Кнорус оторвал взгляд от дороги, повернул голову и через плечо презрительно посмотрел на Юрайта. * Знаешь, никогда не был ни нищим, ни актером. Поэтому играть не умею - или говорю то, что думаю, или ничего не говорю. Ты меня понял? * Никак нет. * Тогда для тупых повторяю: с нами это со мной. * Хорошо, - решил потянуть время Юрайт, чтобы собраться с мыслями. - Что я должен сделать для вас? * Пока только рассказать, с какой целью Афинская послала тебя фискалить за мной и Графом. * Я не фискалил за вами.
Кнорус тяжело и как бы устало вздохнул: * Повторяю, Юрайт, не валяй дурака. Ты, наверное, уже догадался, что я слишком много поставил на монашескую карту. Поэтому, если тебе повезет и ты окажешься перед светлыми очами Афинской, сам понимаешь, у меня могут быть большие неприятности, которых, честно тебе сознаюсь, я не планировал. А значит, учитывая твою несговорчивость, у меня остается только один выход. Кто-то из нас один - в этой жизни лишний. А при создавшемся в настоящий момент положении тебе будет нетрудно догадаться кто.
Проанализировав ситуацию, Юрайт понял, что "косить" дальше не имеет смысла. Но даже, если он, Юрайт, скажет, что согласен работать вместе с Кнорусом, то и этот договор не гарантирует ему сохранение жизни в течение ближайших суток. Скорее всего, его отвезут в какой-нибудь подвал, гараж или в лесополосу за городом, хорошо, словно футбольный мяч, попинают, пока он слово в слово не перескажет о задании Афинской, а потом придавят и сбросят в люк какого-нибудь коллектора. Конечно, уже мертвым. И ни милиция, ни Афинская, ни малочисленная родня не вспомнят, что жил на этом свете парень по кличке Юрайт. Конечно, может быть, Инка или Агата расскажут в милиции о пропаже воина-интернационалиста, но и они не знают его настоящей фамилии, данных о рождении и месте жительства его родных.
Кнорус остановился на светофоре на площади трех вокзалов. Под мостом Каланчевки образовалась автомобильная пробка. * Ну, что делать-то ? Граф, свяжи воину руки. От греха подальше. А то он, наверное, уже строит планы, как поиграть в догонялки-убегалки. * Зачем его вязать! У нас наручники есть, - и Граф, перегнувшись через переднее сиденье, полез к бордачку. В это время автомобильный поток тронулся, и Кнорус, чрезмерно газанув, дернул машину вперед. Граф не ожидал такого толчка, выпустил локоть Юрайта и ухватился двумя руками за спинку переднего сиденья.
Лучшего момента для побега могло больше и не представиться. И Юрайт со всей силы ударил Кноруса ладонями по ушам. Тот выпустил баранку, резко нажал на тормоз. Тяжелое тело Графа теперь уже по инерции полетело в сторону лобового стекла. В ту же секунду Юрайт нажал на рычажок водительского сиденья, затем руками и коленями уперся в кресло и со всей силы отбросил спинку сиденья вместе с водителем на торпеду. Голова Кноруса глухо стукнулась о лобовое стекло. Юрайт тут же выдернул фиксатор задней двери и, уклонившись от захватывающего движения рукой очухавшегося Графа, открыл дверь и вывалился на дорогу, чуть ли не под колеса двигавшегося параллельно автомобиля.
Он, словно стартующий спринтер, поднялся с асфальта и рванулся в сторону Казанского вокзала. Кругом визжали тормоза машин, пропуская Юрайта, перерезающего автомагистраль. Он скорее почувствовал, чем услышал, что за ним уже, бросив машину посреди дороги, неслись братки. Но одно дело качать на тренажерах мышцы, другое догонять по горным дорогам моджахедов. К тому же удирать всегда легче, чем догонять.
Через несколько секунд он скорее спрыгнул, чем сбежал в подземный переход. Теперь он уже знал, что поймать его среди вокзальной толчеи практически невозможно, к тому же опыт нищего растворяться во время облавы опять сослужил добрую службу. Он заскочил в промежуток между киосками, каких в подземных переходах всегда хватало. Через несколько секунд мимо него пролетели Кнорус и Граф. Сняв с себя бушлат и офицерскую шапку, Юрайт бросил их за палатку и остался в тонкой кожаной куртке. Он вышел из своего укрытия и как ни в чем не бывало, не торопясь, пошел в противоположную от догоняющих сторону - к электричкам Казанского вокзала. Он знал, что Граф и Кнорус, разделившись, будут ещё долго бегать по станции метро "Комсомольская". Но он, Юрайт, действительно был намного умнее быков. Хитрости и непредсказуемости в поступках их, нищих-актеров, научила Афинская. Он не поедет сразу к ней в офис, чтобы как можно быстрее доложить о случившемся. Он поднимется на перрон, сядет в пригородную электричку и проедет несколько остановок. А пока будет ехать соберется с мыслями и решит, что предпринять дальше. И пусть теперь сам Кнорус побеспокоится о своей жизни. Госпожа Афинская не привыкла прощать предательства.
