подастся за город костры жечь. А девки по реке венки пускать будут.
– Придумал! – вдруг прервал его Илгизар.
– Чего? – даже растерялся наиб.
– Придумал зачем мы можем съездить в миссию. Раз убийцу этого Санчо не нашли, а его вещи мы забрали до появления родственников, то логично выдать часть этих денег на погребение. Предложить скомпенсировать расходы.
Наиб крякнул и полез чесать затылок.
– Мысль хорошая. Только денег-то в сундуке не было. А-а, ладно. Заплачу из своих. В конце концов, окорок то я сожрал.
Злат полез в сундук доставать деньги и коричневый халат ханского писца-битакчи с пайцзой и золочёным поясом. Красный, конечно, был бы сейчас лучше, но он лежал в стирке. Водружая шапочку с пером, поторопил Илгизара:
– Быстрей переодевайся.
Двинулись, как в прошлый раз в сопровождении двух всадников.
Давешний привратник чуть в обморок не хлопнулся, когда выскочил на стук копья в ворота и грозный окрик стражи. Во двор уже выбегали перепуганные монахи.
– В пятницу к вам привезли тело убитого христианина. По обычаю, оно должно быть предано земле на третий день. Поскольку убийца не найден, а родственники не объявились, я пришёл от имени хана Узбека проследить, чтобы тело было предано земле как подобает и оплатить все расходы. Привратник сказал мне, что его уже похоронили.
– Да, господин. Утром в субботу.
– Что за спешка? Не могли подождать три дня, как положено? – грозно вопросил наиб, и тут же сменил гнев на милость, – В таком случае, я возмещу расходы. Кто отпевал покойного и руководил погребением?
Вперёд шагнул священник.
– Проводишь меня на кладбище и покажешь могилу.
Пока бегали за лошадью, наиб выехал со двора и негромко буркнул Илгизару:
– Привёз им нежданные деньги, а радости у людей ни капли. Похоже, ещё больше испугались. А отчего не пойму.
Между тем, тот самый брат Адельхарт, которого Илгизар видел недавно беседовавшим с голубятником, почтительно приблизился к наибу.
– Мы смиренно благодарим хана за заботу и справедливость, но все расходы по погребению взял на себя почтенный Бонифаций из дома Гизольфи.
– Это похвально, – кивнул головой Злат, – Тогда проедем на кладбище и покончим с этим делом. Может за голубя вам заплатить?
Адельхарта словно ударили. Он сдавленно прохрипел:
– За какого голубя?
– Мне ваш монах сказал, что покойный остался должен почтового голубя. Его имущество находится у нас. Могу возместить.
– Голубь ещё вполне может прилететь. Так что это нельзя считать долгом.
В это время появился священник верхом на муле. Дав ему знак ехать впереди, Злат опять повернулся к эконому:
– Если вдруг этот голубь прилетит, ты обязательно дай знать. Мне он очень нужен.
XXII. Нищенствующие братья
– Напугали, похоже, мы их знатно. Только яснее от этого не стало.
Священник, показав могилу, довольно резво направил своего мула восвояси. Заодно Злат отпустил и стражников. Увидев, что они двинулись ему вослед, священник испуганно оглянулся, втянул голову и прибавил хода.
– Не пойму, чего этому черноризцу так бояться? Эконом тот влип в нехорошую историю с голубями и убийством, а чего этот божий одуванчик дрожит, как осиновый лист на ветру?
Злат с Илгизаром стояли на краю христианского кладбища. У католиков был здесь свой совсем небольшой уголок. Несколько могил монахов из миссии, уже совсем оплывшие холмики франков, сгинувших во время смуты двадцатилетней давности и новые кресты, отметившие место упокоения вновь обращенных подданных хана Узбека. Эти всё больше из зикхов. Христиане-кипчаки переселившиеся в Сарай, держались чаще несторианства и упокоивались на своём участке.
По дороге священник поведал, как благородно поступил почтенный Бонифаций, прибывший уже с утра и щедро взявший на себя все расходы на погребение. Тело помощника благочестиво проводил до кладбище, бросил в могилу горсть земли и заказал заупокойную мессу.
– Чувствуется мы залезли куда-то во франкские дела и теперь нам без Хайме не разобраться. Поехали к нему. Может он сумеет понять что к чему.
