— Лисица-Лисица, — нахально подтвердил он. — Уж такой лисы рыжехвостой я в жизни своей не встречал еще.
Воевода едва не поперхнулся, словно откровение какое нежданное услыхал. А Гроза лишь спину сильнее выпрямила. Неужто находник считает, что она сейчас ерепениться станет? Даст из упрямства пустого повод ему позубоскалить?
— Тогда я прошу тебя помочь, — проговорила она твердо. И не качнулась даже, не вздрогнула, как отец носком сапога тихонько ее под столом пнул. Видно, уж и сам пожалел, что этот разговор затеялся, и боялся, что Рарогу в голову взбредет плату какую попросить. — Прошу остаться здесь до тех пор, пока русины не вернутся или пока не уйдут совсем. И в бою помочь, коли такой случится.
Сама она тоже опасалась, кабы старшой чего не учудил следом. Да ничего же страшного.
— Тогда мы остаемся, — быстро решил Рарог. На удивление, серьезно, без тени улыбки. Да разве ж такими вещами шутят? — Мы пройдем по реке, чтобы следы русинов найти, понять, может, где они схоронились. Или убедиться, что ушли насовсем. И мечами да топорами поможем.
Неугомонный Чурила нарочито громко прочистил горло. Да и Калуга глаза округлил, видно, не ожидав, что старшой их так легко согласится в опасное дело ввязаться только по одному слову Грозы. А Рарог и головы к ним не повернул. Пообещал воеводе и всему Белому Долу помощь — так теперь на попятный не пойдешь. Только вот согласия у своих людей так и не спросил еще. А значит, быть нелегкому разговору с ватажниками, спору жаркому: ведь вовсе не всем захочется жизнью рисковать ради невесть чего.
— Ну… — Ратша, кажется, даже растерялся слегка. — Спасибо вам, получается.
И на Грозу посмотрел. А та и не знала, что в груди ее бьется: радость все же за то, что напади русины вновь, их ждет хороший отпор, ведь на ватагу Рарога они наверняка не рассчитывают. Или все же тревога ее сердце разрывала? Потому как русь и большим числом вернуться может, а многие в Белом Доле ранены наверняка, другие и вовсе погибли. И страшно становилось за отца. И за мужей всех, кто собрался здесь. И даже за Рарога несносного, будь он неладен, которого она все понять пыталась, а никак не могла даже ниточку нащупать, по которой добралась бы до его сути. Кто он все же? Жестокий находник или помощник- охранитель? Зачем он появился в ее жизни, кому из прях Макоши нитка эта досталась: Доле или Недоле?
— Тогда мы к своим вернемся, — рассудил Рарог спокойно. Как будто не заметил замешательства на лицах Ратши и Грозы. — А там, коли примете…
— Примем, — отрезал отец. — И к обедне ждем.
Он встал, возвышаясь над головой дочери горой, словно пиком своим утонувшей в буйной туче седоватых волос и бороды. Она посмотрела на него снизу вверх — и увидела его совсем таким, как раньше бывало. Когда она только едва доставала ему до пояса и смотрела вот так — с восхищением, чувствуя его силу. Ратша протянул руку Рарогу. Раскрытой ладонью вверх — и тут уж пришел черед тому оробеть слегка. Правда, следы смятения быстро пропали с лица находника, сменившись легким самодовольством. Таким, что захотелось ему подзатыльник хороший отвесить. Он поднялся тоже и крепко обхватил запястье воеводы пальцами, а тот — его в ответ.
— Так и решим, — кивнул Ратша.
И ватажники, словно по безмолвному велению предводителя, повставали со своих мест и прочь из общины направились, тихо между собой переговариваясь. И Гроза встала, думая, что им с отцом пора бы тоже идти, но он за руку удержал, приказывая остаться. Только и удалось напоследок поймать взгляд Рарога через плечо. И как будто в груди что-то стрельнуло.
— Мне с тобой о многом поговорить надо, Гроза, — голос отца выдернул из легкого оцепенения.
— Беляна сбежала, — зачем-то ответила она.
Отец нахмурился пуще и вновь сел на скамью, похлопал рядом с собой ладонью, и Гроза опустилась на нее. И наглядеться не могла на лицо его: впрямь ведь соскучилась. И на душе легче становилось от того, что она теперь здесь и одного его без пригляда не оставит. А там уж князь не станет нарочно ее у отца забирать. Права не имеет: она ему не рабыня какая и не жена.
