- Красивых девушек везде полно, сир, - ответил Суффолк, - вы это знаете лучше, чем большинство мужчин.
- Бог добр, - сказал принц.
- Аминь, - добавил Оксфорд.
- И молитесь Господу, чтобы он замедлил французов, - мрачно произнес Суффолк. Последние полученные достоверные сведения гласили, что французский король был лишь в десяти или двенадцати милях, а его армия, которая, как и армия принца, ехала верхом, двигалась быстрее.
Король Иоанн, который все лето валял дурака, теперь внезапно преисполнился решимостью и, как предположил Суффолк, уверенностью. Он жаждал битвы, хотя и не был настолько глуп, чтобы рисковать и сражаться в неблагоприятном месте.
Французы хотели заманить принца в ловушку, принудить его к битве в том месте, которое изберут сами, и Суффолк был встревожен.
Пленник, захваченные капталом де Бушем, подтвердил, что король Иоанн отослал пеших солдат, потому что они могли замедлить его армию, но даже без них он превосходил принца числом, хотя насколько, никто не знал, и ему не приходилось передвигаться по проклятому поросшему лесом холму. Он шел по хорошим дорогам. Он спешил вперед и искал, где захлопнуть ловушку.
Но проклятый поросший лесом холм был последней надеждой принца. Так он срезал путь. Он мог выиграть день пути, а день пути был на вес золота.
И возможно, на краю этой холмистой гряды будет место для засады на французов. А может, и нет. И Суффолк переживал об обозе.
Поскольку он ехал отдельно от армии, то был уязвим, и даже выиграв день пути, им пришлось бы полдня ждать приезда обоза.
И он беспокоился о лошадях. На возвышенности не было воды, и животные мучились от жажды, а седоки были голодны. Поставки продовольствия в армию были слишком скудны.
Им нужно было спуститься вниз, на плодородные земли с полными амбарами, им нужна была вода, отдых и передышка.
В четырех милях впереди принца и двух графов, ехавших по лесу, каптал де Буш сидел в седле на краю холмистой гряды.
Впереди спускался к дороге пологий склон и мерцала река, а справа от каптала, за низкими лесистыми холмами, небо испачкало пятно дыма, который, как он знал, поднимался от очагов Пуатье.
Дальний склон долины был покрыт виноградниками, многими рядами толстых лоз.
Стоял прекрасный день. теплый и солнечный, лишь с небольшими белыми облаками. Деревья отяжелели от листвы и начали окрашиваться в осенние тона. Виноград налился и почти созрел для сбора.
В такой день, подумал каптал, нужно отвести девушку к реке и плавать там обнаженными, а потом заняться любовью в траве, пить вино и заниматься любовью снова.
Вместо этого он наблюдал за врагом.
Армия прошла через тихую долину. Со обеих сторон дороги поверхность была истоптана копытами, тысячами и тысячами копыт, оставившими темные шрамы на поврежденном дерне.
Один из разведчиков каптала на низкорослой быстрой лошади наблюдал, как прошла армия.
- Восемьдесят семь знамен, сир, - сказал он.
Каптал хмыкнул. Лишь самые знатные лорды несли свои знамена во время похода, чтобы воины знали, где их место в колонне, но сколько человек это могло означать?
Ни один знатный лорд не возьмет на битву меньше ста человек, значит, десять тысяч? Двенадцать? Много, мрачно подумал каптал. У англичан и их гасконских союзников было не больше сорока таких знамен, а его разведчик насчитал восемьдесят семь!
И теперь, когда солнце сияло над израненной долиной и спокойной рекой, каптал мог различить лишь два знамени, развевающихся над группой людей и лошадей, отдыхавших возле реки.
- Это их арьергард? - спросил он.
- Да, сир.
- Уверен?
- Позади никого нет, - разведчик помахал в сторону востока. - Я проскакал лигу в том направлении. Никого.
А арьергард французов отдыхал. Они не спешили, да и зачем им было спешить? Они уже обогнали англичан и гасконцев.
Принц не получил лишний день, французы выиграли эту гонку, и каптал вызвал одного из своих людей и велел ему сообщить эти плохие новости Эдуарду.
- Поезжай, - приказал он, - и быстро, - а потом, как и французы, каптал стал ждать.
- Как думаешь, сколько их? - спросил он одного из воинов, кивая в сторону воинов у реки.
- Шесть сотен, сир? Семь?
Итак, шесть или семь сотен французов находились в долине и не двигались. Большинство было без шлемов из-за жары, хотя многие носили широкополые шляпы с экстравагантными белыми перьями, ясным знаком того, что они не ожидали никаких проблем.