Заехали на рынок, купили горячих лепёшек, только из печи. У суетливого зеленщика, раскладывавшего свой влажный от утренней росы товар (прямо с огорода) прихватили зелёного лука и чесноку. А уже по пути Злат остановил на улице молочника, выкрикивавшего: «Катык! Катык!» и выторговал у него горшок густой ряженки.
Днём задворки Булгарской пристани выглядели совсем не так таинственно, как ночью. Солнце весело играло на волнах, густые кусты ещё хранили ночную прохладу в сиреневой тени, а сам корабль, казавшийся во тьме мрачной громадой, теперь стал тем, чем он и был на самом деле: старой, ветхой посудиной, с облезлой палубой, сиротливо зажатый полуразвалившейся дамбой в заросшем тиной узеньком затоне. С дамбы на борт теперь была переброшена доска, служившая трапом. Пахло рекой.
У покрытого серой золой вчерашнего кострища никого не было.
Услышав топот копыт из каюты на носу выглянул невысокий старичок в чёрном халате с длинными седоватыми косами и, узнав Злата, склонился в приветствии. Через мгновение за его спиной возник Хайме.
С трепетом вступил Илгизар на палубу старого корабля. Доски под ногами чуть скрипнули, и к запаху реки, тины и свежего утра примешался едва уловимый аромат благовонного дымка и сухого дерева. Так пахнет поленница старых дров, заросшая дикими цветами.
Сторож и Хайме завтракали. На расстеленном льняном платке лежали нарезанные куски того самого хамона, что был изъят из чулана бедного Санчо. Злат выложил рядом свои лепёшки с кувшином и зеленью.
– Здесь жил хан? – боязливо огляделся юноша.
– Ты что? Тохта жил в большой каюте на корме. Сейчас она заперта. А мы с Туртасом ютились в закутке в трюме. Хочешь посмотреть?
Илгизар кивнул. Хайме тоже вышел с ними.
– Вон там стояли клетки с голубями. К ним можно было залезть только по лестнице, которую Туртас с собой приносил. Чтобы никто чужой не добрался.
На мощной дубовой двери ханской каюты, красовался потускневший бронзовый замок.
– Вот здесь и встретил свой последний час грозный хан Тохта. Там внутри сейчас ничего не осталось. Всю обстановку увезли ещё лет десять назад. Да и сам корабль скоро, наверное, на дрова разберут. Плавать на нём уже вряд ли можно.
За резной тяжёлой дверью молчала тишина. Там обитали тени. Только печально скрипела от ветра старая мачта над головой.
– А вот здесь нашли Намуна. На него напали сзади и ударили ножом в шею. Чтобы не вскрикнул.
Злат присел на корточки, словно пытаясь рассмотреть на старых досках следы давно минувшей трагедии.
– Помню, дул ветер и корабль сильно качало. После Ильина дня дело было. Жара, а вода уже холодает.
Хайме задумчиво глядел на реку:
– Чайки на воде сидят. Хорошая погода будет.
– Поедешь завтра обратно? Послезавтра Иванов день.
– Я не принадлежу к их ордену. Могу не участвовать в праздничных службах. Да и день Иоанна Крестителя больше иоанниты отмечают. А я к ним не перешёл. Рыцарь без ордена. Мой упразднили ещё в тот год, когда умер хан Тохта.
– Пошли помянем, всех усопших на этом корабле, – поёжился от ветерка наиб, – Мы окороком, Илгизар ряженкой с чесночком. Лепёшки пока не остыли.
Хорошо было сидеть на этом старом-престаром корабле, словно приплывшим из прошлого, есть свежеиспечённый хлеб и беседовать. Незримые тени словно стояли за спиной и уводили мысли туда, в давно минувшие времена.
– Брат Адельхарт важная птица, – подтвердил Хайме предположения наиба, – Ты сам при голубях состоял, знаешь, что такое голубиная служба. Все секреты идут через его руки. За эти секреты и боится. По всему видно ты к какому-то из них близко подобрался. А секрет этот очень важен. И до хана Узбека дойти не должен.
– Государственная тайна? Эн-Номан тоже думает, что вся эта затея со свиной ногой как-то связана с ярлыком, который Узбек дал в прошлом году венецианцам.
– Эн-Номан тёртый калач. Понимает, что здесь на берегах Итиля плетутся ниточки самой большой политики. Началось всё почти сто лет назад, когда из здешних степей в самое сердце Европы ворвались орды неведомых и могучих народов. В одно мановение
