Первый «звонок»
Отклонения в нервно-психическом состоянии у Бориса Николаевича я заметил весной 93-го. Он сильно переживал противостояние с Хасбулатовым и Руцким, впал в депрессию, даже начал заговариваться… Склонность разрешать все проблемы раз и навсегда самым неподходящим способом была у Ельцина и раньше. Я подозреваю здесь суицидную наследственность. То он в бане запрется, то в речке окажется, то надумает застрелиться… Как раз в это время тогдашний министр безопасности Баранников сделал крайне неподходящий подарок Президенту – пистолет с патронами. Причем сделал это секретно, в задней комнате, когда меня рядом не было. Мне сотрудники приемной доложили, что Баранников заходил со свертком, а вышел без. По настроению Ельцина я понял, что он что-то затевает – к тому времени изучил его уже неплохо. Улучив момент, сделал ревизию задней комнаты и обнаружил в самом верхнем ящике стеллажа футляр с подарочным оружием. На всякий случай я вынул патроны и попросил повара их сварить. Вынул боек, превратив пистолет, по сути, в игрушку.
ЕБН об этом не догадывался и через некоторое время перед событиями с импичментом попытался устроить трагисцену: передо мной, Илюшиным и Барсуковым он тряс этим пистолетом, а мы уговаривали его не стреляться. Я один знал, что этот пугач не способен причинить никакого вреда. Но нам удалось убедить его не совершать глупости и вполне официально забрать оружие. Оно и сейчас, наверное, хранится среди его несметных подарков, а вот боек я куда-то задевал.
…Первый серьезный звонок, связанный со здоровьем Президента, прозвучал в Китае. С нами во все командировки уже и так постоянно ездили врачи, но на этот раз я включил в бригаду авторитетнейшего российского невропатолога и прекрасной души человека Владимира Ивановича Шмырева.
Ночью, часа в четыре, меня разбудили:
– Вставайте, Борис Николаевич зовет.
Захожу в спальню. Наина Иосифовна плачет навзрыд, доктора в поте лица занимаются шефом – колют, массируют… Я подсел с левой от него стороны на кровать, взял за руку.
– Видишь, я совсем не чувствую ноги и руки, все – это конец, – простонал Президент и заплакал.
– Борис Николаевич, подождите, все пройдет. Врачи у нас славные, поправят.
Потом стал ему рассказывать про Рузвельта:
– Не только на вас свалилась такая беда. Вспомните Рузвельта. Он в коляске ездил и нормально руководил страной. В волейбол, конечно, играть уже не сможете, но ваша голова важнее. Главное, не отчаиваться и выжить.
Ельцин, смахнув слезу, слушал меня с трогательным пониманием. Если ему действительно тяжело, он всегда внимательно слушает того, кто рядом.
Программу пекинского визита, конечно, свернули, сославшись на обострившуюся ситуацию в Москве и коварные замыслы Хасбулатова.
К десяти утра врачи «воскресили» Президента. Он самостоятельно дошел и сел в машину, и ее подогнали прямо к трапу Ил-62. Никакого почетного караула, официальной церемонии проводов не было. «Обрубили» и прессу. Ногу Ельцин волочил, но смог сам потихоньку добраться до люка фюзеляжа. Поднимаясь по трапу, рукой он крепко держался за поручень. Я подстраховывал снизу и готов был в любую секунду его подхватить. В душе я благодарил Бога, что не пришлось Президента затаскивать в самолет на носилках – они понадобились только во Внуково…
Потом был визит в США. У меня сохранилась забавная фотография: Клинтон едва не падает от смеха, а Ельцин продолжает его смешить. Переводчик же сохраняет непроницаемое, напряженное лицо, будто вынужден переводить поминальную молитву.
В тот сентябрьский день 94-го между президентами России и США шли обычные, в рамках визита переговоры. Встречу решили устроить в парке, перед музеем Рузвельта под Вашингтоном. Погода выдалась на славу: дул легкий прохладный ветерок, солнце заливало ярко-зеленые ухоженные лужайки, обрамляющие дом. Ельцин и Клинтон с удовольствием позировали перед фотокамерами. И я тоже сфотографировал улыбающихся приятелей – Билла и Бориса.
Переговоры начались по стандартной схеме: сначала в узком составе, затем в расширенном. Они проходили в библиотеке Франклина Рузвельта.
Завтрак накрыли в столовой. Дом-музей там устроен своеобразно: половина помещений отдана под действующую экспозицию, другие же комнаты предназначены для встреч особо важных персон.
Членов делегации пригласили к столу. Во время завтрака произошел обмен хоккейными свитерами. На одном было написано «Клинтон-96», а на другом – «Ельцин-96». Оба президента готовились к выборам. Бело-красные свитера на фоне сочной зелени смотрелись особенно элегантно.
