Аэлин воззрилась на него с мрачной решимостью.
— Я вернусь за тобой, — пообещала она.
Мальстен сумел лишь кивнуть. Работа с сознанием ослабила его, и он уже чувствовал, как боль в ране усиливается расплатой.
Аэлин развернулась и бросилась к Восточной улице, лавируя между гратцами. Мальстен устало съехал по стене дома, стиснув зубы, меж которыми прорвался тихий болезненный стон.
***
Бэстифар стоял на широком балконе дворца, взирая с высоты на город. Утро казалось ничем не примечательным, однако сегодня аркал проснулся с первыми лучами солнца, не в силах унять дрожь тревожного предвкушения. Он понимал, насколько это утро будет отличаться от других.
Где-то там… возможно, уже у самой Рыночной площади находятся два путника. Умница Аэлин Дэвери исполнила все ровно так, как Бэстифар предполагал. Его не раз пытались убедить, что в его план может вмешаться тысяча случайностей, но, казалось, он один не терял уверенности, что все предусмотрел.
После предостережений Кары о яде Бэстифар немного нервничал, и оттого легкая дрожь предвкушения то и дело прокатывалась по его телу. Это предвкушение отличалось от обычного, оно было… не столь приятным. Может, кто-то другой мог бы назвать его болезненным? Как знать. Рожденный аркалом, Бэстифар шим Мала никогда не мог постичь, что такое боль, он мог лишь услышать ее зов, исходящий от другого живого существа. И сейчас, стоя на широком балконе, он ждал ее.
В Грате было много боли, и он чувствовал далеко не каждую. На травму какого-нибудь горожанина неподалеку он не обратил бы внимания, как не обращал его на легкий ветерок, треплющий волосы. Этот зов был совсем не таким.
Три года тому назад, когда Бэстифар привел во дворец нового данталли, он ожидал, что услышит прежний зов расплаты, однако даже он не подходил. Даже он не вызывал того трепета, перемешанного с бессильной злостью, в которой Бэстифар находил особое удовольствие. Он никогда не думал, что можно испытывать удовольствие от бессилия, но благодаря Мальстену понял, что возможно все.
И голос этой расплаты он услышит. Даже с Рыночной площади — после того, как нити обезвредят кхалагари — Бэстифар распознает эту боль, он не сомневался в этом ни мгновения.
Однако сейчас он стоял и ожидающе смотрел на город, а тот казался ему непривычно тихим. Происходит ли что-то на площади? Или еще рано?
Тревога, что Кара могла оказаться права, всколыхнулась в душе Бэстифара, но он с раздражением отмел ее прочь.
Ты хоть понимаешь, какую опасную игру затеял? Весь твой план, всё, ради чего ты старался, может попросту погибнуть! Неужели тебя это не волнует?
Голос Кары пророчеством зазвучал в его голове, и отмахнуться от него стало тяжелее. Бэстифар стиснул челюсти и сжал руки в кулаки. Ему не терпелось покинуть дворец и оказаться на площади. Но он знал, что должен дождаться нужного момента. Он настанет. Уже совсем скоро.
Ему показалось, или в гомоне голосов Рыночной площади послышался чей-то крик, полный страха? Он слишком быстро смолк, поэтому нельзя было сказать наверняка.
Бэстифар ждал. Бесконечно долго.
И вдруг что-то заставило его устремить взор вдаль, словно кто-то неуловимо позвал его. Все его нутро словно свело приятной судорогой предвкушения. Боль такой силы может испытывать только данталли.
Но не каждый.
Лишь один.
Бэстифар опрометью пересек залу и помчался по коридорам дворца, минуя недоуменных стражников. Пока он почти бежал в сторону Рыночной площади, оттуда стали доноситься крики. Бэстифар полагал, что кто-то заметил убитых кхалагари. О Мальстене он не беспокоился — его расплату он слышал на расстоянии, а значит, данталли жив.
Бэстифар знал, что бежать может, только пока не достигнет Рыночной площади. Там он должен будет перейти на шаг. В конце концов, все это представление должно было быть сыграно по плану. И долгожданная встреча должна была произойти именно так, как Бэстифар ее затевал со дня побега Мальстена из Обители Солнца.
***
Грат, Малагория
Двадцатый день Сагесса, год 1486 с.д.п.
