- Ожидает, но не нас.
- Кто? - поспешно спросила она.
- Всего лишь паломники.
- Пошли кого-нибудь за лучниками.
Томас взглянул на трех гасконцев, Робби и сира Роланда.
- Думаю, группа паломников нам не помеха, - сухо ответил он.
Лошади столпились в небольшом пространстве между стенами и церковью аббатства. Томас откинулся в седле и инстинктивно проверил, что его меч легко выходит из ножен.
Он услышал, как монастырские ворота с грохотом захлопнулись, а затем с глухим стуком на свое место встала задвижка. Почти стемнело, и монастырские постройки чернели на фоне слегка освещенного неба, на котором загорались первые звезды.
На крюке между двумя каменными домами, в которых, возможно, спали, монахи, горел факел, а еще два ярко светили у главной лестницы.
Мощеная улица шла через все аббатство, а в дальнем его конце, где в высокой стене находились другие ворота, всё ещё открытые, Томас заметил группу оседланных лошадей и четырех вьючных пони, которых держали слуги.
Он спешился и повернул в сторону лестницы аббатства, где искрили и мерцали фекелы, к открытой двери, через которую доносилось пение монахов, низкие и прекрасные звуки, глубокие и ритмичные, как приливы и отливы морских волн.
Он медленно поднимался по ступеням, его взору постепенно представало внутреннее убранство здания, величие ярких свечей и фресок на каменных стенах, резных колонн и сияющих алтарей.
Так много свечей! И длинный неф, заполненный поющими коленопреклоненными монахами в черных сутанах с капюшонами, и теперь звук внезапно показался Томасу угрожающим, как будто нарастающий прилив вдруг превратился в высокую и опасную волну.
Он смог различить слова, когда вступил в освещенное свечами пространство, и узнал псалом.
- Quoniam propter te mortificamur tota die, - пели мужские голоса, вытягивая длинные слоги, - ‘aestimati sumus sicut oves occisionis.
- Что это такое? - прошептала Женевьева.
- "За Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание", - тихо перевел Томас.
- Мне это не нравится, - нервно сказала она.
- Мне только нужно поговорить с аббатом, - ободрил ее Томас. - Подождем, пока закончится служба.
Он взглянул на высокие хоры, где смог лишь разглядеть высокую стену с изображением Христа в Судный день. С одной стороны от него грешники падали в пламя ада, их ряды, к удивлению Томаса, состояли из священников в сутанах и монахах в рясах.
Чуть ближе, в нефе, находилось изображение Ионы и кита, которое потрясло Томаса, уж больно необычным оно было для такого далекого от моря монастыря, и напомнило о том, как отец рассказывал ему это притчу и как мальчишкой он спустился на галечный пляж в Хуктоне и всматривался вдаль в надежде увидеть кита, способного проглотить человека.
Напротив Ионы, наполовину в тени колонн, была еще одна фреска, и Томас понял, что она изображала Святого Жуньена. На ней был нарисован монах, преклонивший колена на кусочке свободной от снега земли и смотрящий вверх, на руку с мечом, протянутую к нему с небес.
- Вот оно! - произнес он зачарованно.
Монахи, стоящие в глубине нефа, услышали его и большинство обернулось, увидев Женевьеву и Бертийю.
- Женщины! - встревоженно прошипел один из монахов.
Второй поспешил в сторону Томаса.
- Пилигримы могут входит в церковь лишь между утренней молитвой и полуденной, - воскликнул он с негодованием, - но не сейчас! Уходите, все вы!
Робби, Кин, сир Роланд и три гасконца последовали за Томасом в церковь, и негодующий монах простер свои руки, как будто пытаясь выгнать их всех.
- У вас мечи! - запротестовал монах.
- Вы должны уйти! - еще несколько монахов обернулись, и пение было прервано недовольным ворчанием, а Томас вспомнил слова своего отца о том, что группа монахов может быть более пугающей, чем банда разбойников.
- Люди думают, что они лишь кастраты и слабаки, - сказал тогда отец Ральф, - но это не так, Богом клянусь! Они могут яростно драться!
Эти монахи были готовы сражаться, и там их насчитывалось по меньшей мере две сотни. Должно быть, они рассчитывали, что ни один воин не посмеет вытащить меч в монастыре, и ближайший к Томасу монах, по-видимому, верил в это, потому что пихнул Томаса в грудь своей мускулистой рукой как раз в тот момент, когда на высоком алтаре зазвонил колокол.
Он звонил яростно, звук был подкреплен ударами посохов по каменному полу.
- Пусть они останутся, - прорычал властный голос. - Я приказываю им остаться!