Сфотографировав Билла и Бориса еще раз, я вышел из столовой. Во мне росло раздражение, и хотелось немного успокоиться, созерцая окружающее благополучие. Я всегда чувствовал, когда радостное настроение Ельцина перерастает в не управляемое им самим вульгарное веселье. Крепких напитков за завтраком не подавали, зато сухого вина было вдоволь. Не секрет, что на официальных встречах принято дозированно принимать спиртные напитки: чокнулся, глоточек отпил и поставил бокал. Тотчас официант подольет отпитый глоток. Если же гость махом выпивает содержимое до дна, ему наполняют бокал заново.
Во время завтрака Борис Николаевич съел крохотный кусочек мяса и опустошил несколько бокалов. Клинтон еще на аперитиве сообразил, что с коллегой происходит нечто странное, но делал вид, будто все о’кей.
Из-за стола шеф вышел, слегка пошатываясь. Я от злости стиснул зубы. Вино ударило в голову российскому Президенту, и он начал отчаянно шутить. Мне все эти остроты казались до неприличия плоскими, а хохот – гомерическим. Переводчик с трудом подыскивал слова, стремясь корректно, но смешно воссоздать на английском произносимые сальности. Клинтон поддерживал веселье, но уже не так раскованно, как вначале, – почувствовал, видимо, что если завтрак закончится некрасивой сценой, то он тоже станет ее невольным участником.
Облегченно я вздохнул только в аэропорту, когда без инцидентов мы добрались до самолета.
Летали тогда на Ил-62, который достался от Горбачева. После первого дальнего перелета мы поняли: салон плохо приспособлен для продолжительных путешествий. Странно, Михаил Сергеевич вместе с супругой, обожавшие роскошь и комфорт, не могли более или менее сносно оборудовать свой самолет. Поэтому в 93-м году Ельцин принял решение создать самолет Президента России на базе нового Ил-96. Управление делами выделило полмиллиона долларов, и вскоре руководитель Государственной транспортной компании «Россия» продемонстрировал обновленный за эти деньги салон.
Внутреннее пространство пассажирского отсека было разделено хлипкими картонными перегородками на комнаты, которые мне напомнили кабинки для примерки одежды в универмагах. Недостаток дизайна, видимо, должны были компенсировать развешанные повсюду кокетливые занавески. Но особенно нас поразила широкая двуспальная кровать – смотрелась она на фоне скромного интерьера как белый рояль в огороде.
– А где президентский санузел? – начал с вопроса по существу Бородин, управляющий делами Президента.
– Во втором салоне.
– Это что же, Борис Николаевич должен через весь самолет бегать в общественный туалет?!
Руководитель компании оказался находчивым человеком и с ходу предложил оригинальный вариант – рядом с кроватью поставить персональный биотуалет для Президента. «За занавесочкой», – добавил про себя я.
После провалившегося проекта реконструкции мы с Бородиным съездили на завод в Швейцарию, где делают салоны для президентов, шейхов, королей и просто состоятельных клиентов. Продемонстрированные образцы салонов понравились, и мы пригнали на этот завод Ил-96. Внутри он был абсолютно пустым. По эскизам сына великого русского художника Ильи Сергеевича Глазунова – Ивана – швейцарцы сделали изумительный интерьер. В новом самолете можно было работать и жить не менее комфортно, чем в Кремле. Теперь появились душевые кабины для Президента и персонала, две спальни, зал для совещаний на 12 человек, просторные кресла для сопровождающих. В ту пору мы планировали визит в Австралию и радовались, что полетим на другой континент без бытовых неудобств. Сопровождающие нас врачи тоже ликовали – наконец-то появилось место, даже не место, а целый просторный кабинет, для сложного, громоздкого медицинского оборудования.
Комфорт в полете был не основной причиной наших стараний. Внешний вид и внутреннее убранство самолета – это одна из составляющих престижа Президента великой державы.
…Но тогда, в Америке, мы разместились в горбачевском Ил-62. Самые важные члены делегации рассаживались в VIP-отсеке. Он вмещал восемь персон – по четыре за двумя столами.
Президентские апартаменты тоже выглядели достаточно скромно: тесная раздевалочка, умывальник, унитаз, комнатка отдыха с двумя узкими, как в поезде, кроватями и откидным столиком. Был и общий салон, в котором вдоль стен опять же стояли узкие вокзальные диваны – на них иногда кто-нибудь спал во время дальних перелетов – и овальный обеденный стол на 6 – 8 человек. За общим салоном располагались микрокаюты «кнопочников» и связистов. Первая часть самолета была заполнена обычными аэрофлотскими сиденьями.
