Саймон со всем усердием отчищал панталоны от грязи тонким батистовым платком. Ничего более омерзительного с ним еще не случалось. Он прервал свое занятие и, посмотрев на изысканную — и чистую — одежду своего друга, проворчал:
— Хотел бы я знать, Арман, как он тебя миновал? Ты был не более чем в пяти шагах от меня. Сегодня просто какой-то проклятый день, я бы сказал. Сплошное невезение!
Двое мужчин проследовали в «Уайтс». Они направились к окну с эркером, приветствуя по пути знакомых. Арман прошел немного вперед, прокладывая путь.
— Знаешь, Саймон, ты упомянул о невезении, — ответил он, — но я заметил это не только сегодня. Мне кажется, все началось с той ночи на Керзон-стрит, с момента твоего похищения. После того, как ты оказался в руках нашей дорогой мисс Джонстон.
Броктон подошел к другу, прожигая глазами его затылок с угольно-черными волосами.
— Она не похищала меня! — проскрежетал он сквозь зубы, когда они заняли свои места. И, кивком приветствуя Бартоломью, добавил: — Я позволил себе быть похищенным.
— Конечно, позволил, — ласково промурлыкал Арман. Саймон вдруг понял, почему так много их общих знакомых мечтали поквитался с Арманом Готье на ринге. Но никто не осмеливался сделать это, кроме него самого. Однажды, во время исключительно красивого боя в «Джексоне», он отправил своего друга в нокаут.
— Позволил или сдался — не суть важно, — улыбнулся Саймон, снова обретя чувство юмора. — Она направила пистолет прямо мне в нос, так что у меня не было выбора. Хотя, вероятно, я мог бы одержать верх, если бы мы проехали на несколько миль больше. Или если бы я выпил на пару бокалов меньше. Шампанское притупило мои чувства. Ну, Боунз, — продолжал он, улыбаясь другу, — а как ты сегодня?
— Суше, чем ты, Саймон, — ответил Бартоломью, подмигивая Арману. — Не могу поверить, что ты не слышал, как приближается карета Принни. Я наблюдал за тобой отсюда и видел, как ты подскочил, когда тебя обрызгали. Ты здорово прыгаешь. Что скажешь, Арман? Ставлю на него против лягушки, которую мы поймаем в парке, — кто выше?
Я думаю, на такое пари найдемся по меньшей мере три охотника.
— Три? А я думаю — дюжина! Две дюжины, если ты обещаешь выиграть три из пяти прыжков, Саймон. — Арман выразительно вскинул брови.
— Временами мне кажется, что вы, с вашей преданностью и трогательными шутками, — моя единственная опора в жизни! — с улыбкой сказал виконт, постукивая пальцами по затылку. Приняв от слуги бокал с шампанским, он сделал большой глоток прохладного пузырящегося напитка и продолжил: — В противном случае я бы, кажется, сошел с ума после этих десяти дней. Но, слушая вас двоих, я чувствую себя последним нормальным человеком во всей Англии. Или по крайней мере единственным здравомыслящим обитателем Портленд-плейс, — добавил он мрачно.
— Значит, ты так и не видел ее? — Бартоломью обхватил подбородок руками, упираясь локтями в стол, и наклонился вперед. — Нет? — Он надеялся, что окажется прав, так как уже заключил пари, что было совершенно в его характере. Они с Арманом поспорили на пятьдесят фунтов, как скоро их друг выломает дверь в спальню Каледонии Джонстон, перешагивая, если потребуется, через избитое и покалеченное тело матери.
Бартоломью ставил на воскресенье. Арман считал, что конец противоборства Броктона и его выдающейся матери наступит сегодня. Еще двенадцать часов — и пятьдесят фунтов попадут в карман Бартоломью. Он уже знал, что купит на выигрыш прекрасную кобылу, на которую положил глаз в Татте.
— Ты хороший человек, Саймон. Хороший. Я восхищаюсь твоим терпением.
Виконт никогда не участвовал ни в каких пари, но знал своих друзей так же хорошо, как они знали его. Прищурив глаза, он посмотрел по очереди на какого, полагая, что просчитал все правильно.
— Вы меня удивляете, — твердо сказал он, допивая шампанское одним глотком. — Можно подумать, что ни один из вас не способен найти себе лучшего занятия, чем заключать глупые пари на мою жизнь.
— Мы и не заключаем, — сказал Арман, поправляя кружево на своих манжетах. — А жаль. Нет, правда, Саймон. Мы просто пожевывали тут немного и ждали тебя, чтобы приступить к осуществлению твоего маленького плана. Филтона, конечно, здесь нет, но нужно же когда-то представить обществу твою крошку, а то сезон закончится. Я готов пожертвовать собой, чтобы вывести ее на первый танец. Разве я еще не говорил?
— Возможно, я обману ее надежды играть какую-то реальную роль в моем плане, — сказал Саймон, видя глумливый блеск в глазах Армана и делая ему поблажку, хоть и не понимая почему. — Но это не значит, что я позволю тебе вольности в отношении девушки. Не в ее годы, Арман. Она слишком юна для тебя, поэтому ты не поведешь ее ни на какой танец. Только через мой труп. Понял?
— Ты сможешь прыгнуть так далеко, Арман? — спросил Бартоломью, подзывая слугу, чтобы он наполнил его бокал. — Саймон не такая уж глыба. Определенно не такой круглый, как Олванли, например. Или чудовищно грузный, как наш Принни. Так что подумай. Если ты встанешь рядом с Саймоном, потребуется значительный рывок прямо со старта, учитывая, что…
— Замолчи, Боунз! — одновременно сказали Арман и Саймон.
Бартоломью откинулся в кресле, уткнувшись подбородком в шейный платок, но, несмотря на поражение, по-прежнему широко улыбаясь своему остроумию.
Саймон почувствовал на себе изучающий взгляд Армана.
— Ты увлечен ею, не так ли? — спокойно спросил Готье. — Она очаровала тебя — маленькая шалунья, владеющая пистолетом.
— Очаровала? Я увлечен ею? — Саймон покачал головой. — Не будь глупцом, Арман. Она почти дитя. Просто норовистый ребенок. Я старше ее на добрую дюжину лет. Это с одной стороны, а с другой — крошка вообще мне не очень нравится. Вдобавок ко всему моя мать слишком ее любит. Из-за одного этого я охотно оставил бы этот безумный план и выпроводил ее домой, чтобы ее безмозглый папаша сам с ней разбирался.
— Она тотчас ускользнет обратно, чтобы всадить пулю в Филтона, — сказал Бартоломью. — И кончит в ужасной камере, отбиваясь от крыс. Это точно. Ты правильно сделал, Саймон. В самом деле правильно. Ты уберег ее от беды. Это разумно, хотя, конечно, ужасно нечестно с твоей стороны. Представляешь, что будет, когда она поймет, как ты ее обманул?
— Честно говоря, Боунз, я предпочитаю не думать об этом. — Броктон закрыл глаза и вздохнул. — Сегодня она должна выйти к обеду. Мать собиралась выпустить ее четыре дня назад. Все это время я повторял Имоджин, что больше не потерплю проволочки.
Он снова открыл глаза и увидел, как Бартоломью уставился на неожиданно заулыбавшегося Армана. Саймон тоже посмотрел на него и в следующий миг осознал, что происходит. Они снова заключили пари. Не то чтобы это имело для него значение — ни в малейшей степени, но на сей раз он знал, кто выиграет эту особую ставку.
