***
Это коренастый старичок, одет в чёрную рясу, едва скрывающую его живот. Седой, с бородкой и лысиной, на круглом лице испуганные глаза…
Он боится не только того, бегущего по подворотне к ним незнакомца. Он боится всего этого — и ножа в руке, и Эвелину за моей дрищавой спиной, и Красную Луну высоко в небе.
— Отец Афанасий, поторопитесь, — срывающимся голосом сказала Избранница за моей спиной, — Мы должны…
— Да, да, дочь моя… Но миры, закостеневшие в своей грешной плоти, не желают преклониться, гордыня застила им глаза…
— Рано! — разлепил я губы, чувствуя, что всё ещё вижу перед собой трясущийся переулок.
— Но как в лице ребёнка видим мы черты родите… Что, сынок?! — вдруг сбился Афанасий.
— Торопитесь, отец! — Эвелина чуть сильнее нажала концом посоха куда-то мне в зону затылка.
— Дочь моя, ты ведь тоже имеешь право…
— Я не могу, — испуганно бросила Эвелина, — Я не готова!
— А то я готов прям… — нож в руке дёрнулся, старик чуть не выронил его, — Храни нас, Незримая.
Это тело не может двигаться, что-то парализовало его. Нож поблёскивает, на его грани я вижу, как издевательство, маленькую точку Красной Луны. Обряд ещё не завершён, а лезвие уже будто в крови.
«Помоги, Иной», — голос умолял, и теперь не звучал так нагло, как раньше.
Его загнали в угол, его раскусили, и теперь одержимого ждёт только смерть. А он не желает, ему хочется жить, и он готов на всё!
На миг меня охватило искушение. А может, ну его? Есть же Страж Душ, там и тело сильнее, и гораздо больше возможностей по положению. Особо не светиться, не колдовать рядом с пульсарами, и можно долго держаться на плаву…
Рассказывал же Фёдор Громов, что у него в роду были Иные. И долго жили.
«ПОМОГИ!»
— Будешь слушаться? — повинуясь наитию, рычу я.
— Отец Афанасий!!!
— Незримая, на тебя только уповаем, твой лик ждём в Пробоине, — затараторил священник, осеняя лицо кругом.
«Мы — легион. Мы не служим, нам служат».
Я оскалился, заставляя мышцы двигаться. Не получается.
— Будешь служить?! — рявкнул я, стискивая кулаки.
Пальцы еле двинулись, заскрипели, сопротивляясь парализующей магии.
— Ох, дочь моя, что творится-то… — нож в руках священника затрясся, он всё пытался осенять себя знамением, — Они идут! Они уже здесь!
Неожиданно мне стало смешно. Тоже мне, жертву они принести собрались, тряпки мягкотелые. Если уж решили, так соберите чакры в кулак, псы толчковые!!!
«Нет! Что ты мелешь?! Помоги!»
— Отец Афанасий, читайте!
— Как в речах ученика слышим мы его учителя… — затараторил тот, — Как в тяжести меча чувствуем мы кузнеца…
«Да помоги же!»
— Служить!!! — заорал я, чувствуя, как сжимается гортань, — Иначе…
Я не должен двигаться, но мне просто наплевать на чьё-то «не должен». Я уже слышу, что орёт тот, бегущий к нам Страж Душ: «Служить!!!»
Мы сидим на коленях, смотрим на блестящую смерть. Мы бежим по подворотне, мы всё ещё там.
***
Сил держать сознание внутри Стража Душ уже не было, но я больше и не пытался. Просто прыгнуть и оставить тело. А дальше оно само снесёт, собьёт, уничтожит всё на своём пути.
А там разберёмся…
Как и половина всех военных планов. Когда тебе расчертят карту, расставят флажки, объяснят, кто и куда должен идти и бить.
Ты всё чётко знаешь, пока не прозвучит первый плазменный залп. И все схемы летят к толковым псам, поэтому дальше все участники боевого плана начинают импровизировать.
— Служить!!! — ору я, надрывая горло.
У меня ещё есть пара мгновений, чтобы бросить это тело в сторону. Или просто затормозить, и кулем свалиться у ног чернолунников.
И одержимый знает это…
Ну, как хочешь. Я и в этом теле неплохо освоился, так что, Василий, прости. Надо было предохраняться — не моя вина, чего ты там подцепил, чего так боятся чернолунники.
Я уже хотел бросить тело в сторону, чтобы дать совершить обряд, но тут:
«ДА!»
