– Снимите с меня наручники, – сказал я, глядя в глаза мальчика, в которых отражался огонь костра. Он спокойно выдержал мой взгляд и кивнул Киркорову.
– Сними.
Киркоров заколебался.
Мальчик повторил приказание. Вздохнув, одноглазый подчинился. Потирая запястья, я примостился у стола.
– Меня зовут Христо, – представился мальчик.
В свете костра у меня появилась возможность как следует его рассмотреть. Теперь Христо не казался мне мальчиком. Эти глаза: усталые, равнодушные, холодно-мудрые… Передо мной сидел пожилой мужчина, неведомой силой вставленный в тело мальчика.
– Что это за место? – спросил я.
Христо широко, по-мальчишески, улыбнулся. У него не было ни единого зуба – плоские изжеванные десны.
– Этот подземный бункер называется Кремль – 2. Отсюда власти бывших намеревались управлять страной в случае Дня Гнева. Но… не успели спрятаться. Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана, кто не спрятался, я не виноват.
Христо засмеялся. За моей спиной захохотал Киркоров, которому вторила Букашка.
– Ясно. Но я – то здесь причем? И… где Марина?
– Ты прав, Андрей, – сказал Христо.– Без Марины мы не должны ничего обсуждать с тобой. Букашка, позови всех.
Букашка подошла к темному пролому в стене. Я догадался, что раньше это была шахта лифта, курсирующего от первого Кремля ко второму, подземному. Что скажешь, вымысла бывшим не занимать…
– Все к учителю. Учитель зовет!
Глухое эхо потащило слова сквозь землю наверх.
– Букашка, – поморщился Христо. – Я же просил…
Марина села напротив меня. Улыбнулась. На ней – серый комбинезон, на лоб надвинута белая шапочка, из – под которой торчат пряди рыжих волос. Зеленые глаза светятся теплом. Тихая радость стала расти в моем сердце, но снаружи это никак не проявилось, во всяком случае, я так полагал. Сцепив пальцы, я исподлобья смотрел на Марину.
– Все в сборе, – удовлетворенно сказал Христо. – Познакомься, Андрей. Это Снегирь.
Над столом приподнялся широкоплечий краснолицый детина с окладистой бородой.
– Кисть потерял по пьяной лавочке.
– Спасибо за пояснение, Христо, – пробасил Снегирь и салютовал мне обрубком правой руки.
– Вовочка.
Мне улыбнулся щербатым ртом старичок с подвижными глазами. Морщинистое личико его обрамляли седые, похожие на паутину, волоски, каким-то чудом держащиеся на висках. Макушка Вовочки была блестящая и ровная, как яйцо, окунутое в масло, и в ней отражалось пламя костра.
– С Киркоровым и Букашкой ты уже знаком. Ну и с Мариной, конечно.
– Кто вы такие? – спросил я, обращаясь к Христо.
– В первую очередь, мы просто люди, – ответил тот, задумчиво глядя на огонь. – Во вторую, – мы возрожденцы.
– Возрожденцы?
– Да.
– Что это значит?
– Андрей, это трудно, почти невозможно объяснить тому, кто не знает всполохов.
– Он знает, – произнесла Марина.
– Да, – кивнул Христо. – И потому ты здесь, Андрей. Марина, кажется, уже говорила с тобой на эту тему?
– Нет, – соврал я, с удовольствием увидев, как лицо девушки краснеет.
– Ну что ж, – спокойно продолжил Христо. – Тогда я скажу тебе. Мы все видим всполохи, тот, кто утверждает, что не видит их, – лжет. Это проблески истины, отголоски прошедшей грозы. День Гнева одолел человека, однако ему не удалось до конца истребить память. Память бессмертна, как бы кому-то не хотелось обратного.
– Мне хотелось бы.
– Понимаю, Андрей. Я сам поначалу боялся всполохов, и не желал быть тем, чей образ предлагала мне память. Христо Ивайловым, сыном советника болгарского посольства, избалованным мальчиком, больше всего в жизни любящим ночные клубы, девочек и таблетки экстази. Или вот, Вовочка… Всполохи больше всех донимают его. В мире бывших он был важной шишкой, настолько важной, что мог бы предотвратить День Гнева. Во всяком случае, ему так кажется. Я прав, Вовочка?
– Прав, – отозвался старик. – Страх помешал мне…
– Ну, не расстраивайся, – мягко сказал Христо.
– А я не хотел быть Олегом Снегиревым, – произнес Снегирь. – Коррумпированным полицейским, за взятку пропустившим на футбольный матч террористку.
– Вот именно, – кивнул Христо. – А Киркоров не хотел петь глупые песни и носить блестящие одежды.
– Упаси Бог, – ужаснулся Киркоров.
