Но положение Лютера стало также затруднительно; доселе его прикрывал Фридрих Мудрый. Император Максимилиан не покровительствовал ему, однако не вредил ему; новый император еще не вмешивался (в дела Германии); в 1521 г. Карл V созвал имперский сейм в Борисе для разбора различных дел империи, между прочим и Лютерова. Еще пред этим между императором и папой заключен был тесный союз; император просил у папы для Испании подтверждения инквизиции (которая преследовала чисто политические цели). Папа долго отказывал, но наконец позволил ей действовать со всевозможной строгостью. Это было роковым предвещанием для Лютера. В самом деле, в 21 году он получил приказание явиться в Вормс. Друзья советовали ему скрыться, напоминая Гуса. «Гуса сожгли, но правда его уцелела», — говорил в ответ Лютер. Мы имеем весьма любопытное современное описание Вормского сейма, составленное резидентом Венецианской республики. Он описывает императора еще юношей, белокурым, бледным, с грустным выражением на лице, ему никто тогда не приписывал самостоятельной воли, и все считали его орудием окружавших его людей.
16 апреля 21 г. явился Лютер. Он произвел неблагоприятное впечатление; итальянцы были поражены грубыми формами Лютера и робостью, которая им овладела. Войдя в залу, Лютер оробел, не нашелся, что сказать, не оправдал ожиданий и просил отсрочки. В этот же вечер венецианский резидент описал впечатления собора. Но было чего робеть, дело шло о жизни и смерти. Старый воин Георг Фрундсберг (Frundsberg), начальник ландскнехтов, ударил его при входе по плечу, сказавши: «Монах, монах, ты смелое дело задумал». На другой день он был смелее, выразил свои сомнения, не мог отказаться, буде их не отвергнут на основании текстов Святого писания, а не авторитета папы. «Если меня опровергнут свидетельством Св. писания или ясными доказательствами (ибо я не верю ни в папу, ни в соборы, так явно, что они ошибались и противоречили один другому), то я не могу и не хочу ничего возражать, ибо небезопасно и безрассудно действовать против совести. На этом стою я и не могу поступать иначе. Да поможет мне бог! Аминь…» — были слова Лютера. Все усилия заставить его отказаться от его мнений были бесполезны. Были голоса, чтобы его тотчас арестовать, но ему позволено было возвратиться в Виттенберг, но над ним произнесена имперская опала; и точно, по его выходе над ним и окружающими его произнесена имперская опала (и над всяким, кто даст ему убежище и покровительство).
На дороге Лютер пропал; сначала распространилось мнение, что он схвачен врагами, но курфирст Фридрих послал всадников, которые увезли его тотчас в замок Вартбург. Фридрих знал запальчивость Лютера и хотел дать ему убежище. Год пребывания его здесь не пропал даром. Он приступил к переводу Св. писания на немецкий язык. Он издал чрез месяц резкую статью против Альбрехта Майнцского, продолжавшего продавать индульгенции. Альбрехт остановил ее. Потом перевод Св. писания его выходил выпусками, которые расходились в бесчисленном числе экземпляров. Он закончен в 1534 г., через 15 лет. Не говоря о религиозном значении, он лег в основу немецкого образования. Перевод этот явился во всех домах, бедных и богатых. На этом переводе образовался новый литературный немецкий язык. Мало книг во всемирной литературе, которые имели бы такое значение для народной жизни.
Но имперская опала не осталась без влияния. К движению Лютера примкнули уже не одни люди с убеждением и теориями; многие приняли горячее участие из корыстных расчетов. Лютер отрицал уже безбрачие духовенства, утверждал права князей на земли церковные, говорил о снятии налогов в пользу римского двора; множество монахов бросили монастыри и возвратились в мир; многие из князей немецких готовы были принять протестантство, чтобы иметь право конфисковать церковные земли. За этим внешним движением шло другое, страшное, фанатическое необразованных и грубых масс. Центром этого движения сделался самый Виттенберг. Один из профессоров Карлштадт, некогда противник Лютера, учил теперь громко, что надо отменить все образование, уничтожить школы; проповедовать суету мудрости и земной науки; к нему присоединились Zwickau'ские пророки (Zwickau) под начальством Николая Шторха (Nisolaus Storch), образовавшиеся здесь под влиянием таившегося гуситского учения. Сцены страшные и комические происходили в Виттенберге. Народ вторгался в храмы и разрушал иконы; ректор виттенбергских школ затворил школы и выгнал учеников, объяснив, что учиться вредно. Слухи об этих явлениях дошли до Лютера, он не утерпел, он спешил оставить Вартбург; курфирст советовал ему остаться, говоря, что в Виттенберге уже он не в состоянии будет защищать его. Лютер говорил: «Теперь я должен защищать курфирста»; он отправился прямо туда. Два студента швейцарские ехали учиться в Виттенберг, они писали путевые записки и, между прочим, о встрече их с Лютером. Все это движение приняло какой–то воинственный характер. Недалеко от Виттенберга они остановились в трактире. Войдя в комнату, они увидали, между прочим, человека в красивом кадете с огромным палашом, который сидел отдаленно от других и читал, они посмотрели и удивились, видя, что он читает псалтырь в еврейском подлиннике. Они завели с ним разговор, он предложил им услуги в Виттенберге, угостил их и приехал вместе в Виттенберг; они узнали, что это был Лютер. Конечно, это возвращение в Виттенберг, борьба, которая предстояла Лютеру здесь, принадлежат к важнейшим моментам его жизни. Он боролся с силами мятежников, которых сам вызвал; его собственная партия и Карлштадт упрекали его в отступничестве. Лютер был поражен их фанатизмом. С необычным напряжением сил ему удалось их выгнать, но они пошли далее. Они пошли волновать всю Южную Германию; но прежде, чем образовался результат этого в низших слоях общества, уже поднялись высшие.
