Луренц Вогт был смелый человек. Он горячо протестовал против судебных преследований, которые происходили в Норвегии после войны. В одной своей статье он писал, что Норвегия по числу предателей, безусловно, занимает первое место среди всех стран Европы. По отношению к количеству населения у нас было в десять раз больше предателей, чем в Дании, Голландии и Бельгии. Это поразительное, но никем не опровергнутое сообщение наверняка доставило ему много неприятностей.
Характер и твердость. Иногда мне везло, и я встречал в людях эти черты, и я с удовлетворением хочу это отметить. Так что мое «жизнеописание» скорее будет касаться их, а не их антиподов.
13
Беспорядочные вспоминания. Мне было пятнадцать лет, когда я приехал в Эурдал в Валдресе. Отца с матерью беспокоило мое здоровье, я был длинный, худой, и у меня был плохой аппетит. Отец, незыблемо веривший в целебный воздух Валдреса, телеграфировал своему другу Эрику Фрюденлюнду и просил его найти для меня местечко в Эурдале. Когда отцу что-то приходило в голову, он старался как можно скорее это осуществить. Письмо шло бы слишком долго, телефонов он никогда не любил — оставался телеграф.
В Эурдале я прожил три года и закончил там среднюю школу. Мама сама отвезла меня туда, как и в первый раз, когда она проводила своего семилетнего сына в школу в Вогснесе, подумал я. Именно она, с детских лет и до юности, руководила мной на пути к тем немногим книжным знаниям, которые я получил, но которых мне вполне хватило. Благодаря ей я получил и хорошую основу для языков, которыми впоследствии овладел.
Эти три года в Валдресе — счастливейшее время в моей жизни, несмотря на то, что сначала мне было, конечно, нелегко. Я получил письмо от отца:
«29 августа 1927.
Милый Туре.
Хочется написать тебе несколько слов, поговорить немного с тобой. Я понимаю, что тебе трудновато сразу приступить к занятиям в школе, но через некоторое время ты привыкнешь, вот увидишь. Дело не в том, что у тебя не хватает способностей, твои способности во многом превосходят способности других детей, просто ты очень слаб, и это не твоя вина, ты с самого детства был слабый мальчик. Детским играм с другими мальчиками ты предпочитал одинокие прогулки, мечты и размышления наедине с самим собой. Пойми, это вовсе не лень и не расхлябанность, просто ты так устроен. Очень возможно, что эта твоя склонность к мечтательности и замкнутости в себе со временем пойдут тебе на пользу. Если бы со мной самим не происходило то же самое, я бы не смог сделать ту работу, которую сделал. В том-то все и дело, что мы должны работать. Сейчас ты еще слишком слаб, и первое, что ты должен сделать, это преодолеть свою слабость, сначала понемножку, а потом будет получаться лучше и лучше. Просыпаясь утром, не валяйся в постели, не прислушивайся, где у тебя болит, помни о своей ответственности и скажи себе, что ты должен встать. И принимайся за уроки, потому что работать необходимо. Когда я был молодым парнем, мне пришлось работать на строительстве дороги у нас дома, мне этого совсем не хотелось, да-да, еще меньше, чем тебе ходить в школу, но мне нужно было на что-то жить.
Будь спокоен, ты справишься и с немецким и с математикой лучше многих других, когда начнешь по-настоящему ими заниматься. Вспомни, как тебе было трудно научиться читать, ты мучился два года, мама была в отчаянии, но только не я, ибо знал, что это происходит от слабости, снова и снова я говорил маме, что со временем тебя невозможно будет оторвать от книг — и оказался прав.
О немецком я говорить не буду, ты уже неплохо знаешь его, вспомни, как ты разговаривал по-немецки с людьми, которые непременно хотели прорваться ко мне на Бюгдё. А вот с математикой, которая сейчас кажется тебе такой трудной, ты справишься, если уже с утра будешь прилагать к этому все силы, не поддаваясь слабости. Подумай, как будет весело и приятно, когда ты вернешься домой, сдав экзамен, окончив школу, и тебе не придется ни от кого прятать глаза. Благослови тебя Бог, милый Туре, подумай об этом!
Мне было тяжело написать такое длинное письмо, прочти его внимательно, спрячь и перечитывай время от времени. Пока, милый Туре.
Папа».
Очевидно мой ответ показался отцу неутешительным, потому что вскоре я получил еще одно письмо:
«2/9. 27.
Милый Туре.
Я вовсе не считаю, что ты совершенно здоров, но я писал тебе, как обычно. Мне казалось, что мое письмо не менее нежное, чем мамины письма, но оказалось, что я все делаю по-дурацки. Мне хотелось помочь тебе, поддержать тебя, поделиться с тобой собственным опытом. Я хочу помочь всем своим детям, и когда ты станешь старше и задумаешься над этим, ты меня поймешь. Только что я дочитал последнюю корректуру своей большой книги, она выйдет 1-го октября. Но эта книга еще не для тебя, тебе еще надо повзрослеть, и я решительно требую, чтобы ты пока ее не читал. Это не детское чтение, когда-нибудь ты это поймешь. Теперь я начал писать статью для американского журнала. Я очень рад, что у тебя появился аппетит. Немецкий не так уж тяжел, вот увидишь! И математика тоже вполне одолима!
Твой папа».
«Скитальцы» вышли в октябре 1927 года. И в Норвегии и за границей книга была воспринята как большая творческая победа, поразительное возвращение художника после двух романов, которые, по мнению многих, не достигали уровня его лучших книг, написанных раньше.
В письмах ко мне отец никогда не упоминал об этом, ни словом не обмолвился об успехе. Может, потому, что я мог поддаться искушению и прочитать запретную книгу? Не думаю. Скорее всего, это была его обычная застенчивость и явное отсутствие интереса, когда речь заходила о его собственных произведениях и отзывах критиков.
За эти три года, что я учился в Эурдале, то есть с пятнадцати до восемнадцати лет, я получил от него много писем. И они помогали мне ощущать близость с домом, несмотря на разделяющее нас расстояние. В них он часто сообщал мне о заботах и делах домашних, и конечно больше всего о том, что особенно занимало его самого — жизнь и строительство в усадьбе. А часто он садился и писал нам всем, просто чтобы немного поболтать с нами. Когда мы жили врозь, ему нас не хватало, так же как и его нам.
Я приведу некоторые из писем, или хотя бы отрывки из них, в них видны те стороны отношений между отцом и сыном, которые в то время имели для меня огромное значение.
«8 ноябр. 27.
Я знаю, что ты писал маме о лыжах. Если тебе нужны такие же лыжи, какие есть у других мальчиков в Валдресе, то будет лучше, если ты сам купишь их, выберешь по своему вкусу. Посоветуйся об этом с Фрюденлюндом и Конрадом. Но покупать лыжи пока не выпал настоящий снег бессмысленно… Арилд с гордостью ездит на маленькой лошадке, которую ему подарили, как компенсацию за то, что ему приходится жить дома и ходить в школу с девочками. Мы начали закладывать взрывчатку за сеновалом, чтобы, взорвав скалу, немного расширить пространство и увеличить хлев… Возвращаясь из Осло, мы с мамой чуть не попали в аварию, и наш автомобиль изрядно пострадал, сейчас Улаф Педерсен приводит его в порядок, чтобы мы могли на нем ездить, пока весной не уедем в Осло… Я положу тебе в письмо еще немного денег. Принимаешь ли ты таблетки, о которых я писал? Хотелось бы увидеть, насколько ты пополнел и вырос».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