Он стал подниматься на платформу к пригородным электричкам и на лестнице тоннеля столкнулся с Аликом Климовым по прозвищу Терминатор своим коллегой-нищим, как и он работающим у госпожи Афинской. Но если Юрайт занимал место в подземке на Мырле, то Алька обслуживал москвичей и гостей столицы здесь - под площадями трех вокзалов. Свою же кличку он получил за серые, как свинец, глаза, металлические стального цвета протезы руки и ноги, которые он всегда выставлял, когда сидел около стены с протянутой рукой. В добавок к своим протезам он носил старую проклепанную куртку с плеча какого-то рокера или металлиста и такой же кожаный браслет с металлическими добавками. А когда улыбался, то обнажал стальные, под цвет протезам, зубные коронки. Вся эта груда железа на теле и во рту нищего, по совету Афинской, регулярно натираемая зубным порошком, холодно поблескивала под лампами и фонарями подземки. * Привет, Юрайт, - обрадовался встрече и в то же время с удивлением сказал Терминатор. - Ты что на моей территории делаешь? Никак у инвалида хлеб отнять хочешь!
Юрайту в этот момент не очень-то хотелось встречаться с кем-либо из знакомых или коллег по бизнесу, но и показывать, что он чем-то взволнован или от кого-то скрывается, было бы глупо. * А, железный дровосек! - выдавил деланую улыбку Юрайт. - Да кто ж позариться на твоих бедных приезжих! Нет, подсиживать тебя на твоем месте никогда не собирался - свое неплохое! А ты что это наверху делал? - решил сам приступить к расспросам Юрайт. * Да пару чебуреков поднялся слопать, - и с неподдельным интересом опять спросил: Так по какому поводу в наши края среди рабочего дня? * Да с одной девицей у меня встреча намечалась. А она не пришла, - напустил на себя маску сожаления и тоски Юрайт. * Уж не с Агатой ли? - спросил с ехидством Алька, показывая, что наслышан о далеко не товарищеских отношениях двух нищих с Мырли. * К сожалению, вынужден тебя огорчить - с Агатой я бы и на своей территории смог встретиться, среди людей денежных и культурных, а не среди всей этой вокзальной лимиты - занюханных крестьян и нищих рабочих. * Ну, ты, полегче! Не надо обижать рабочий класс, и чем тебе крестьянство помешало? - сделал возмущенный вид Алька. - Гуляй по своим цивилизованным и обкуренным теткам, а пролетариат грязными руками не тронь!
Он на несколько секунд, демонстрируя обиду, отвернулся от Юрайта, и когда тот уже хотел устремиться вверх по лестнице, снова задал ехидный вопрос: * А че ж на перрон-то идешь? Тебе на метро гораздо удобнее на работу было бы возвращаться...
Юрайт уже негодовал по поводу назойливого интереса Терминатора, и ему хотелось сказать коллеге что-то обидное, но он сдержал себя и только ответил: * Любопытной Варваре язык оторвали на Казанском вокзале... Ну, до встречи! - он в три прыжка добрался до перрона и запрыгнул в электричку, следующую на Шатуру.
По перрону бежал Кнорус.
ГЛАВА 14. АФИНСКАЯ
Маргарита Павловна застала Афинскую врасплох. Она постучала и без приглашения войти открыла дверь в кабинет. В это время настоятельница нищенской братии примеряла шляпку дряхлой старушке. Бабка уже стояла "в рабочем облачении". Длинное черное пальто с каракулевым потертым воротником и большущими пуговицами, шарфик непонятного цвета и узора, лайковые ботики на кнопочках. Оставалось только подобрать шляпку... Правда, лицо старушенции не светилось дворянской добротой и благородством, как хотела Афинская, а напоминало о пролетарском происхождении. Нищенка держала в руках такую же, как и воротник пальто, потертую муфточку и посматривала на шляпку с явным отвращением, видимо, считая, что все эти шляпки, ботики и муфточки - буржуазные пережитки. В итоге Афинская начинала уже понимать, что не вылепишь из "материала", всю жизнь обрабатываемого на металлургическом заводе, человека с утонченными манерами и высокими идеалами. К тому же, что злило Афинскую, старуха ещё и не хотела вникать в роль старой интеллигентки, по легенде когда-то репрессированной и отбывшей десяток лет за колючей проволокой, но не потерявшей чести и благородства.
Увидев в раскрытых дверях незнакомую женщину, Афинская насильно сунула в руки старухи вычурную шляпку и голосом, не терпящим возражений, приказала: * Ну, все, Никитична. Приходи завтра утром.
