— Мама никогда не разрешала мне работать в саду, — заговорила Энни. — Не хотела, чтобы я ненароком испортила работу мистера Тикадо. Говорила, что он уже придумал особую, охватывающую все пространство сада композицию и что другие вновь посаженные растения только помешают воплощению его замысла. А поскольку я училась и занималась музыкой и гимнастикой, ни на что другое времени у меня не оставалось.
Она отвернулась от окна.
В ее ясных голубых глазах Лиота увидела боль.
— Я испортила тебе настроение, извини, родная.
Что еще она могла сказать?
Глаза Энни наполнились слезами.
— Ты ничего не испортила, бабушка. Просто я подумала, что мы очень редко бывали у тебя, хотя могли приезжать чаше. Это неправильно. Мама… — Она сжала губы и опустила глаза, но Лиота успела заметить ее смятение и ощутила ее боль как свою. — …Не умеет прощать.
Лиота поняла причину страхов Энни, и первым ее желанием было убедить внучку, что мать простит ее. Но потом она подумала, зачем обиженной девочке напрасно надеяться. Если Эйлинора не смогла простить собственную мать, сможет ли она простить дочь?
— Хотелось бы мне понимать свою мать.
А мне свою дочь.
Энни смотрела в свою чашку, которую не выпускала из дрожащих рук. Когда же она подняла глаза, то Лиота не увидела в них ничего, кроме безутешного горя. Неужели внучка скрывала свои чувства, чтобы не огорчать ее?
— Мне необходимо знать, — с тихой решимостью начала Энни. — Почему моя мать так настроена против тебя?
Лиота вздохнула.
— Я думала об этом долгие годы, Энни. Она всегда говорила, что я не заботилась о ней и ее брате, что не любила своих детей и была плохой матерью.
— А ты… ты любила?
Энни так осторожно подбирала слова, что Лиоте стало жаль ее больше, чем себя.
— Я очень любила своих детей и была самой лучшей матерью, насколько это было возможно в тех обстоятельствах.
— В каких обстоятельствах, бабушка?
— В тех, которые сложились в моей жизни.
Говорить об этом Лиоте не хотелось. Не могла она рассказать обо всем подробно, не выставив других в плохом свете. И ей вовсе не хотелось занимать оборонительную позицию по отношению к собственной дочери. Какая в том польза? Энни лишь окажется вовлеченной в то, что не в состоянии будет понять до конца. К тому же внучка может почувствовать себя виноватой. Ведь очень многое из того, что намешано во всем этом, Лиота никогда не рассказывала Эйлиноре.
О некоторых вещах вообще лучше не говорить.
Так ли?
Если бы мама Рейнхардт узнала обо всем раньше, возможно, все сложилось бы иначе. Но она не узнала, и ее неосторожные слова дорого обошлись всей семье. Лиота подумала о последних годах жизни несчастной старой женщины, которая очень хотела исправить свои ошибки, но сознавала, что время ушло. Казалось, тьма победила, и никакой свет не рассеет ее. Во всяком случае, так казалось тогда.
«Я не знала, Лиота. Он не говорил мне…»
«Знаю, мама. И я не могла сказать. Что сделано, то сделано, давайте оставим все в прошлом».
Она смирилась с мыслью, что так будет всегда.
У Эйлиноры сильные немецкие корни. Кровь ее и благословенна, и проклята.
О, Господи, почему вся сила ее характера была направлена на подпитку бесконечных обид и разочарований, а не на что-то другое?
Какие усилия должна приложить Эйлинора, чтобы увидеть правду — всю целиком — и наконец освободиться от чувства обиды? Лиота изнемогла в этой борьбе. Слишком много времени прошло, чтобы можно было все исправить.
Лиота перестала надеяться, что можно все изменить. С приходом Энни в ее душе затеплилась надежда. Однако она знала, что нельзя переложить на хрупкие плечи внучки груз своих мечтаний. Надежды на эти перемены вполне достаточно. Скоро придет смерть и унесет боль.
От мрачных мыслей Лиоту отвлекло нежное прикосновение, это Энни взяла ее за руку.
— А что если мы попробуем все исправить?
— Что все?
Лиота мысленно перебирала прошлое в поисках других дорог, которые она могла тогда избрать. Зачем? Слишком поздно. Нельзя заново прожить жизнь или изменить ее ход.
— Сад, бабушка. Что если нам объединить усилия и вернуть ему прежнюю красоту?
