Он то ли вздрогнул, то ли икнул:
— Я ведь и так… Я всё…
— Конечно, конечно. Только нужно, что бы тысовсем всё …
— Я совсем… я правда…
— Хорошо, хорошо… Значит, ты говоришь, что не знаешь тех ребят?
— Я правда не знаю! Только рыжего видел один раз у зоопарка, случайно! Я правду говорю!..
— Ох, правду ли?
— Да! Ну, зачем мне врать? Я ведь все равно уже сказал, что вы хотели! Я же признался, что это я позвонил про бомбу! Это не я, но если вам надо, пусть я…
— Вот видишь, ты опять…
— Ну, я, я!.. Только, пожалуйста… Я больше не буду!
— Ты изрядный путаник, Сашуня. Вчера говорил одно, сегодня другое… Давай по порядку. Я стану спрашивать, а ты отвечай: да или нет…
Мальчик опять крупно вздрогнул и закивал.
— Ты был с ребятами у киоска газеты «Имперский вестник», когда он загорелся?
— Да!
— Ты принимал участие в поджоге?
— Нет!.. То есть да!.. Надо обязательно отвечать «да»? Вы скажите…
— Ты звонил в школу о бомбе?..
…В этом разговоре было что-то обморочное. Я перестал понимать содержание. «Да… Нет… То есть да, да… Я больше не… Я не хотел… Я же всех назвал, кого знал…» Мне казалось, что прошло не меньше часа…
Дядька в белом халате поморщился и сказал:
— Инна Порфирьевна, мне кажется, что уже…
Я увидел, что мальчик Саша сейчас упадет. И опять на секунду встретился с ним взглядом. Во взгляде этом была (или мне показалось?) мольба о помощи.
А что я мог сделать? Я сам был такой же…
Гад в халате мельком глянул на меня и потянулся к мальчишке.
— Не надо… — выдавил Саша.
Инна Порфирьевна опять подняла палец.
— Да, голубчик Яков Яковлич, подождите. Мы еще не кончили…
Саша вдруг повалился на колени.
— Ну, пожалуйста! Я же все сказал!.. Я еще скажу, что хотите! Все, что надо!.. Ну, я же сдаюсь! Я абсолютно сдаюсь!.. — И съеженно замер.
Господи, что они хотят с ним сделать?
И со мной…
Ужас мальчика Саши стал вливаться в меня.
Все с полминуты как-то выжидательно молчали. Потом Инспектор улыбнулся мне почти по-приятельски.
— Видишь, дорогой мой, как бывает, если плоховспоминают …
Ужаса не стало. Будто что-то вмиг сгорело внутри.
С отчаянной, резкой, как боль, тоской я пожалел, что сейчас у меня нет пистолета. Эх, если бы как тогда, в подвале у Моргана!..
Я встал.
— Вы не люди… Чтоб вы сдохли, сволочи! — Схватил двумя руками и взметнул тяжелый табурет…
И опять мягкая тьма, как тогда, на рельсах, накрыла меня, заслонив от всего на свете.
…Больше меня не допрашивали. И даже ничего не сделали за мою ругань, за отчаянный замах табуретом. Я сутки пролежал в медицинском изоляторе. Потом пошло все по-прежнему. Двадцать пятого мая закончилась учеба в шестом классе. А на следующий день был разговор с Мерцаловым про ампулу и приказ собираться в дорогу.
Что дальше — я уже рассказывал…
И все это я без утайки поведал новым друзьям в Инске, когда Май попросил рассказать о главном. Там на берегу, у костра. Я говорил, говорил, а Света, Май и Грета стояли, взявшись за руки, слушали и не перебивали…
— Ну вот… всё… — Мне показалось вдруг, что я один на пустом берегу. Будто ребята отодвинулись далеко-далеко. Но это лишь на секунду. Нет, вот они рядом! И Грета почему-то держит меня за локоть.
— Грин… Ты не обижайся, но пока ты рассказывал, у Мая в мобильнике работал диктофон. Все записалось. Если хочешь, мы сейчас сотрем…
Я не знал, хочу ли я.
— А зачем вам… все это?
— Но ведь надо же что-то делать! — воскликнула Света.
— Что? — туповато спросил я.
— Много чего… — отозвался Май. — Тут сразу и не сообразишь…
— Жаль, что Витя ушел, — сказала Грета. — Ну, ничего. Сейчас позвоним…
Часть четвертая
ПЕСКИ И ПАМЯТНИК
Глава 1
Лыш не знал никаких научных терминов и выражений. Не запоминал их. Там, где образованные люди сказали бы: «Данные факты вызывают у меня цепь непредвиденных ассоциаций», Лыш изъяснялся проще: «В голове — опять завязочки»…
В тот день особых завязочек не было. Ну, подумаешь, встретил парня Валерия (студента, кажется), с которым у них стыковка насчет Песков! Что особенного, если у людей случаются одинаковые сны (тем более, что в общем-то и не сны это)? А на белобрысого мальчишку по имени Грин Лыш сперва не обратил внимания. Решил, что это новичок из отряда сестрицы-командирши. И лишь в сумерках, когда летел домой, что-то щелкнуло в мозгах у Лыша. Он в один миг понял… нет, почуял… нервами ощутил: что-то здесь есть. Какая-то завязка, где в одном узелке Валерий, Грин, он (то есть Лыш) и странное, рассеянное в вечернем воздухе беспокойство.
