«Рукопись этого сценария („Клятва“. — Л.Ш.), — пишет Радзинский, — Павленко с благоговением показал моему отцу. Сценарий был изукрашен пометками… самого героя. Сталин правил образ Сталина! Павленко рассказывал: „Берия, прочитавший сценарий со сталинскими пометками, объяснил режиссеру Чиаурели: „Клятва“ должна стать возвышенным фильмом, где Ленин — как евангельский Иоанн Предтеча, а Сталин — сам мессия“[204]. В фильме „Падение Берлина“ мессия Сталин прилетает в поверженный Берлин. „Одетый, — продолжает Радзинский, — в ослепительно белую форму (белые одежды ангела, спускающегося с неба), он является ожидавшим его людям. И все языки планеты славят мессию. Возникает мощное „ура“. Иностранцы, каждый на своем языке, приветствуют Сталина. Гремит песня: „За Вами к светлым временам идем путем побед…“[205].
Итак, „во имя свое“ сработало точно и необратимо. У Соловьева Антихрист присваивает себе миссию Христа, в России жрец, свергая бога, становится сам этим богом.
„Человек есть религиозное животное, — пишет Бердяев, — и когда он отрицает истинного единого Бога, он создает себе ложных богов, идолов и кумиров и поклоняется им“[206]. Любая информация об истинных духовных Учителях человечества, или Космических Иерархах, о которых говорило новое учение Живой Этики, запрещалась и преследовалась тоталитарным государством. Великие Учителя, без которых невозможна культурно-духовная эволюция человечества, были неизвестны стране и народу.
В иерархии тоталитарного государства существовали лишь должностные „учителя“, которых выдавали за истинных. Эта подмена была самой разрушительной для России. Вслед за Сталиным каждый генсек претендовал если не на должность живого бога, то, определенно, на роль наставника и учителя своего народа. И несмотря на то, что некоторые из этих генсеков были малограмотны и не могли даже овладеть „священным писанием“, последнее „мудрое“ слово в любой области жизни и деятельности страны оставалось за ними. Обширный и выдрессированный чиновничий аппарат, „коллективный учитель“ народа, вкладывал в уста очередного генсека „мудрые“ мысли и „исторические“ доклады. На смену старому русскому царству пришло новое „священное“ царство. Н.А. Бердяев определяет следующие черты и особенности этой новоявленной религии: „…Строгая догматическая система, несмотря на практическую гибкость, разделение на ортодоксию и ересь, неизменяемость философии науки, священное писание Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которое может быть лишь истолковываемо, но не подвергнуто сомнению; разделение мира на две части — верующих — верных и неверующих — неверных; иерархически организованная коммунистическая церковь с директивами сверху; перенесение совести на высший орган коммунистической партии, на собор; тоталитаризм, свойственный лишь религиям; фанатизм верующих; отлучение и расстрел еретиков; недопущение секуляризации внутри коллектива верующих; признание первородного греха (эксплоатации)“[207].
Царство Кесаря превратилось в уродливое Царство Божие через „божьи“ почести безумному Кесарю. Ложная религия, освятившая это царство, оказалась жестокой, мрачной и нетерпимой. Такая религия требовала своей инквизиции, чтобы раздавить и уничтожить все, что угрожало этому „темному царству“ и ее насильственной идеологии. Дух Великого Инквизитора как бы вселился в вождя этого царства и его народ. Те, кто не подпустили к себе этот дух, уничтожались. Подобно тому как в мрачные времена инквизиции горели костры, сжигавшие еретиков, так же и по всей России совершались расстрелы и лилась кровь, трусливо и подло скрываемая ото всех. На инквизиторах не было зловещих черных балахонов, но от этого суть происходящего не менялась, а страх был тем же, что и во времена Великого Инквизитора, грозившего сжечь на костре самого Христа. Великий Инквизитор не подозревал, что наступит время и возникнет государство, где Христа расстреляют в миллионах человеческих душ и сердец, а с ним погибнет и принесенная им в мир любовь к ближнему. И, чтобы вновь ее вернуть, потребуются многие годы, а может быть, и века…
Психологическое и энергетическое уничтожение любви как общественного явления, вместе с ее носителями, обесточило Дух человеческий и превратило задуманное основателями царство высшей справедливости в царство Великого Инквизитора. И если мы захотим дать самое краткое определение тоталитаризму, то главное и единственное будет заключаться в одной фразе — общество без любви в самом широком смысле этого слова. „Если я не ошибаюсь, — пишет П. Тейяр де Шарден, — не тот ли это луч Света (любовь. — Л.Ш.), который может помочь нам яснее видеть окружающее вокруг нас? Мы страдаем и беспокоимся, замечая, что нынешние попытки коллективизации человечества приводят, вопреки предвидениям теории и нашим ожиданиям, лишь к упадку и порабощению сознании. Но какой до сих пор мы избрали путь для единения? Защита материального положения. Создание новой отрасли промышленности. Лучшие условия для находящихся в неблагоприятном положении общественных классов или наций <…> Еще один поверхностный контакт и, значит, опасность еще одного порабощения <…> Только любовь, по той простой причине, что лишь она берет и соединяет существа их сутью, способна — это подтверждает ежедневный опыт — завершить существа, как таковые, объединив их“[208].