Лиота испытала восторг, но лишь на миг. Разумеется, очень мило со стороны Энни, что она предлагает такое, но девочка даже не представляет, о чем говорит. Вот уже пять лет Лиота не работала в саду. У нее сильно болели пораженные артритом суставы, и от горячих лучей полуденного солнца начинала кружиться голова. В осенние дни даже два свитера не спасали ее от холода, который, казалось, пробирал ее до самых костей. И однажды она пришла домой, сняла свои садовые перчатки и выбросила их. Какой смысл было так мучиться, если, кроме нее, никто не любовался плодами ее тяжкого труда? Да еще эта боль…
Нет, слишком поздно. Она покачала головой, словно давая понять, что эта задача была невыполнимой. Энни не может знать. Даже не подозревает, какие усилия необходимо приложить, чтобы сад благоденствовал.
И все же…
Разве многие годы не мечтала она работать в саду со своими детьми и внуками?
Нет, она не должна терять рассудок. То был лишь минутный порыв доброй девочки.
— Я слишком стара.
Она не сможет взобраться на дерево и подрезать ветви, наклониться и взрыхлить землю. Не сможет работать на коленках. Если же попытается, то ни за что не поднимется.
— У тебя большой опыт, ба. Ты будешь подсказывать мне, что делать, и я буду следовать твоим советам.
Лиота заметила искорки, вспыхнувшие в глазах Энни, такое рвение, вне всякого сомнения, было вызвано ее неведением.
— На это потребуется время, Энни. У тебя учеба, работа, друзья. У тебя своя жизнь.
— Я хочу проводить время с тобой.
— Ты можешь приходить сюда в любое время, родная. И не смей думать, что тебе нужно работать, чтобы быть здесь желанной.
Энни внимательно посмотрела на бабушку, словно желала уловить малейшее движение ее души.
— Разве мы не можем попробовать, ба?
— Я не уверена, что…
— Пожалуйста.
Сопротивление Лиоты слабело. Она посмотрела в окно и вспомнила, каким был когда-то сад. Затем ее взгляд вдруг прояснился, она словно поняла, что нужно сделать.
— Только не сегодня, — сдалась она наконец. — Мы поговорим об этом в следующий раз.
До следующего раза у Энни будет время хорошенечко подумать обо всем и осознать, что у нее есть дела поинтересней.
7
— Где, вы говорите, Энни? — Нора вспыхнула и сжала трубку телефона.
— Она поехала к своей бабушке в Окленд, — повторила Сьюзен.
Нора почувствовала, как от ярости у нее вскипает кровь. Дочь не могла так поступить с ней. Сьюзен Картер бессовестно лжет, Энн-Линн не посмела бы предать свою мать.
— Миссис Гейнз?
— Вы, должно быть, не так поняли, Сьюзен.
— Лиота Рейнхардт. Разве не так зовут ее бабушку?
Сердце Норы сильно билось.
— Вы хотите что-нибудь передать, миссис Гейнз?
— Энн-Линн говорила, когда вернется? — Нора сильно, до боли в суставах пальцев, сжала трубку. Она не собиралась передавать что-либо через Сьюзен Картер. Разумеется, эта девица все забудет или исказит ее слова.
— Поздно вечером.
— Можете сказать, во сколько именно, Сьюзен?
— Нет, мэм. К сожалению, не могу. — В голосе девушки прозвучало все что угодно, только не сожаление. — Но зато могу сказать вам, что на этой неделе мы с Энни работаем в ресторане в одну смену. Уверена, она вернется домой вовремя, чтобы успеть на работу.
Нора кипела от злости. Как посмела эта дешевка назвать ту дыру домом Энни? Вот, пожалуйста, Нора услышала в трубке мужской голос.
— Я слышу, у вас там мужчина.
Возможно, это какой-то хулиган, подсевший на наркотики. В это время дня любой уважающий себя мужчина находится на работе. Или в университете.
— Здесь нет никого, миссис Гейнз. Я совершенно одна.
— Не изворачивайтесь. Я слышу мужской голос.
— А если я скажу, что это не мужчина?
— Тогда, полагаю, это телевизор.
— У нас нет телевизора.
Нахальная девчонка. Нора никогда не любила ее. Теперь, когда дочь живет вместе с ней, она стала нравиться ей еще меньше. Можно представить, какое влияние Сьюзен Картер оказывает на Энни. Мужчина продолжал говорить, и от услышанного у Норы зашевелились волосы на голове.
— Что он там говорит? Позвонить в полицию? Что происходит, Сьюзен?
— О, ничего особенного. Болтает о каком-то очередном ограблении на улице, полагаю, — с оттенком безразличия в голосе ответила Сьюзен.
— Он требует позвонить 911!
— Старина Барнаби вечно все преувеличивает.
— Я всегда знала, что у моей дочери будут неприятности, если она поживет с вами.