— Значит, не хочет замуж на Уннара… — вздохнул воевода, и по губам его отчего- то легкая улыбка пробежалась. — Тем ей хуже. Против отца пойдет, и род от нее отвернется. А коли до зазнобы своей доберется и девичество отдаст — так и того пуще. Что ж вы творите-то, девки… Считаете, лучше знаете, как поступить? — он махнул рукой. — Да все так думают. В ваши-то годы. Только не думаете вы, чем это все закончиться может.
— А я что? — Гроза так и вспыхнула мигом.
— А что ты? — отец взглянул с прищуром плутоватым. — То, что с Рарогом этим сюда приплыла, стало быть, хорошо? Думаешь, люди не станут о тебе кривотолки носить, как лай собачий? Одна среди полусотни мужиков!
— Да не трогали они меня! — вскипела Гроза, хоть и помнила еще, как по краю ходила в ту ночь, когда понесла ее неведомая сила в лесную чащу, к святилищу Велеса. Да то, видно, чары виноваты были, что выплеснулись так не вовремя.
— А коли тронули бы? — Ратша ударил ладонью по столу. — Что бы ты сейчас делала? Взбрело ей, вишь, в голову. За мной присмотреть…
Он еще пробормотал что-то неразборчиво и голову опустил, разглядывая гладкие доски стола под рукой.
— Рарог не позволил бы, — отчего-то уверенно возразила Гроза.
Так уверенно, что самой страшно сделалось. Как будто право он уж возымел на нее какое. Оберегать и присматривать за ней. Подавать миску с похлебкой у костра и накрывать плечи тем самым узорным шерстяным покрывалом, что хранило его запах: терпкий, ореховый. Все эти мгновения, на которые она и внимания не обращала за время пути, вдруг отчетливо встали перед глазами. Вцепились в мысли, вращаясь, как россыпь бликов по листве, как бывает, если встать под деревом и кружиться, задрав голову к кроне. Странно так. И отчего-то тепло становится на кончиках пальцев. И на скулах, что загорелись непрошенным румянцем.
Отец увидел все, конечно.
— Рарог твой… — заикнулся было, но продолжать не стал. Добавил только. — Душа заблудшая.
— А я не заблудшая будто, — отчего-то захотелось его защитить. Хоть он, может, и не достоин того вовсе.
— Я не хочу, чтобы так было, — тверже заговорил отец. — О том и говорить с тобой хотел. Замуж тебе пора.
Гроза и рот открыла да закрыла вновь. Как будто весть эта для девицы, в самые подходящие лета вошедшей, не должна быть обыденной. И более того — желанной. Многие с малых лет, как только понимать начинают, что и к чему в их семье-роду, о свадьбе грезят. И кукол нянчат, и науку женскую постигают рьяно, чтобы дальше, в жизни замужней, было легче. Гроза от того, чему ее женщины учили: сначала мать, а там и сестра отца — не отлынивала никогда. И пряла- вышивала, ткала не хуже других, хоть и без особого рвения тем занималась. Да оставь ее на хозяйстве одну — со многим справится. Только вот мечом или топором помахать или верхом проехаться для нее всегда было милей. Отец не усердствовал в обучении дочери тому, что парню знать положено: девчонка ведь. Но и с заметным удовольствием принимал ее желание постичь дело для него привычное и занимающее много места в жизни. Оттого и вышли ее умения ни то, ни се. Так только, русина вон по тропе погонять, чтобы запыхался.
А как узнала Гроза о том, что мать ей в наследство оставила, какое приданое подготовила, так и вовсе даже самые дальние мысли о замужестве она стала от себя гнать. И только луну за луной отсчитывала до того мига, как сможет вслед за ней уйти, отца уберечь и тех мужчин, что на ее пути встречались или встретиться могли.
— Может и пора, — наконец выдавила она. — Да только ты как будто не знаешь, что нельзя мне…
— Почему это нельзя? — отец приподнял густые брови. — Коль выйдешь замуж до следующей Красной горки, так ничего тебе грозить не будет. Отпустит она тебя.
Она… Так сказал, будто имя матери и произносить ему больно. А может, мерзко — кто знает, чего больше было в душе Ратши к ней. Теперь, по прошествии стольких лет. Как будто и отболело многое, а все равно незаживающий нарыв остался. И забирала эта хвороба душевная из него силы.