Это требовало разгадки.
Прискакав домой, Лыш сжевал круто посоленную горбушку, запил молоком из холодильника и сел на табуретке в позе размышляющего йога. Он и правда размышлял. Мама сказала:
— Почему не поужинаешь по-человечески? На плите гречка и сосиски.
— Не-а. Пусть Гретхен их ест… Но она тоже не будет, бережет фигуру.
— Только мои нервы никто не бережет, — пожаловалась мама. — Кстати, где эта особа?
— Грета унд Света шпацирен, — доложил Лыш, который в третьем классе начал изучать немецкий язык.
— Позвони ей, пусть немедленно идет домой. Иначе я… не знаю, что сделаю.
Лыш выволок из кармана похожий на мыльницу мобильник.
— Генриетта! Мама сказала, что если сию минуту не придешь, она оторвет тебе голову!
— Не говорила я этого! — жалобно возмутилась мама.
— Она не говорила… но оторвет… Что?.. Ма-а, она сказала, что, пока не пришла, оторви мне… Но я сейчас занят, я иду ночевать к Веткиным.
Веткины были Света, Май и все их большое семейство.
— Еще не легче! Зачем?
— Дела…
— Только тебя там и не хватало! У них повернуться негде, шестеро детей!
— Сейчас, наверно, даже больше. Но повернуться есть где. Толь-Поли построили вигвам, я лягу с ними.
— И что это за дела на ночь глядя!
— Те, что надо обсудить…
— Скорей бы вернулся отец, взялся бы за ваше воспитание.
Отец по контракту работал на норвежской нефтяной платформе.
— Ему будет некогда. Ты заставишь его делать ремонт.
— Тогда я сама в конце концов возьмусь…
— Тебе тоже некогда. У тебя курсы…
— Ох, верно. Мне надо еще три английских страницы перевести.
— Лучше посмотри телек, там сериал «Бразильская теща». А страницы я тебе завтра переведу…
— Что-о? Ты знаешь английский?!
— А чего такого? — сказал Лыш.
— Когда ты успел?
— Ну… я не специально. Как-то само. То в Информатории, то на британском канале…
— Ну-ка, скажи что-нибудь по-английски.
Лыш поморщил лоб и произнес фразу, из которой следовало, что сейчас ему пора убегать, а завтра он готов оказать любимой маме всяческую помощь. Произношение было ужасное, но по содержанию вроде бы все верно.
— Чудовище, — простонала мама. — Почему же у тебя в школе-то одни тройки?
— Но там же не спрашивают английский. А таблицу умножения выучить все некогда. И зачем она, когда есть калькулятор?.. Ма-а, я поехал…
На крыльце Лыш тихонько свистнул. Тонконогий стул выбрался из кустов сирени, подскакал к ступеням.
— Хороший мой Росик, — шепнул ему Лыш. — Ну, давай. Напрямую, через заборы…
В доме Веткиных светилось только одно окно. Кстати, открытое. Лыш спрятал Росика за поленницу, подошел к окну. В большой комнате, у выключенного телевизора, сидели в одном обширном кресле Май и Света. Склонились над коробочкой Мая. Лыш ногтем стукнул по стеклу.
— Это я…
— Лезь, — не оглядываясь, позвала Света.
Лыш неуклюже, но проворно преодолел подоконник, по-турецки сел на половик перед креслом.
— Чего хочешь? — сказала Света. — Чаю с вареньем или сока?
— Ничего… — вздохнул Лыш.
Тогда Май попросил:
— Лыш, скажи. Гравитация зависит от напряжения хронополя?
— Че-во?
— Ой… Ну, сила тяжести зависит от напряжения времени?
— Конечно! А то как бы стулья летали…
— Да, верно… А сколько стульев надо, чтобы удержать в воздухе миллион тонн?
— Ни фига себе!
— Ну, а все-таки? — терпеливо сказал Май.
— Считать надо. Включи калькулятор… Вот… Мой Росик поднимает меня и может еще двоих таких же, как я. Это примерно сто кэ гэ. Миллион разделить на сто… Ты включил?
— Можно без калькулятора. Десять тысяч, — сказала Света.
— Ну вот… Тут надо полтайги на мебель извести, — обиделся за земную растительность Лыш. — Да еще не всякий стул годится… Вам такое дело зачем?
— Май хочет соорудить Всемирный Храм. Это должен быть литой шар из стела, метров сто диаметром. Человеческие души будут проникать в него, как свет… и сами делаться светлыми.