— Твою псину!!! — ору я, чувствуя, что тело уже потеряло равновесие, — Тормоз!!!
Приходится выбросить руки в сторону, потом вверх, потом вниз. Таз повело влево, вправо, ноги брыкнули пьяной чечёткой. Со стороны это выглядело, как исполнение цыганского танца, только на полном галопе, и не хватало только крикнуть: «Хэй!».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я понимаю, что времени поправлять курс ещё точнее нет. И та-а-ак сойдёт!
Успеваю вытащить из кармана кинжал и отпустить, чтобы полетел вскользь по земле.
С улыбкой нацелившись на седого священника, добавляю совсем чуточку скорости, раскидываю руки для объятий. Стена за силуэтом священника так и манит убиться…
Мне не жалко ни это тело, ни старичка с ножом. Мне даже Эвелину не жалко будет, если та бросится наперерез — предательства я не прощаю.
Сверкнул её посох, втыкаясь куда-то мне в грудь. Избранница попыталась сбить живой таран в сторону, но законы физики сейчас плевали на любую магию. Сколько килограмм в этой оракульской туше и в миниатюрной девушке?
Вот то-то же…
***
Удар концом посоха в рёбра, будто рыцарским копьём — вещь ощутимая. И я согнулся от боли, чуть не заехав лбом о брусчатку.
Нет, это я в стену врезался… А, жжёный ты пёс!
Спустя мгновение до меня дошло, что боли фантомные, и принадлежит другому телу.
Так, тут где-то звенел кинжал — я в один момент даже видел его блестящее лезвие из двух пар глаз. Ага, вот он…
Секунду назад над моей головой пронеслось что-то тяжёлое, случайно залепив мне в ухо конечностью. А я ещё сижу, пытаясь сообразить, в каком наконец теле устаканилось моё сознание.
Шум за спиной подстегнул мысль, поэтому я делаю резкий рывок на плечо, рука едва успевает подхватить кинжал. Что-то всё-таки скользнуло по сапогам, и раздался звонкий грохот удара по камням.
— Сожри тебя Незримая, — крикнула Эвелина.
Перекатившись по брусчатке, я воткнулся лопатками в стену. Резко разогнул ноги, чтобы занять вертикальное положение.
— Жжёный ты псарь, — я протёр тыльной стороной ладони глаза, тряхнул головой.
Тут же мне пришлось отвести голову в сторону. Посох несильно ткнулся в кирпичи, обдав ухо жаром пируса, а потом… мне в руки свалилась Эвелина.
Тренированные рефлексы — зло. Я едва успел повернуть лезвие кинжала в сторону, чтобы не насадить хрупкую девушку на десять дюймов стали. Как бы там ни было, сначала надо было разобраться, что эти псы толчковые тут творили.
— Предтеча… Незримая… — Эвелина просипела мне в грудь и обмякла.
Я с тревогой повернул её, боясь, что она всё же напоролась на нож. Нет, лезвие лишь срезало несколько тесёмок на кожаной куртке, но до тела не достало.
Эвелина чуть приоткрыла губы, так мило всхрапнув, что я едва удержался, чтоб не сбросить её на пол. Это издевательство какое-то!
Опустив Избранницу на пол, я наконец огляделся. Старик и Страж Душ лежали совсем рядом со мной — было заметно, что они проехались по инерции от места экзекуции до самой стены.
Страж Душ ещё и воткнулся темечком в кирпичи, так что я сразу сообразил, от чего была фантомная боль.
Заметив блеснувшую на камнях жидкость, я шагнул вперёд и рывком сбросил Стража Душ со священника. Отец Афанасий сразу же облегчённо вдохнул:
— Аха-а-ап!
Он лежал, прижав руки к груди, словно собрался уже помирать. Пальцы старика блестели, и, присмотревшись к Стражу Душ, я заметил торчащую у того из груди рукоять. Хм, а ловкий старик, ничего не скажешь — успел воткнуть лезвие.
— Незримая, на твой праведный суд отдаю душу свою, — зашептал священник, — Да не попаду под свет Чёрной Луны, если не будет на то воли твоей…
Я присел на корточки, приложив руку к шее оракула. Готов… Эх, жалко гвардейца, мы с ним здорово потусили по ночному Межедару.
— Кто-нибудь объяснит мне, капитские ваши душонки, что тут творится? — едва сдерживая злость, прошипел я.
Кричать пока было нельзя, где-то совсем рядом мог находиться Вячеслав. Да и Стражей Душ, с полицейскими за спиной, нельзя было сбрасывать со счетов.
