Она вскинула на него взгляд, мгновенно подобравшись и натянув на плечи тонкую простынь. Такеши серьезно смотрел на нее, и в его голосе слышалась озабоченность.
— Но почему?
Он скривился. Конечно, разве стоило ожидать от девчонки мудрости воздержаться от вопросов? И сделать так, как он сказал, потому, что он это сказал. Достаточно серьезное основание для любого, но не для нее.
— Ты знаешь, что в поместье есть предатель. И я не могу исключать никого, даже Яшамару.
Пусть будет полуправда. Ей должно этого хватить, и ни к чему говорить, насколько серьезны основания для его подозрений.
— Яшамару-сана? — у нее свело дыхание. — Но как же так можно? Он ведь готов умереть за тебя.
Такеши выругался в своих мыслях. Вместо того, чтобы вынести из его слов единственно верную мысль — не доверять Масахиро — Наоми принялась защищать второго управляющего.
— Подозревать следует каждого, — сквозь зубы ответил он. — Но я говорил тебе не о Яшамару. Я не хочу, чтобы ты оставалась с Масахиро наедине. Чтобы брала у него что-либо или, тем более, делала что-то по его просьбе. Или передавала послания. Даже если он скажет, что оно срочное и важное для меня.
Он надеялся, что Наоми испугается. Он постарался сделать все, чтобы она испугалась. Только страх мог управлять ее поведением, только напуганная она становилось покорной. И сейчас он собирался этим воспользоваться.
Он ждал еще вопросов, может быть, возмущения или — хуже всего — слез.
Но Наоми какое-то время смотрела на него сосредоточенно и пристально, а после кивнула.
— Хорошо.
Возможно, он переусердствовал. Вбитая палкой покорность страху сидела в Наоми слишком глубоко. Она испугалась намного больше, чем старалась показать, и больше, чем ему хотелось бы.
— Тебе нечего бояться в поместье, пока ты осторожна, — смягчив голос, произнес Такеши. — Никто не причинит вред моей жене.
Это ее будто бы успокоило.
Такие обещания — он называл их пустыми — всегда успокаивали. Отец говорил так с мамой, а она сама — с ним и братом.
Наоми опустилась на футон, подсунув под щеку сложенные ладони. Ей хотелось верить Минамото, и она верила, потому что прежде он ей не лгал.
Он лег рядом с ней, устроив голову на твердом валике — она не представляла, как на нем можно было спать!
— Ты помнишь о своем обещании? О тренировке? — пытливо спросила она.
Такеши неопределенно мотнул головой, и короткие пряди упали на лицо.
И Наоми будто что-то ударило в тот миг. Она едва не подпрыгнула, дернувшись, и издала рваный, непонятный звук. Вопрос был готов сорваться с языка в любой миг, но ее что-то останавливало. По спине пробежал холодок, и она поежилась.
— Я… — произнесла она и удивилась тому, как тихо прозвучал голос. Ей, очевидно, следовало промолчать. — Могу я спросить?
Такеши искоса взглянул на нее, нахмурившись. Раньше она не отличалась подобной скромностью. Подумав, он кивнул, но Наоми уже успела пожалеть, что вообще решилась открыть рот.
Гнетущее ощущение под ложечкой, пришедшее к ней минуту назад, лишь усиливалось.
— Я заметила, что Фухито-сан и Нарамаро-сан… и у всех вокруг… у Яшамару-сана, например, или у Кацуо-сана, и у твоих солдат… все носят длинные волосы.
Такеши резко поднялся и стиснул кулаки, уперев их в футон. Его внутреннее напряжение было столь велико, что руки дрожали, не в силах его вместить. Мышцы на его спине вздулись некрасивыми буграми, и Наоми очень, очень захотелось исчезнуть. Оказаться в любом другом месте.
— Я спросила что-то не то? — она принялась поспешно болтать, чтобы заполнить своим голосом повисшую в комнате глухую тишину. — Прости. Я же почти ничего не знаю… Давай забудем мой вопрос, хорошо? Пожалуйста?
Такеши повернулся: лицо — перекошенная маска, а в глазах — яростный огонь.
Она вся сжалась, приготовившись к удару, и это, кажется, его остудило. Сведенные судорогой мышцы постепенно начали расслабляться, а скрутивший все нутро комок стал меньше давить на ребра.