Через что же надо было пройти, что надо было увидеть и выстрадать, чтобы вновь, через две тысячи лет, вернуться, казалось бы, к простой истине, принесенной Великим Учителем, и понять ее космическое значение и всеобъемлющую духовную роль на более высоком эволюционном витке. Через все это и пролегал путь нового мышления XX века. Оно шло через тяжелые пространства людского непонимания и невежества, через кровь и страдания тех, кто взял на себя бремя Духовной революции.
Второй вождь, Сталин, уничтожил тех, кто вместе с Лениным делал Русскую социальную революцию; он превратил власть из средства в цель и, наконец, ввел тот режим репрессий и концлагерей, который помогал ему держать в повиновении и страхе огромную страну. С помощью всего этого Сталин сумел сделать необходимый человеческий отбор, который и обеспечил поддержку его режиму.
30-е годы были пиком разгула сталинской инквизиции, приведшей к окончательному уничтожению носителей русской духовной Культуры, а также их трудов. Это было время ликвидации всей политической оппозиции и насаждения урезанного просвещения, создавшего самые благоприятные условия для развития невежества и бескультурья.
В фальсифицированной истории советского государства, писанной новоявленными идеологами, этот период назывался еще „культурной революцией“. Можно смело сказать, что до сих пор эта „революция“ толком не исследована, истинный смысл ее не вскрыт. Формулировки и стереотипы, выработанные этой „революцией“, продолжают мелькать в наших культурологических исследованиях и звучать в научных докладах. Вот некоторые из них, которые приводятся в „Философском энциклопедическом словаре“ (ФЭС), изданном в 1983 году, а затем повторены в „Советском энциклопедическом справочнике“ 1988 года и в других подобных изданиях более позднего периода. „Важнейшей целью культурной революции, — сказано там, — является превращение принципов марксистско-ленинской идеологии в личные убеждения человека, воспитание умения применить эти принципы в практической деятельности и вести бескомпромиссную борьбу с пережитками прошлого, с буржуазными и ревизионистскими взглядами“[209].
Далее: „Марксистская теория культуры, противостоящая буржуазным концепциям, основана на принципиальных положениях исторического материализма об общественно-экономических формациях как последовательных этапах исторического развития общества, о взаимоотношениях производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки, классовом характере культуры в антагонистическом обществе“[210]. Культурная революция, утверждают авторы статьи в „Философском словаре“, создает новые закономерности „духовного развития, на основе которых происходит становление и утверждение социалистической, а затем и коммунистической культуры“[211]. И, наконец, торжественным завершающим аккордом звучат слова: „Социалистическая культура — прообраз всемирной духовной культуры коммунистического общества, которая будет носить общечеловеческий характер“[212]. Остается только неясным: что же именно будет носить „общечеловеческий характер“. То, что в статье названо „культурой“, к действительной Культуре не имеет никакого отношения. Так же и сама „культурная революция“ ни в коей степени не может быть соотнесена с Культурой. Ибо „превращение принципов марксистско-ленинской идеологии в личные убеждения человека“ — процесс, который с Культурой не связан. Так же, как не связаны с философией вообще путаные и неясные мысли авторов цитируемой статьи. Упорное повторение высказанной когда-то Лениным мысли о классовом характере культуры как-то не вяжется со временем, когда эта статья была опубликована. Кроме того, Ленин в последние свои годы, столкнувшись с практикой культуры в стране, постепенно подошел к пересмотру своих теоретических положений о культуре.
