Подотдел военных заготовок и поставок отвечает за снабжение Красной армии. У Петелина есть персональная бричка с личным водителем (или все-таки с извозчиком?), телефон в квартире (кроме него аппараты только у Тимохина, да у губвоенкома Королева, даже у Есина нет). А бричкой в минувшую ночь Петелин пользовался самолично, без шофера (тьфу ты, без водителя кобылы).
Но если окажется, что Петелин чист, как ангел (а я такого пока не могу исключать), нам придется плохо. Расстрелять или в тюрьму посадить, такого не будет, но…
– Николай Харитонович, возможно, Петелин убил Иванько из ревности, – сказал я. – Предположим, у Николая началась связь с его женой, та угостила его ужином, а муж застал их и застрелил. Получается, нет ни контрреволюции, ни спекуляции.
– Контрреволюция уже в том, Володя, что Петелин в одиночку тушенку жрал, – грустно сказал Есин, впервые назвав меня просто по имени и на ты. – И подвода с консервами не туда ушла. Правильно?
Я кивнул, а потом предложил:
– Давайте, Николай Харитонович, я личную инициативу проявлю. Арестую товарища Петелина, обыск у него проведу, допрошу. Если он не виновен, вы не при чем. Эксцесс исполнителя, скажем так. Я даже мандат подделаю от вашего имени.
Бах! Тяжелый кулак Есина ударился по столу так, что во все стороны полетели карандаши, а крышечка чернильницы жалобно звякнула.
– Владимир Иванович, ты меня за последнюю сволочь держишь? Думаешь, я своего лучшего работника подставлю? Может, я на фронте и не был, как ты, но своих боевых товарищей бросать не привык! Я в январе пятого года в Питере казачьей нагайки отведал, шрам показать? А потом на баррикадах был! Меня в «Крестах» тюремщики сапогами пинали, думал помру! Понял?
Есину стало стыдно за вспышку. Вытащив из пачки папиросу, попытался ее прикурить, но руки тряслись. Сломав три папиросы (да, а откуда у нашего начальника папиросы, если у всех пайковая махорка?), закурил-таки.
Я ни разу не видел своего начальника разгневанным. И мне стало немножко стыдно. Наверное, стоило без доклада ехать к Петелину, задерживать его, а потом поставить начгубчека перед свершившимся фактом. Но здесь у меня сработал намертво вбитый рефлекс – самодеятельность в нашем деле недопустима, равно как и границы имеющихся у тебя полномочий.
– Простите, Владимир Иванович, вспылил. Решил, что Аксенов желает быть в белом, а я в дерьме.
– Поверьте, Николай Харитонович, у Аксенова здесь чисто шкурные интересы, – усмехнулся я и, глядя в слегка удивленные глаза начальника, пояснил. – Если мы вместе пойдем брать Петелина, а окажется, что он не при делах, будет плохо обоим. Если пойду один я, то вы меня потом отмажете, правда?
– Отмажу? – не враз понял начальник губчека, а когда до него дошло, Николай Харитонович расхохотался. – Жук ты, Владимир Иванович, ох, тот еще жук!
Отсмеявшись, начальник губчека вытащил из ящика письменного стола чистый бланк, заполнил его, шлепнул печать и сказал:
– Арестовывать пойдешь сам. Два начальника в одном деле – никуда не годится. Но если что-то пойдет не так, будем считать, что приказ тебе отдавал я, значит, на мне вся ответственность. Поняли, товарищ начальник отдела?
Арест товарища Петелина я решил отложить на раннее утро. Кого будем брать, парням я говорить не стал, но они же не дураки, догадались. Потому сегодня я не разрешил ребятам уйти домой. Люди они надежные, проверенные, но утечка информации может случиться не от злого умысла, а случайно. Надо бы еще и телефон отключить, но это лишнее.
Ранее утро. Город наш еще спит, а мы, позевывая и поеживаясь от утренней прохлады, идем на операцию. Всех я с собой брать не стал, достаточно пятерых, а остальные пусть досыпают.
А вот и домик товарища Петелина. Да какой там домик – домина! Собаки, по счастью нет, зато есть проводок телефонной связи. Оборвать? Нет, может и пригодиться. Эх, сейчас бы как в плохом фильме – двери высадить вместе с косяками, вытащить хозяев из теплой постельки, а потом, нависнув над Петелиным, кричать ему прямо в лицо: «Колись, белогвардейская гнида! Колись, как целочка, иначе твою жену все вместе поимеем!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Скажу откровенно, я бы так и поступил, но перед парнями неудобно. Я же сам учу их революционной законности – строгой, но справедливой! Потому, расставив оперативников – один на задворках, один перед домом, я постучал в дверь.