Наоми лежала, по-прежнему не открывая глаз, чтобы не видеть его удара, и Такеши скривил губы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я расскажу тебе. Ты моя жена теперь. Твое право знать, — он тяжело ронял короткие фразы, рассекая ими воздух. — Пять лет назад с помощью моего брата клан Тайра взял меня в плен. Они оказались довольно… изощренными. Меня клеймили, — он коснулся отметины на груди и сжал зубы, пережидая приступ обуревавшего его бешенства. — И обрезали волосы. Самураи носят их длинными. Это особый знак. Такое право есть только у нас. Лишиться волос — большое унижение. И я поклялся стричь их, пока не отомщу. Пока не убью Тайра.
У Наоми перехватило горло. Она не могла выдавить ни звука, кроме жалких всхлипов, а их она старалась держать при себе.
Минамото не нужна ее жалость.
Она по-новому взглянула на пучки всех воинов в поместье, на длинные волосы Фухито-сана и Нарамаро-сана, на рваные, неровные пряди Такеши.
«Как я могла не знать?..»
Он по-прежнему сидел к ней спиной: напряженные плечи, бугрящиеся мышцы на лопатках, иссеченная, загрубелая кожа.
— Почему твой брат так поступил? — вырвалось у нее против воли.
Такеши долго молчал, прежде чем ответить.
— Достаточно историй для одной ночи, — сказал он и опустился на футон, повернувшись к Наоми затылком.
Она подавила вздох и, прикусив губу, подвинулась к нему ближе, ткнулась носом в плечо, прижалась губами к прохладной коже.
Такеши дернулся, но отодвигаться не стал.
*Женщина-самурай, точнее онна-бугэйся (яп. 女武芸者?) — женщина, принадлежащая к сословию самураев в феодальной Японии и обучившаяся навыкам владения оружием.
* Мамору означает «защитник»
Глава 12. Ошибка
Дни шли за днями, складываясь в недели.
Первое время в поместье стало для Наоми самым ярким воспоминанием, но после свадьбы и того ночного разговора с Такеши ее эмоции будто бы притупились, и прожитое уже не столь сильно отпечатывалось в памяти.
Ее муж сдержал слово: каждое утро они тренировались вместе. Правда, он не позволял Наоми участвовать в учебных поединках с другими самураями, но она была рада просто ощутить тяжесть нагинаты в руке. Услышать мелодичный звон железа. Почувствовать запутавшийся в волосах ветер.
Такеши оказался терпеливым учителем. По крайней мере — с ней. Порой Наоми наблюдала за его тренировками с самураями, и те нередко заканчивали их с синяками, порезами различной степени глубины да и просто порядком измотанными.
А по окончании тренировки вниманием Наоми целиком завладевал водоворот дел. Вопросов, что требовали ее участия, было по-прежнему много, но постепенно она училась с ними справляться. И все реже Такеши выговаривал ей, что вынужден брать на себя ее обязанности, все меньше фыркал и проявлял недовольство Масахиро, все тише роптали слуги.
Наоми продолжала осваиваться в поместье и на его огромной территории, которую скрывал от внешнего мира высокий забор. Она побывала едва ли не в каждом уголке сада, а путь до дальних казарм и хранилищ могла преодолеть с закрытыми глазами. Она знала, как тихо скрипит гравий после дождя, как стучат о тростниковую крышу капли. Как шелестит каждая дверь в главном доме, как с тонких сливовых веток срываются брызги.
Бывали моменты, когда Наоми благодарила всех Богов, что Кенджи-сама отправился в Эдо и потому не может видеть ее позора. Моменты, когда она ошибалась и встречалась с глухим раздражением Такеши. Моменты, когда она задыхалась от восторга, рассматривая свое новое кимоно.
Больше Такеши никак не вмешивался в ее дела: не помогал, но и ничего не запрещал, обычно оставляя жалобы Масахиро и других слуг без внимания. Он поддержал ее однажды и больше никак не собирался касаться того, как Наоми ведет хозяйство поместья. Вместе с его доверием пришла и огромная ответственность, и она старалась изо всех сил, чтобы его оправдать.
Самой большой сложностью для нее оставались слуги. Удивительно, но даже после официальной свадебной церемонии не все из них приняли ее окончательно. Они подчинялись, но нехотя. Выполняли приказы, но поджав губы. Отвечали на прямые вопросы, но постоянно юлили.
