– Вот почему рядом с ней должна быть леди, способная помочь ей.
– Я не представляю, что значит быть матерью.
– Но я еще меньше готов к роли отца. Синтия улыбнулась:
– Возможно, ей было бы лучше в родной деревне.
– Нет. Если она моя дочь, пусть живет со мной.
– Но ее новая жизнь будет не похожа на прежнюю.
– Не совсем так. – Мэверик снова пристально посмотрел на Синтию. – Кажется, я все время рассказываю вам о своей жизни.
– Но это как раз то, чего я хочу.
– Знаю. Но я рассказываю ее вам не для того, чтобы вы написали книгу. Я хочу, чтобы вы поняли, почему Розалинде будет лучше в Вайоминге со мной.
– Пожалуйста, расскажите мне, – попросила Синтия. Мэверик нежно сжал ее руку.
– Мое ранчо находится поблизости от земель племени индейцев кроу.
– Так вы знаете индейцев?
– Да, меня воспитали индейцы кроу, точнее, воспитывали какое-то время.
– Неужели? – Синтия подалась вперед, изумленная и заинтригованная – Как и почему?
– Обещаете не распространяться об этом в книге? – спросил Мэверик.
– Разумеется, не стану без вашего разрешения.
– Моя семья происходит от шотландских и ирландских эмигрантов. Они осели на Западе и основали факторию в южной Монтане поблизости от земель индейцев кроу.
– Они не чувствовали себя одинокими? – поинтересовалась Синтия.
– Нет. Они любили и уважали индейцев кроу больше, чем собственный народ. И так же воспитали меня. Но белые охотники на буйволов убили моих родителей ради денег и припасов и сожгли факторию. В то время мне было шесть лет и я гостил у друзей – индейцев кроу. Племя кроу отомстило за смерть моих родителей. Они взяли меня к себе.
Синтия догадывалась, какая боль скрывается за этим рассказом. Несмотря на то что все это было очень давно, она заметила в глазах Мэверика отражение прежних страданий.
– Детские горести остаются с нами на всю жизнь, – сказала Синтия.
Он кивнул:
– Я не хочу вызвать у вас сочувствие. Вы должны понять, что Розалинде не будет одиноко со мной. У нее найдутся друзья из племени индейцев кроу.
– Так вы поддерживаете с ними контакт?
– Конечно. Они – мои друзья. Мы помогаем друг другу.
– Это объясняет, почему вы не можете читать книги.
– Нет. Я люблю книги в том случае, если их мне не навязывают.
– Я вовсе не собиралась... – начала Синтия.
– Знаю, – перебил ее Мэверик, – вы должны признать, что не можете быть объективны, когда речь заходит о книгах.
– Пожалуй, это так, – согласилась Синтия. – Но как же вы научились читать?
– Я жил с индейцами кроу до десяти лет. Однажды, когда мы охотились, меня заметили из дивизиона кавалеристов США и решили, что я буду рад вернуться в мир белых людей. К моему мнению не прислушались и отослали в сиротский приют в Омахе в штате Небраска, – продолжал рассказывать Мэверик.
– Там было очень скверно? – спросила Синтия.
– После свободы и взаимопонимания, которые у меня установились с кроу? – Он покачал головой. – Хуже не придумаешь.
– Значит, отчасти поэтому вы приехали за Розалиндой. Вы не хотели, чтобы она попала в сиротский приют.
– Да. – Мэверик посмотрел на спящую Розалинду. – Думаю, с ней все было в порядке.
– Но ведь она жила без отца.
– Так хотела Мария.
– И как же вы вернулись на Запад? – продолжала расспрашивать Синтия. Она поняла, что Мэверик еще не привык к мысли, что Розалинда – его дочь. Однако Синтия не сомневалась в их родстве.
– В пятнадцать лет я сбежал и, зарабатывая по дороге на жизнь, добрался до Запада. У меня не было никакой профессии. Я был очень молод. Но к англам у меня не сохранилось ни уважения, ни любви, особенно после жизни в приюте и жестокого убийства моих родителей. И я решил получить то, что хотел.
– И получили?
– Да.
– И вы не сожалеете об этом?
– Нет. Я жалею только о том, что не встретил вас раньше. Синтия почувствовала, как кровь прихлынула к ее лицу.
– Я не привык к таким откровенным разговорам, – продолжал – Мэверик. – Думаю, что причина в том, что я так долго жил с кроу. Они немногословны, но уж если говорят, то о важных вещах и всегда правду.
– Наверное, я смогу понять вас и Розалинду, – сказала Синтия.
– А как вы? – поинтересовался Мэверик.
Она вздохнула, понимая, что теперь настал ее черед быть откровенной и поделиться с ним, а иначе она не могла рассчитывать на то, что их отношения продлятся.
– Вы расскажете мне о себе? – Голос Мэверика прозвучал скорее как приказ.
– Я нечасто говорю о своем прошлом. Моя мать тоже из ирландских эмигрантов. Как и другие девушки из ее класса, она приехала сюда, ничего не умея. Ее наняли служанкой в богатую семью в Нью-Йорке. Отпрыск этой семьи добивался ее. Она влюбилась и уступила. Но когда она забеременела, ее вышвырнули из дома. Это печальная, но, к сожалению, обычная история. Многие молодые женщины, которых нанимают на работу служанками и горничными, уступают домогательствам своих хозяев или их сыновей, чтобы сохранить работу. Бытует мнение, что служанки – это девушки легкого поведения и что рано или поздно они все равно станут проститутками, но это не так.
Мэверик сжал руку Синтии.
– Возможно, мой отец и в самом деле любил мать, – продолжала она, – по крайней мере какое-то время. К счастью, от нее откупились и дали ей достаточно денег, чтобы она не ходила на панель до моего рождения. Позже моя мать получила работу на чулочной фабрике в Амстердаме, в штате Нью-Йорк, но ее постоянно преследовали домогательства хозяев, которые требовали от нее услуг определенного рода. Она привыкла не доверять мужчинам и вырастила меня в убеждении, что я должна сама заботиться о себе и детях.
– Мне жаль, что жизнь была так сурова к вашей матери, – сказал Мэверик. – Часто случается, что люди отравляют существование другим без всякой причины.
Теперь Синтия почувствовала, что примирилась со своим прошлым в большей степени, чем когда-либо прежде. Она и не подозревала, что этот рассказ так облегчит ее душу.
– Ребенком я работала на текстильной фабрике, но моя мать позаботилась о том, чтобы дать мне образование.
– Должно быть, вам далось это нелегко.
– Это так, но мама много сделала для меня и гордилась моими успехами. – Синтия заплакала. – Она умерла от чахотки, когда мне исполнилось пятнадцать. Я до сих пор тоскую попей.
Мэверик ничего не сказал. Он только взял Синтию за руки.
Она шмыгнула носом, стараясь прогнать слезы.
– Все свободное время я тратила на то, чтобы научиться печатать на машинке. Затем нашла работу в Нью-Йорке.
– И дослужились до редактора?
– Да.
– Я горжусь вами.
– Благодарю вас.