– Товарищ Петелин, открывайте.
– Кто там?
– Аксенов, из отдела по борьбе с контрреволюцией.
Дверь скрипнула, и на пороге показался сам товарищ Петелин, уже одетый. Видимо, службу человек начинал рано.
– Товарищ Аксенов, у меня много дел, – буркнул начальник подотдела. – Позвоните моему секретарю, запишитесь на прием.
– В следующий раз, – пообещал я и, достав свой мандат, развернул его перед хозяином дома: – товарищ Петелин, вы задержаны по подозрению в убийстве.
– Что?! – вскипел начальник подотдела.
Зачем же за револьвер-то хвататься? Придется отобрать.
– А теперь вы получите и обвинение в сопротивлении при задержании, – пообещал я, вталкивая хозяина в дом.
Внутри дом оказался довольно скромным. В одной комнате кровать, платяной шкаф, в другой – еще одна кровать, два комода и письменный стол. Кухня тоже без изысков. Русская печка, занимавшая треть помещения, стол и шкафы. Разве что стулья не привычные венские, а какие-то другие, с мягкими сиденьями. Покамест советские чиновники не успели обрасти буржуазным барахлом. Ни тебе старинных зеркал, хрусталя, ни всего прочего.
На постели испуганно куталась в одеяло жена – очень милая женщина, лет на двадцать моложе супруга.
– Я сейчас позвоню Тимохину, а то и в Москву, в комиссариат продовольствия, – пообещал Петелин. – Знаешь, Аксенов, что с тобой будет? Да я тебя с говном смешаю!
Видимо, начальник подотдела еще не понял, что все это всерьез. Он дернулся к аппарату, но был перехвачен.
– Сядьте на стул, гражданин Петелин, и не трогайте телефонный аппарат. Тем более что прямого провода с Москвой у вас нет, а на коммутаторе вас соединять не станут. К тому же – станет ли товарищ Цюрупа защищать убийцу, это еще вопрос.
Петелин сидел, свесив голову на грудь и скрестив руки. Я же решил изобразить маленький спектакль.
– Так, – начал я, щелкнув защелкой, и принявшись вытряхивать патроны. – Что мы имеем? А имеем мы, дорогой гражданин, шесть патронов.
Ага, а это уже стреляный, гильзу придется выбивать шомполом!
– Скажете, отстреливались от бандитов?
Я уже готовился начать увлекательную повесть о баллистической экспертизе, способной доказать, что пуля, извлеченная из головы Николая Иваненко, выпущена из оружия гражданина Петелина, как вдруг услышал со стороны постели:
– Это я убила.
– Помолчи, дура! – вскинулся начальник подотдела, но был остановлен крепкими руками.
– Продолжайте, – кивнул я, слегка сбитый с толка.
– Это моя вина, что Ваня начал продукты брать. Кое-что мы себе оставляли, но большую часть в Питер посылали, родственникам. У меня на вокзале знакомый есть, договорилась. Вы-то жируете, а мои родственники голодают! А чекист этот про то узнал, пришел ко мне и говорит: рассказывай, мол, красавица, как вы с супругом народное добро расхищаете? А я решила Ване не говорить, думала, пококетничаю с чекистом, от меня не убудет. Один раз даже переспала. (Вот тут уж мы удерживали Петелина втроем) Думала, стану его любовницей, он и отстанет. А он не отстал. Я вчера утром револьвер у Вани взяла, он его редко носит, позвонила чекисту. А он пришел, поел-попил, а потом говорит: мол, я твоего мужа все равно под ревтрибунал подведу, пусть лучше все добровольно выдаст, зачтется. Сидит, весь такой довольный! Я и думаю – ладно, сволочь! Взяла револьвер, да и выстрелила. Потов Ване на службу позвонила, сказала – беда, мол, приезжай!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В общем-то, все ясно. Не первый и не последний случай, когда жена от большой любви к мужу толкает того на должностное преступление. Нам теперь останется провести обыски отправить супругов в домзак, написать рапорт, а там пусть трибунал решает, кто больше виновен, кто меньше.