Рядом стояла кучка легких телег, нагруженных копьями и щитами. Французы понятия не имели, что враг находился так близко к ним. Некоторые спешились, а несколько человек даже лежали на траве, как будто уснув.
Слуги выгуливали лошадей без седоков по пастбищу, а другие просто паслись. Люди стояли небольшими группами, передавая бурдюки с вином.
Каптал не мог различить, что изображено на двух знаменах, потому что они висели без движения в безветренном жарком воздухе, но само их наличие означало, что среди латников находятся и лорды, а лорды означали выкуп.
- Их больше, - сказал каптал и замолчал, когда его лошадь погрузила переднюю ногу в лесную подстилку. - Их в два раза больше, - продолжал он, - но мы гасконцы.
У него было немногим более трех сотен латников, все в шлемах, со щитами и готовые сражаться.
- Чего они ждут? - спросил один из латников.
- Воды? - предположил каптал. День был жарким, обе армии шли быстро, лошади мучились от жажды, а на возвышенностях не было воды, и он подумал, что арьергард решил дать своим жеребцам напиться из речушки.
Он повернулся в седле и сделал знак Гунальду, своему оруженосцу.
- Шлем, щит, пику и держи топор наготове, - он посмотрел на своего знаменосца, заметившего его взгляд и ухмыльнувшегося.
- Сомкнуть ряды! - призвал он своих воинов. Он поднял забрало шлема и надел его поверх капюшона кольчуги.
Он просунул левую руку через петлю своего черно-желтого щита и схватился за ручку. Оруженосец помог взять пику наперевес. Все воины на краю холма делали то же самое.
Некоторые обнажили мечи, а Гийом, могучий воин верхом на таком же огромном коне, вооружился шипастым моргенштерном.
- Не трубить, - приказал каптал.
Если он протрубит сигнал к атаке, то враг будет предупрежден на несколько секунд раньше. Лучше просто выскочить из леса и быть уже на полпути вниз по склону до того, как французы поймут, что в этот теплый полдень их посетила смерть.
Его лошадь заржала и снова тяжело ударила копытом.
- Во имя Господа, за Гасконь и принца Эдуарда, - сказал каптал.
И пришпорил коня.
Боже, думал он, нет ничего, что может сравниться с этим чувством. Хороший конь, крепкое высокое седло, пика и враг, которого застали врасплох.
День наполнился грохотом копыт, комки грязи разлетались во все стороны из-под тяжелой поступи трехсот семнадцати всадников, вылетевших из-за деревьев и бросившихся вниз по склону.
Знамя каптала, ярко сияющие серебряные двустворчатые ракушки на фоне черного креста на желтом поле, развевалось в воздухе, знаменосец поднял его высоко. Теперь люди кричали:
- Святая Квитерия и Гасконь!
Каптал засмеялся. Святая Квитерия? Это была христианская девственница, отказавшаяся выйти замуж за лорда-язычника, которой отрубили голову, но ее обезглавленное тело подобрало отрубленную и окровавленную голову и отнесло ее на вершину холма, и в этом месте, как говорят, и поныне случаются чудеса.
Она была гасконской святой. Проклятая девственница! Но, может, она принесет чудо, в котором они нуждались. Восемьдесят семь вражеских знамен могли потребовать чуда.
- Святая Квитерия и Святой Георгий! - крикнул он и увидел, как француз развернул лошадь, чтобы отразить атаку, и у него не было ни пики, ни щита, лишь обнаженный меч, каптал толкнул своего боевого коня левым коленом, и лошадь послушно повернула.
Казалось, она чувствовала, куда каптал хочет направиться, и галопом пересекла дорогу, и пика каптала скользнула в живот противника, издав резкий звук, пройдя через кольчугу и воткнувшись в нижнее ребро, он отпустил пику и протянул правую руку, чтобы оруженосец подал ему топор.
Он предпочитал топор, а не меч. Топор мог пройти через кольчугу, даже через доспехи, и снова он коленями направил коня в сторону бегущего человека, взмахнул топором и почувствовал, как тот раскроил череп.
Он выдернул топор, поднял щит, чтобы отразить слабый удар мечом слева, и наблюдал, как тот человек исчез в кровавом месиве, когда моргенштерн Гийома расправился одновременно со шляпой с белыми перьями, черепом и мозгами.
Всадники-гасконцы врезались во врага. Это не была честная схватка. Арьергард французов отдыхал, уверенный, что если кто-то в их армии и увидит противника, то это будет авангард, но вместо этого враг был среди них и убивал.