– Букашка не желала быть Ольгой Букашиной, секретарем приемной комиссии, а Марина…
– Нет, Христо.
Марина резко выпрямилась, глядя на учителя вспыхнувшими глазами.
– Хорошо, – спохватился Христо. – Так вот…
– Если вы так страшитесь прошлого, – перебил я, посмотрев на Марину, – то какого же дьявола вы намерены возрождать?
Лицо Христо засияло:
– Ты не ошиблась, Марина. Похоже, он как раз тот, кто нам нужен.
Можно подумать, что вы нужны мне.
– Мы намерены возродить человека, Андрей. Не мир, в котором он жил, ибо тот мир был ужасен. Мир похоти и злобы, мир тела, бесконечной погони за комфортом и совершенного забвения души. День Гнева был неизбежен и необходим, как дождь в снедаемом зноем городе. Но человек не заслужил столь глубокого падения. Человек, при наличии воды, умывается так же легко, как пачкается. Мы хотим дать человеку воду и построить новый мир с умытым человеком.
Тихий голос Христо сливался с шумом костра. Мне казалось, что со мной говорит ожившее пламя.
– Новый чистый человек построит мир света. Мир без политики, денег, религии, без всего того, что повлекло либо могло повлечь День Гнева.
Я расскажу тебе небольшую историю, Андрей.
В мире бывших была война – одна из бесконечной вереницы. Осажденный город медленно умирал, но в нем боролась за жизнь хрупкая девушка. Ее соседи по лестничной клетке погибли от бомбежек, холода и голода, и ей казалось, что она совершенно одна в огромном доме. Пережить один день – это была цель, сопоставимая с полетом на Марс.
У девушки осталось всего одно полено, прочное и красивое с виду: кора ровная, жесткая, древесина янтарная, обещающая тепло. Но когда, собрав остатки сил, девушка ударила по нему топором, полено разлетелось на мягкие ошметки, так как было оно совершенно трухлявое.
Девушка легла в холодную постель и стала ждать смерть, как вдруг до нее донесся детский плач. Ей показалось, что она ослышалась. Но плач повторился. Где-то наверху плакал ребенок.
И она встала и пошла, несмотря на боль и отчаяние.
В квартире на верхней площадке была настежь открыта дверь и на пороге, вытянувшись, лежала мертвая женщина. Почувствовав приближение смерти, она пыталась позвать кого-то, но ей не хватило сил.
Перешагнув через мертвую, девушка вошла в квартиру и увидела стоящую на кровати девочку.
– Мама? – спросила та, дрожа от холода.
– Мама, – согласилась девушка. – Но зачем ты стоишь? Чтобы согреться, нужно лечь, накрыться с головой одеялом…
Но девочка продолжала стоять. Тогда девушка подошла к ней, обняла, стала согревать собственным дыханием. Накрывшись одеялом и старой шинелью, крепко прижавшись друг к другу, они смогли пережить ту страшную ночь.
Христо умолк, глядя на костер. Языки пламени бросали на стены причудливые тени. Я вдруг вспомнил стопку журналов, найденную на чердаке школьником Островцевым. Среди прочих там был журнал «Огонек», а в нем, – репродукции картин. И в память школьнику Островцеву, а значит и в мою, больше других запала «Тайная вечеря». Сын Божий – в окружении учеников, уже знающий о собственной судьбе, и о том, кто предаст его.
– Христо, но что с ними случилось потом?
– Я не знаю, Букашка.
– В чем смысл этой истории? – спросил я.
– Тоже не знаю, – засмеялся Христо. – Вернее, каждый понимает по-своему, и совершенно ни к чему навязывать кому-либо собственное понимание. Однако мы не в праве окончательно хоронить то, что заставляло эту девушку, услышавшую плач ребенка, подниматься по ледяным ступенькам, на грани обморока, и цепляться за обмороженные перила. И в этом нам можешь помочь только ты, Андрей.
– Я?
– Да. Впрочем, довольно. Полагаю, мы все, – Христо окинул собравшихся взглядом, – должны оставить Марину и Андрея наедине. Им есть, что сказать друг другу…
2. Двое
Христо ошибся. Оставшись наедине, мы молчали. Я смотрел на двуглавого орла, в котором переливались желтые и красные отсветы костра. С потолка в огонь упала капля; зашипев, превратилась в пар.
Отчего-то мне стало грустно: то ли подземелье угнетало, то ли так подействовал рассказ Христо.
– Андрей, – тихо сказала Марина.
Я оторвал взгляд от орла и посмотрел на нее.
– Прости меня.
Она просит прощения!
Язвительно улыбнувшись, я сказал ей, что не могу доверять человеку, исподтишка вколовшему мне в шею шприц.
– Это был не мой план, – горячо заговорила Марина. – Это был план Христо. Он послал меня в Джунгли за диким…