Она снова приостановила мерина, позволяя ему остыть, прежде чем спешиваться. Провела его размеренно быстрым шагом между изб, невольно вглядываясь в темноту дворов, словно ждала, что все станет по-прежнему и все случившееся за последний день ей просто привиделось в скверном сне. Но тело от пяток до макушки все так же стенало и подрагивало от почти полночи верхом. Она чувствовала, как помалу сползает со спины мерина, остро ощущая каждое движение его боков. Слабо освещенные лица дозорных сразу же высунулись из- под заборол.
— Дочка воеводова опять, что ли? — недоуменно гаркнул один.
— Стряслось что?
— Напали на вас? — тут же посыпались на голову вопросы.
Но ворота сразу открылись, и Гроза въехала на двор, не в силах даже слова лишнего произнесть.
— Воеводу мне надо, — прохрипела.
В горле словно корка сухая стояла: она даже воды с собой не взяла: забыла. Разметавшиеся волосы лезли в лицо, обветренные губы пекло. Гроза ехала дальше, едва подгоняя уставшего мерина, а стражники следовали за ней. Кто-то обогнал ее и поспешил к терему. И когда она остановилась перед невысоким его крыльцом, навстречу ей уже спешил отец вместе с Рарогом — всклокоченным, в наспех укрывающем плечи плаще: видно, и сам не так давно спать лег.
— Что? — выдохнул воевода, хватая мерина под узду и пытаясь заглянуть в глаза Грозе.
Она шевельнулась неловко и едва не кубарем скатилась со спины лошади прямо в подставленные руки Рарога. Повисла на нем, сминая пальцами плащ, но попыталась все же выпрямиться — да тело все болью отозвалось. И бедра аж прострелило.
— Русь на Любшину идет. Мы повстречали их на Кретчи. Не сюда они собрались. Надо на подмогу скорей, — заговорила она отрывисто, слегка касаясь щекой груди Рарога.
И так прижаться хотелось, чтобы хоть немного напряжение с почти онемевших ног снять, а не решалась. Находник обнимал ее за плечи, ничуть Ратши не стесняясь, и поглаживал слегка. Его сердце рядом с виском Грозы билось ровно и гулко. Весть его хоть и озадачила, но не заставила переполошиться.
А отец, кажется, и не возражал, что находник Грозу обнимает, хоть и взгляд его был красноречиво угрожающим.
— Мы на струги погрузимся и отплываем сейчас же, — заговорил Рарог, как только Гроза смолкла. — Ваших кметей можем взять, но немного. Пару дюжин.
— Хорошо. Мы тогда, сколько есть лошадей, верхом выезжаем. Пешими не успеем добраться, — рассудил Ратша. — А так можем и нагнать.
— Еще одна женщина в Любшину выехала. Их предупредить, если успеет, — добавила к сказанному Гроза. — Остальные женщины в лесу остались. С ними все в порядке.
Послышались облегченные вздохи.
А вот тем, чьи дочери и жены уехали раньше большухи, придется нелегко от мысли, что они-то уже до Любшины добраться успели к ночи и теперь, сбежав от руси, на них-то снова и наткнутся.
— Иди, Гроза, отдыхай, — велел отец. — Спасибо, что не побоялась через ночь ехать.
— Воеводова дочь, — хмыкнул кто-то из мужиков.
Ратша улыбнулся довольно, а Рарог крепче стиснул плечи Грозы, словно подбодрить лишний раз хотел. Пока воевода отвернулся, погладил ее по косе и легонько ладонью между лопаток скользнул до самого пояса. И сил-то не было воспротивиться, и приятно — чего скрывать. Словно волна расслабления по спине прошлась от этого медленного, проникновенного касания, что ощущалось даже через плотный шушпан.
— Эй, Вогул! — рявкнул Ратибор. — Своих поднимай. Сбираемся быстро и на лошадей. Выезжаем немедля в Любшину.
Десятник, который тут же неподалеку стоял слушал, кивнул и мигом ушел.
— Яс вами поеду! — чуть запоздало возразила Гроза.
— С ума сошла?! — взбеленился отец тут же. — Ты верхом сколько провела. Иди спать!
— Все равно не усну! — она вперед шагнула. — Как уснуть-то? Так мне спокойнее будет. А отдохнуть я и… в струге могу.
Сказала — и сама испугалась. Да не хотелось ей сейчас отца оставлять, раз уж Макошь повелела ей назад вернуться. А может, и Перун сам — чтобы воинов предупредила. А то вдруг и помочь чем сможет?