Последние слова песни унеслись вдаль и затихли. Монах по-прежнему держал руку на груди Томаса.
- Убери ее, - тихо произнес Томас. Монах враждебно посмотрел на него, и Томас схватил руку. Он отвел ее назад с силой, которую получил, оттягивая тетиву боевого лука.
Монах сопротивлялся, его глаза расширились от страха, когда он почувствовал силу лучника. Он попытался выдернуть руку, и Томас согнул ее сильнее, пока не почувствовал, как ломаются кости запястья.
- Я велел тебе убрать ее, - сказал он.
- Томас! - ахнула Женевьева.
Томас посмотрел на высокий алтарь и увидел стоящую там фигуру, крупного человека, закутанного в красное, высокого, тучного и повелевающего. Пилигримов привел сюда кардинал Бессьер. И он был не один. На краю нефа находились арбалетчики, и Томас услышал, как щелкает взведенная тетива. Там была по меньшей мере дюжина лучников, все в ливреях с зеленым конем на белом поле, а с ними и латники, а рядом с кардиналом, на верхних ступенях алтаря, стоял граф Лабруйяд.
- Ты была права, - тихо произнес Томас. - Мне следовало взять с собой лучников.
- Приведите их сюда! - приказал Бессьер. Кардинал улыбался, и это было неудивительно, ведь враги сами пришли прямо в его руки и теперь полагались на его милость, а у кардинала Бессьера, архиепископа Ливорно и папского легата при французском престоле, не было милости.
Отец Маршан, высокий и мрачный, стоял чуть позади кардинала, и Томас, протиснувшийся к нефу между монахами, расступившимися, чтобы позволить им пройти, различил еще больше латников в затененных углах.
- Добро пожаловать, - заявил кардинал, - Гийом д'Эвек.
- Томас из Хуктона, - сказал Томас вызывающе.
- Бастард, - уточнил отец Маршан.
- И его еретическая шлюха жена! - добавил кардинал.
- И моя жена тоже, - пробормотал Лабруйяд.
- Две шлюхи! - произнес кардинал, ка будто развеселившись. - Держите их там! - прорычал он арбалетчикам, охранявшим Томаса. - Томас из Хуктона, - продолжал он, - Бастард. Так зачем ты явился в это место для молитв?
- Мне дали задание, - сказал Томас.
- Задание! И какое же? - кардинал говорил с притворной добротой, как будто потакал маленькому ребёнку.
- Предотвратить попадание священной реликвии в злые руки.
Рот кардинала расплылся в полуулыбке.
- Какой реликвии, сын мой?
- Злобы.
- Ага! И в чьи же руки?
- В ваши, - сказал Томас.
- Вот видите, на что способен этот бесчестный Бастард! - теперь кардинал разговаривал со всеми присутствующими. - Он взял на себя смелость лишить святую матерь церковь одной из самых священных реликвий! Он уже отлучен от церкви!
Ему отказано в спасении, но он все равно осмелился прийти сюда и привести своих шлюх в это священное место, чтобы украсть то, чем Господь наградил своих верных слуг.
Он поднял руку и указал на Томаса.
- Ты отрицаешь то, что отлучен от церкви?
- Я себя только в одном признаю виновным, - сказал Томас.
Кардинал нахмурился.
- В чём именно?
- Что у тебя был брат, - ответил Томас. Лицо кардинала потемнело и вытянутый палец задрожал, а потом опустился. - У тебя был брат, - сказал Томас, - и он мертв.
- Что ты об этом знаешь? - спросил кардинал угрожающим тоном.
- Я знаю, что он был убит стрелой, выпущенной дьявольским отродьем, - ответил Томас. Он мог бы попросить, чтобы его оставили в живых, но знал, что ничего этим не добьется.
Его загнали в ловушку, окружили латниками и арбалетчиками со взведенным оружием, и всё, что ему оставалось - это бросить вызов.
- Я знаю, что его убили ясеневой стрелой на закате, - продолжал он, - стрелой, очищенной от коры женщиной, оснащенной стальным наконечником, выкованным беззвездной ночью, и оперенной перьями гуся, зарезанного белым волком. И я знаю, что та стрела была выпущена из лука, пролежавшего неделю в церкви.
- Колдовство, - прошептал кардинал.
- Все они должны умереть, ваше преосвященство, - в первый раз заговорил отец Маршан, - и не только шлюхи и отлученные от церкви, но и эти люди тоже! - он указал на Робби и сира Роланда. - Они нарушили свои клятвы!
- Клятвы человеку, пытающему женщин? - язвительно усмехнулся Томас. Он слышал, как стучат копыта лошадей по мостовой за дверью аббатства. Там раздавались гневные голоса.