Древняя ваза, стоявшая на постаменте в тронной зале гратского дворца, со звоном полетела на пол и разбилась.
— Ваше Высочество… — Отар Парс почтительно склонил голову, но договорить не решился. Он понимал, что сейчас взбешенный аркал способен на что угодно, и он не преминет заткнуть рот любому с помощью своих сил.
Бэстифар тяжело дышал, глаза налились кровью от гнева. Он стоял спиной к Отару Парсу и Каре, по-звериному сутуля плечи и будто желая разорвать каждого, кто ему попадется.
Кара в ужасе смотрела в спину аркала, не представляя, как с ним сладить. Никогда прежде — никогда за все годы их знакомства! — она не видела его таким злым. Однако крылось за этой злостью и нечто иное, что Кара не могла до конца распознать. Эта необузданная энергия, исходящая от Бэстифара, пугала ее. Пугала настолько, что она готова была отойти за спину Отара Парса, чтобы обрести в нем защиту, хотя она и знала, что даже командир кхалагари не сумеет совладать с гневом пожирателя боли.
— Ваше Высочество, — вновь попытался Парс.
Кара сжала его плечо. Командир кхалагари посмотрел на нее и безошибочно прочел страх в ее глазах. Взгляд ее словно бы говорил: не надо.
Бэстифар продолжал стоять молча и громко дышать. С каждым выдохом из его груди вырывался тихий звук, походивший на рычание хищного зверя. Однако через несколько мгновений к нему начало возвращаться спокойствие. Напускное, но и оно было лучше той неумолимой ярости, с которой он сшиб с постамента вазу.
— Обыщите город, — тихо заговорил аркал. — Проверяйте каждый трактир, каждый замшелый постоялый двор. Он не мог уйти далеко! Приведите его сюда, и, клянусь всеми богами Арреды, я выбью каждую крупицу дури из этой полоумной головы!
Кара неуверенно перемялась с ноги на ногу.
— Бэстифар, — осторожно обратилась она, — ты же понимаешь, что это…
— Ваше Высочество, — вмешался Парс, обретя твердость в голосе, — мои люди уже сделали это. Дважды. Грат прочесали вдоль и поперек. Ормонт… — он осекся и решил назвать данталли по имени, — Мальстен словно испарился. В Грате его нет.
Кара опустила глаза в пол, пока Бэстифар стоял к ней спиной. Ей казалось, что она выдает свое предательство каждым движением, но ничего не могла с собой поделать. Видят боги, она не ожидала, что реакция Бэстифара на побег Мальстена из Малагории будет такой.
— Люди не испаряются, командир, — сквозь зубы произнес принц. — Иные тоже. Он не мог уйти далеко. И я приказываю…
— Бэстифар, послушай! — Кара шагнула вперед, голос предательски дрогнул. — Даже если кхалагари найдут его, он не позволит к себе приблизиться. Ты знаешь это. Мы все это знаем. Если Мальстен решил покинуть Грат, остановить его можешь только… ты сам. И то, — она пожевала губу, — ты знаешь, что при желании он может…
Бэстифар развернулся. Глаза его пылали тихим, пугающим гневом. Кара осеклась. Она старалась заглушить собственную боль. Бэстифар мог унять ее терзания, даже не будучи аркалом, если бы показал, что ему плевать на побег Мальстена Ормонта. Но ему было совсем не плевать.
Принц шагнул к ней, но не смягчился. Он продолжал источать злость, которая чувствовалась даже на расстоянии. Глаза его нехорошо сощурились.
— Ты что-то знаешь об этом? — прошипел он. Кара округлила глаза, но совладала с собой.
— Я знаю лишь то, что должен знать и ты. Подумай, Бэстифар, и вспомни, о каком данталли идет речь. Мальстен необычный кукловод. Красное ему не помеха, кхалагари тоже. Они могут устроить засаду и убить его, выстрелив с безопасного расстояния, если он их не заметит, но подойти к нему и привести сюда — нет. Никто этого не может, даже ты.
От холодности Кары Бэстифар на миг вспыхнул, сжав кулак, но голос разума заговорил в нем громче злости. Он шумно выдохнул и с вызовом поднял подбородок.
Кара хотела протянуть к нему руку, но опасалась, что он грубо оттолкнет ее.
— Что-то должно было послужить этому причиной, — выдохнул Бэстифар тихим полушепотом. Кара покачала головой.