Каждое сословие попыталось взять это движение и обратить в свою пользу. Знаменит Франц von Sickingen (Сикинген). Его положение было следующее: он был в обширном смысле кондотьер, держал большие дружины наемных ландскнехтов, рейтеров и служил с ними в смутах Германии. Только против императора он никогда не подымал оружия, у него была следующая мысль: вытеснить из Германии всех мелких князей и поставить во главе императора. Между низшим сословием и императором осталось бы тогда одно сословие рыцарское. Эту мысль принял и Гуттен; они хотели составить одно могущественное государство с императором и сильным дворянством и начали дело с уничтожения духовных княжеств и курфирстов. В 1523 г. Франц и Гуттен открыли военные действия против курфирста Трирского. Сикингу представляли судиться пред судом императорским. Он говорил: у меня есть свой суд, заседатели, рейторы, засыпать приговоры будем картечами. Действительно, большая опасность угрожала духовным курфирстам, но между светскими курфирстами и протестантскими нашлись такие, которые поняли, в чем дело. Ландграф Филипп Великодушный Гессенский понял, что здесь дело в вопросах политических — существовании князей немецких. Если бы во главе Германии стоял император немецкий, можно бы предполагать, что он помог бы Сикингу, но император был иностранец, не знавший почти по–немецки и плохо знавший отношения. Сикинг был разбит, осажден в замке своем, пушки вошли уже тогда в употребление. Он сам был смертельно ранен, сдался и умер. Гуттен бежал в Швейцарию. Один, без денег, без пособий, преследуемый и гонимый, он обратился к прежнему другу Эразму Роттердамскому. Эразм отказался даже от свидания с ним, боясь навлечь себе опасность. Больной Гуттен отмстил ему ядовитым посланием. Он умер в бедной хижине, лишенный всего, но исполненный надежд. К числу последних слов его принадлежат следующие: «Наука процветает, умы пробуждаются, весело жить на свете». После смерти Сикинга и Гуттена имперские рыцари уже не имели вождя и не могли продолжать начатого движения.
Но другое, более грозное движение подвигалось под этим. Мы видели, в какой тесной связи находилось государство средневековое с церковью. Лютер отделял строго церковь от государства, но, восставая против власти пап и затронув церковь, он затронул все государство. Проповедники, вытесненные им из Виттенберга, в Западной Германии нашли уже готовую почву. Положение крестьянского сословия в Германии в это время было чрезвычайно тяжело. Крестьяне доведены были до крайней бедности, новые проповедники обещали им не только духовные, но и мирские блага. В 24 и 25 годах поднялись крестьяне Западной Германии; это уже не были рыцари, воевавшие с дворянством и князьями. Это была война, объявленная массами невежественными, фанатическими, не знавшими пределов своим требованиям. В средней Германии во главе их стоял Фома Мюнцер, фанатик, живший в видениях, лишенный смысла действительности, думавший об освобождении всех народов и тварей; он препоясался, как говорил, мечом Гедеона на князей немецких. В Мюльгаузене составил он общину, отсюда рассылал полки против окрестных замков. Когда против него выступили рыцари, Филипп Великодушный, он был до того уверен в победе, что уверил своих, будто ядра не будут им приносить вреда, сам стал собирать их. Но они были разбиты, он был взят, страшно пытан и умер мучительной смертью (1525 г.). Во Франконии и Швабии крестьяне заставили некоторых рыцарей стать во главе своей, и в том числе Гетца von Berlichingen'a. В настоящей истории драматическая роль его не была такая поэтическая, как у Гете; он стал во главе крестьян, но при их неудаче тайком бросил их и ушел. Они разбивали замки, умерщвляли всадников, особенно были исполнены ненависти к духовенству. Они носили с собой 12 статей со своими требованиями. Приверженцы католицизма упрекали Лютера, что он был начальником всего этого. Лютер обращался к крестьянам с посланием и убеждением покориться, в противном случае убеждал светскую власть бить их, как собак. Но он все–таки не оправдался. Рыцари, духовенство, без различия протестантов и католиков, соединили усилия против крестьян; они были задавлены и испытали самую тяжкую участь и подверглись гнету еще более тяжелому. Такими–то страшными событиями было сопровождаемо первое 8-летие Реформации.