— Да ты чего удумала? — Ратша и кулаки сжал. — Здесь сиди, я сказал!
Начали выводить лошадей во двор. Тут же засуетились и кмети, уже собранные: тому их учили тоже, чтобы по приказу могли споро в путь отправиться. Стало шумно кругом, и даже огни на стене острога как будто ярче загорелись. А может, это светает уже? — мелькнула страшная мысль. Но нет. Небо было самого глубокого непроглядного цвета. И до зари еще далеко.
— Не спорь с отцом, Гроза, — решительно встал на сторону Ратши Рарог. — Иди.
И тут только Гроза заметила, что до сих пор рядом с ним стоит — да почти висит на нем. А руки его теплые уже крепко за талию придерживают, не отпускают. Но он оттолкнул ее слегка. Взглянул сверху вниз — в глаза самые. Гроза шаг сделала и поморщилась от того, как свело все ниже пояса. И куда, верно, собралась? Находник быстро ее на руки подхватил и унес в терем. Ни слова по пути не сказал. Оставил в тесноватой горнице и ушел.
А шум во дворе все громче становился.
Гроза посидела немного на лавке. А после встала и, найдя кувшин с водой на столе, напилась вдоволь — и как будто легче стало. Она выглянула в оконце — мужи совсем все вокруг заполнили. Ватажники, тоже собранные и даже бодрые, как будто всю ночь спали, уже в сторону берега направились. Гроза косу свою под шушпан спрятала и платком едва не до самого носа укуталась, чтобы хоть немного лицо закрыть — будто это поможет в ней девицу не распознать. Да хоть не сразу увидят, кто: баба и баба по двору пробегает. Подхватила свой заплечный мешок и вновь по всходу спустилась во двор. Да не по главному, а окольными путями. Вдоль стены терема проскочила к воротам, укрылась в тени, прячась за мужами, что выходили из них. Как только последний вышел — она следом ускользнула: стражники, занятые другими делами, и не заметили ее вовсе. Она увязалась за находниками, держась позади и стараясь не попадаться им на глаза. А как отошли чуть от стены острога, пробралась кустами и вышла к стругам только едва вперед них.
Лодьи были вытащены носами на пологий берег. Совсем чуть-чуть. Без сходен забираться неудобно, но Гроза, превозмогая слабость во всем теле, ухватилась за борт и, подтянувшись, перевалилась на дно. Уже слышались голоса мужей, уже появились их очертания на берегу среди ивовой поросли. Гроза переползла к корме и, скрутившись почти в калач, спряталась в углу под лавкой, прикрылась рогожей, что тут же свернутая лежала. Теперь выждать бы, пока отойдут от берега, а там и показаться можно: не кинут же в воду.
Застучали шаги по палубе, заскрипели скамьи под весом крепких ватажников и кметей. Гаркнул узнаваемый голос Рарога:
— Отходим! — аж вздрогнуло в груди неожиданно сладко от его звука.
Лодья качнулась, как толкнули ее с отмели. Шеркнула дном по песку и замерла как будто, но, коли не шевелиться и к ощущениям прислушаться, можно почувствовать, как легко несет ее река. А после послышался и мерный плеск весел.
Гроза и вовсе вздохнуть боялась. Спина уже затекала, измученное тело не давало забыть, как ему нужен отдых. Да в такой неудобной позе разве ж расслабишься? Того и гляди рука или нога высунется из-под рогожи. Кто-то сел на кормовую скамью. Скрипнуло весло в уключине. Гроза и рот зажала, чтобы ненароком какого лишнего звука не издать. Но все равно казалось, что стук ее сердца обязательно слышен всем вокруг. Мужи гомонили неспешно, тихо, словно не хотели духов речных беспокоить и нарушать спокойствие колдовского ельника, что рос по берегам и дышал хвойной свежестью: даже в укрытии чувствовалось. И от запаха этого Гроза помалу успокаивалась. Щекотало от него в носу напополам с легкой затхлостью сырой рогожи. Слышалось спокойное дыхание того, кто сидел рядом и, кажется, его тепло даже чуть-чуть касалось кожи сквозь преграду.
В какой-то миг Гроза даже задремала, перестав обращать внимание на то, что скоро в корягу, верно, превратится. Но очередное шевеление рядом заставило встрепенуться. А за ним и голос, спокойный, чуть насмешливый:
