я начинаю трещать без умолку, чтобы хоть как-то заполнить пустоту. О погоде, о проведенных детских годах в селе у бабушки, где гусь Андрюшка был самым преданным и горячо любимым другом. Даже о сваренном бабушкином варенье из чайной розы, которое было гораздо вкуснее любого деликатеса.
— У меня тоже есть друг… — неуверенно тянет Тима, стыдливо опуская глаза. — Он со мной по заброшкам бродил. Я с ним всегда едой делился.
— И как же зовут твоего друга? — подобно утопающему хватаюсь за информацию, стараясь выведать как можно больше.
— Кот, — пожимает плечами ребенок. — Я не придумал ничего лучше. Просто кот.
— Так твой друг — это кот?
— Угу, — мычит Тимка. — Но он хороший, правда. Верный. Самый лучший.
— Скучаешь? — улыбаюсь едва заметно, прекрасно понимая, что скоро наше маленькое семейство ждет одно пушистое пополнение.
— Очень. Он, наверное, переживает и ждет меня. Он всегда ждет…
— Почему раньше не рассказывал? — спрашиваю, впрочем, сама осознавая, какой ответ меня ждет.
Тима банально боялся. Боялся довериться, открыться, рассказать. Боялся, так до конца и не осознав, что отнюдь не на миг я в его жизни, а навсегда. Что не брошу, не предам, как это делали другие.
— Пойдем, — решительно поднимаюсь со своего места и выключаю духовку, в которой томится еще сырой пирог.
— Куда? — удивленно хлопает длинными ресницами детёныш.
— Как это «куда»?! Будем искать твоего кота. Не дело это по улицам беспризорником ходить.
— Правда? — и столько надежды в глазах этого маленького человечка, что кажется своим светом затмит даже самый яркий всполох во всей вселенной.
— Самая настоящая, — невольно улыбаюсь я.
— А как же пирог?
— Не велика беда, — отмахиваюсь я. — Испечем другой.
Мы собираемся настолько спешно, что даже не замечаем, как терзавшие ранее мысли отступаю на второй план. Тима предвкушает встречу с другом, а я просто любуюсь маленьким мальчиком, который впервые светится солнышком и не скрывает этого. Ну морщит нос, не хмурит губы, а просто улыбается, пусть и старательно пытается это скрыть. А потом и вовсе подается порыву. И когда я совсем этого не ожидаю, неумело прерывисто одной рукой обнимает меня, чтобы затем стыдливо отпрянуть и прошептать едва слышно: «Спасибо».
Мне требуется всего секунда, спустя которую я пересекаю образовавшиеся между нами расстояние и прижимаю ребенка. Моего ребенка. Ребенка, который не иначе как спас меня от самой себя.
Мы стоим так едва ли пару секунд, а потом я, вопреки вопящим и беснующимся материнским чувствам, отпускаю его. Чтобы ни спугнуть, ни нарушить ту тоненькую ниточку между нами.
Я чувствую себя сапером на заминированной территории. Нельзя ошибиться, иначе рванет. И ты лавируешь, пытаешься подобрать нужный путь, страшась сделать что-то не так. Ибо подорвавшись единожды, второго шанса у тебя уж точно не будет.
— А вы далеко собрались, авантюристы? — раздается голос Сергея, вслед за щелчком двери, когда мы собранные и одетые, стоим в прихожей.
Сердце сжимается, делает кульбит, а потом сознание затапливает чистая концентрированная радость. Он вернулся…Ко мне вернулся…
Делаю маленький шаг навстречу, всего на миг прижимаясь к его твердой груди и тут же отхожу, чтобы не смущать Тимофея.
— Кота искать, — неуверенно тянет Тимка, когда как я молча улыбаюсь и смотрю Цареву прямо в глаза.
— Какого кота, Яна? — слишком уж обреченно звучит его голос в прихожей нашей квартиры.
Я совсем как Тимофей жму плечами, ласково провожу по торчащему вихрю на Тимкином затылке, а затем в защитном жесте прижимая ребенка к себе.
— Нашего. Нашего кота, Сереж.
— А у нас есть кот?
— Теперь — да, — улыбаюсь, лукаво сощурив глаза. — И нам надо его найти. Поможешь?
— А у меня есть выбор?! — риторически спрашивает бывший муж, вздыхая. — Только переоденусь.
В наш достаточно узкий коридор вкатывается огромный чемодан, и я окончательно понимаю, что всё происходящее не моё больное воображение. Что он действительно рядом. Несмотря на чужого для него ребенка, эфемерного кота и просто целого вороха проблем, которые идут с нами в придачу.
— Все хорошо? — интересуюсь, покусывая нижнюю губу от какого-то странного бурлящего внутри меня волнения.
— Более чем, — понимает меня с полуслова Сергей и подмигивает Тимофею, доставая из бокового кармана своего багажа потрепанного старого медвежонка.
— Кажется, это твоё? — улыбается Царёв, вручая игрушку ребенку. — Я подумал, что ты захочешь его видеть.
— Миша, — с придыханием шепчет Тимка, прижимая медведя к сердцу. — Мне его подарила мама…
15.2.Яна
«Я обид не держу, я держу твою руку.
По любому твоя, хватит ранить друг друга.
Мы с тобой всё прошли, мы всё преодолели,
И ещё сотни раз на двоих всё поделим»
Максим — На двоих
Яна
Кота мы ищем долго и муторно. Троицей бродим по уже знакомому недострою, спотыкаясь на корявых ступеньках и заглядывая в каждый угол.
Сергей идет впереди нас, нерушимым ледоколом разрезая залитое солнечным светом пространство. Мы же с Тимой семеним сзади. Я крепко держу его ладошку в своей руке, то и дело мысленно возвращаясь к нашей первой встрече, которая, казалось бы, была так давно, словно в прошлой жизни. Хотя была ли эта жизнь до него?! До них…
Как много я не замечала раньше. Принимала как должное. Отмахивалась, вместо того, чтобы прочно вцепиться и не отпускать. Как много я потеряла и только лишь сейчас начала обретать вновь.
— Что-то не видно твоего блохастого, — озадачено хмыкнул Царёв резко останавливаясь. Мы с Тимой едва не врезаемся в его широкую обтянутую серым джемпером спину.
— Он боится, — печально вздыхает ребенок и подняв глаза на меня неуверенно продолжает: — Я это…можно сам? Он так никогда не выйдет.
— Здесь слишком опасно, я не уверенна, что …
— Яна, — одергивает меня Сергей, многозначительно вздернув бровь. — Он знает эту заброшку, как свои пять пальцев. Знаешь же?
Последний вопрос бывший муж адресует Тимофею и тот мгновенно подтверждает его догадки мелкими кивками, после чего оба мужчины бросают свои требовательные взгляды в мою сторону.
— Яна… — тянет мужчина.
— Пожалуйста, — подает голосок Тима.
— Ладно, — сдаюсь я, не выдержав столь синхронного давления — Но это плохая идея. Очень плохая.
Естественно меня уже никто не слышит. Стоит мне отпустить Тимкину руку, как ребенок срывается с места и, невзирая на сломанную руку, несется вперед. Да так шустро, что я едва поспеваю за ним.
Правда, далеко мне уйти не дают. Сергей ловит в свои объятия, заставляя остановиться и, умащивая подбородок на мою макушку, шепчет:
— Умница.
Я делаю тщетные попытки вырваться, но объятия Царева становятся только крепче, подобно стальным канатам облетая мое безвольное тело.
— Дай ему свободы. Ты не можешь быть рядом постоянно.
Мне
