» И тогда он, не очень точно зная, сколько может стоить костюм для парня, оставлял ему деньги в конверте с надписью «На костюм». Жена его делала свою служебную карьеру в сфере легкой промышленности. Их душевная близость умерла давным-давно, да и была ли она когда-нибудь? Жена была права, когда в минуты крутых разговоров спокойно напоминала ему: «Ты женился не на мне, а на московской квартире — вспомни». Так оно и было, если уж быть до конца откровенным.
Глава семнадцатая
Секретарь партийной организации главка Сергей Сергеевич Фролов пришел в министерство в восьмом часу утра, и ему пришлось долго жать кнопку звонка, прежде чем за стеклянной дверью появился заспанный вахтер.
— А я-то думаю, господи, кто же это в такую рань? — бормотал он, пропуская Фролова. — Неужто, думаю, опять пьяный какой, как давеча…
— Трезвый, трезвый, — смеялся Фролов.
В партбюро еще пахло вчерашними курильщиками, готовившими проект резолюции сегодняшнего открытого партийного собрания, они разошлись только за полночь, оставив после себя полог синего дыма.
Фролов торопливо распахнул окно — сам он не курил, табачного запаха не терпел, но запретить курение в комнате партбюро считал актом недемократичным.
Через окно в комнату хлынул холод и донесся пока тихий голос улицы: шорох автомобильных шин, человеческих шагов, хлопанье троллейбусных дверей где-то на остановке, приглушенный гул высоко летящего самолета. И вдруг ясный, как в кино, голос: «Олечка, с воздушным приветом!» — это крановщик на соседней стройке каждое утро так приветствует какую-то дивчину.
Послушав немного улицу, Фролов занялся проектом резолюции — читал медленно, зорко, слово за словом…
Сергей Сергеевич избран секретарем недавно, еще и года нет. Инженер по образованию, он обладал хорошей для партийного работника чертой — любопытством к человеку — и поэтому лично хорошо знал в своем главке множество людей. На отчетно-выборном собрании голосование для него прошло не совсем гладко, ему накидали порядочно голосов против, он об этом все время помнил и старался работать как можно лучше, но одного старания оказалось мало, нужен был опыт. В главке работал народ образованный, языкастый — смотри да смотри за каждым своим словом.
На первый взгляд общая задача была предельно ясна — нужно, чтобы все, в главке работали умело, инициативно, с полной отдачей сил, и, надо думать, это все понимали, и поэтому дела шли неплохо, а со стороны руководства министерства никаких особых претензий к главку не было. Но Фролова тревожило многое… слабая трудовая дисциплина, постой утром у входа — сколько сотрудников беспардонно опаздывают? Курилки на лестницах… Нет никакого общения сотрудников вне службы, собрания не в счет. О коллективных походах в театры или музеи давно позабыли, не проводятся свои вечера отдыха. Надо решительно перестраивать политическую учебу, которая во многом проводится формально, не вызывая живого интереса… Плохо обеспечен обеденный перерыв, свои буфеты оставляют желать лучшего, многие ходят в окрестные кафе и столовые, еле успевают за час и вместо отдыха получается питание с нервотрепкой… Или вот еще его заботит, почему на совещаниях то и дело возникают такие резкие споры, что недалеко до взаимных оскорблений? Он наблюдал это давно и хотел разобраться, отчего это происходит. Ведь нельзя же это считать признаком деловитости? Не поднять ли этот вопрос на сегодняшнем собрании? Нет, вопрос этот, если поднимать, надо очень хорошо подготовить и привлечь к этому многих коммунистов. Кроме всего, говорят, что с таким же накалом бывают разговоры и на каждой коллегии у министра. А что, если поговорить об этом с министром? Фролова давно интересовал этот человек, которому партия, государство доверили важнейшую отрасль промышленности. Всем в министерстве известно, что он дотошно знает все циклы производства, сам когда-то начинал с работы токарем и к высокому своему посту поднимался по не легкой лестнице, не случайно он пользуется большим авторитетом среди рабочих и специалистов. Но почему же он допускает такой стиль на коллегиях? Очень хотел бы Фролов поговорить с ним об этом, но это уж когда-нибудь потом, позже. Пока надо заниматься тем, что ему самому понятно и что по силам.
Первое, за что он взялся, став секретарем, — трудовая дисциплина. Взялся крепко, как умел, мобилизовал коммунистов, комсомольцев, это уже дало результаты, и про опыт коммунистов главка заговорили в министерстве. Фролов почувствовал себя увереннее. Теперь он думал, как оживить, сделать более интересным политическое просвещение. Об этом он сегодня скажет в своем выступлении…
Сегодня, однако, собрание не обычное — доклад на нем о работе отрасли пожелал сделать сам министр, сказал, что этот главк подразделение в министерстве очень важное, и он хочет послушать, что скажут его работники. Фролов поначалу обрадовался, а теперь тревожился — а вдруг собрание министру не понравится?
Доклад министра Фролов уже прочитал, он спокойный, стороннему человеку мог показаться даже скучноватым из-за обилия цифр, но слышать его будут люди, для которых каждая цифра — это их непосредственное дело. Фролов считал очень полезным, что коммунисты смогут представить себе весь объем отрасли и соотнести с этим свой личный труд. Его самого при чтении доклада взволновало ощущение громадного масштаба отрасли и сложнейшая взаимосвязь разбросанных по стране предприятий министерства. Никогда раньше он не представлял себе практически, что же такое всего одна отрасль промышленности нашего государства и как же трудно ею руководить. Тем острее ощутил он чувство ответственности за свою работу не только в главке, но и в министерстве.
…Учился Фролов и на этом партийном собрании, учился отвечать за все и за всех. После доклада министра ораторы — один резко, другой осторожно — критиковали недостатки в работе главка и министерства, но странным образом даже острая критика никого лично не затрагивала. Зал слушал ораторов спокойно, если не равнодушно.
Фролов остался недоволен и своим выступлением. Он нарочно взял слово не в конце прений, как вроде бы ему полагалось, чтобы заключить разговор, и почти всю речь посвятил производственной дисциплине, воспитанию в каждом сотруднике чувства ответственности на своем рабочем месте. Ему показалось, что он говорил об очень элементарном и известном каждому.
Все же одно выступление резко нарушило спокойное течение собрания. На трибуну поднялся совсем молодой человек, который начал с того, что объяснил, кто он такой — он уже больше года работает в министерстве, сюда направлен из института по распределению, его специальность — электронно-вычислительные машины. После этого он поблагодарил президиум за предоставление ему слова, поскольку его не было в списке заранее подготовленных ораторов. В зале возникло оживление, кто-то даже пытался захлопать, на что молодой инженер предостерегающе взметнул руку и сказал:
— Не губите, помилуйте…
В зале — дружный и явно благожелательный смех.
Последовала реплика министра:
— Может, вы перейдете от эстрады к делу?
Молодой человек согласно закивал, головой и, помолчав немного, сказал звонко:
— Я обвиняю руководство министерства, и в первую очередь товарища министра, в косном отношении к организации в министерстве автоматизированной системы управления.
Министр спокойно смотрел на оратора — ну, ну, давай дальше, мы внимательно слушаем…
