Но, к сожалению, убеждены в этом далеко не все.
В том же Зеленогорске (или нет, пожалуй, еще в Ленинграде, в Дивенском саду) был такой случай. Девочка намного старше Маши поймала бабочку и на глазах у других детей отрывала ей крылья.
- Оставь! Что ты делаешь? - сказал я девочке.
Она простодушно удивилась:
- А что?
- Как что?! Разве можно мучить бабочек! - дрожащим от негодования голосом накинулась на нее Машка.
И тут в наш разговор вмешалась мать этой девочки. До этого она спокойно беседовала с приятельницами, а тут резко оглянулась и говорит:
- Бабочек? Не убивать?! Что за странные речи! И даже какие-то, простите, несовременные речи. Разве вам, товарищ, неизвестно, что бабочки вредители?
Да, знаю, слышал: бабочки вредны. Хотя, признаться, не очень верю, что в природе хоть одно звено может оказаться лишним, ненужным, вредным...
Но если и правда есть в природе вредители, если их действительно нужно уничтожать, - пусть этим занимаются взрослые. Так же как пусть взрослые, а не дети, ведут войны, ловят преступников, судят их и наказывают. А в ребенке нужно буквально с пеленок воспитывать отношение к природе и ко всему живому самое человечное, самое уважительное. Воспитывать защитников жизни, а не врагов ее.
Если ребенок в четыре года терзает своих крылатых и четвероногих земляков, он потом и людей будет обижать походя.
* * *
Сегодня я работал. Слышу - стук в дверь. Машин голос:
- Папа! Папа!
Значит, что-то случилось. Без дела она меня в рабочие часы, как правило, не тревожит.
Врывается:
- Тебя - к телефону! Бабушка с тобой говорить хочет. По телефону.
Бегу в коридор. Трубка лежит на рычаге.
- Нет, - говорит Маша, - сюда, сюда!..
И ведет меня в кухню, где на белой табуретке стоит ее маленький игрушечный телефончик.
Придумала, вообразила и уверовала, что бабушка и в самом деле звонила с Кавказа и звала меня.
Пришлось взять трубку и несколько минут "поговорить с бабушкой". Конечно, сердиться я и не подумал.
13.6.60.
Десятого мы с мамой ездили в Лугу, смотрели дачу. Понравилась. Это не в самой Луге, а за городом, на Лангиной горе. Выйдешь из калитки - и уже лес. Через другую калитку пройдешь - река Луга, за ней густые леса, а по эту сторону - заливные луга. Дом отдельный, хозяева - ленинградцы, приезжать будут не часто, маленьких детей у них нет. Зато есть дети у соседей. Так что Машке там будет, надеюсь, и весело, и удобно...
* * *
Сегодня утром вижу - натирает в столовой паркет маленькой платяной щеткой.
Спрашиваю: откуда щетка?
- Мне мама дала. С самого начала.
- С какого начала? Как ты родилась?
- Нет, не когда родилась.
- А когда?
Вопросы "когда" и "сколько" по-прежнему очень трудные для нее.
Я повторяю вопрос:
- А когда?
Отвечает:
- Сначала первое, потом во вторник, потом шестое, потом - число, потом - праздник.
Набор слов? Да, но все они, эти слова, из одного, календарного ряда.
17.6.60.
Машка мало гуляет. Родители и тетя Минзамал поглощены предотъездными делами. Собираемся в Лугу.
* * *
Третьего дня вечером мы всем семейством гуляли, ужинали в "Вечернем кафе" возле Ленфильма. Перед этим часа полтора сидели в Дивенском садике. Машка писала на песке буквы и самостоятельно нацарапала слово:
ПАПА
* * *
С упоением слушает стихи Саши Черного[13]. И вообще всякие хорошие, крепкие, энергичные стихи.
Но сама наизусть почти ничего не знает. Даже то, что знала, забыла. А "Поезд" Саши Черного может слушать пятьдесят раз подряд.
- Еще! Еще! Еще!
* * *
Рассматривали книгу Ревалда...
Отец Сезанна[14] читает газету "L'Evenement".
- Что это?
Говорю:
- Дядя читает газету.
- Это грузинский дядя?
А Сезанн-pere действительно похож на грузина.
* * *
В мире дела идут своим чередом. Эйзенхауэр под напором народного гнева отказался от поездки в Японию. В газете карикатура: премьер Киси сидит в луже.
Машка:
- Это кто?
- Это Киси.
- Кто?!!
- Киси. Так его зовут. Хочешь с ним дружить?
- Гм... Он что-то немножко сердитый.
* * *
Интересуется вопросами жизни и смерти. "А где я, а где она, он были тогда?"
"Что такое умер?"
Что ей сказать и как сказать?
Сегодня читали Сашу Черного. Я говорю:
- Саша Черный очень любил детей.
Это "любил" настораживает ее.
- А где он теперь?
- Далеко.
- Где?
- Очень далеко, Маша.
Подумала и:
- В красненьком домике али в зелененьком живет?
Между прочим, упорно вместо "или" говорит "али".
22.6.60.
Вчера мама и Маша уехали в Лугу. А папу дела задерживают числа до 1 июля в Ленинграде.
Сегодня Элико звонила по телефону. Говорит, дачей довольна. А Машка та в полном восторге. Ест клубнику, которую хозяйка при ней, на ее глазах снимает с грядки!
* * *
О жизни и смерти. Хотя не говорим, но понимает, что умереть - это очень плохо. И боится, что это слово будет произнесено.
Рассказывал ей на днях о нашем детстве. Говорю:
- Тетя Ляля была тогда совсем маленькая. У нее еще косичек не было. Вася был побольше, а я - самый старший...
Перебивает:
- А где теперь Вася?
Я говорил ей - и не один раз, - что он умер.
На этот раз говорю:
- Далеко.
- Живет далеко?
Это "живет" так многозначительно, что не остается сомнений, что именно она имеет в виду.
Говорю:
- Да, живет.
И опять:
- В розовом домике али в голубеньком?
Что за домики - не понимаю. Но если есть домик, тогда святая ложь становится правдоподобнее.
* * *
На улице. Крохотная собачка бежит у ног хозяйки.
- Маша! Смотри!..
- Ой, что это за собачка? Может быть, это наша родилась уже?
23.6.60.
Забыл давеча записать. После долгих споров и колебаний накануне отъезда свели Машку в дамскую парикмахерскую, и там тетя в белом халате отчикала Машину косу. Машка - ничего, не плакала, не горевала, только просила все время, "чтобы было как у мамы".
Подстригли ее в кружок. Стрижка ей не идет, а главное - волосы по бокам болтаются и лезут все время в глаза. Лучше бы уж со своим конским хвостом бегала.
* * *
Утром сидит за столом, изнемогает. На маленькой тарелочке приправленная повидлом манная каша. Машка не ест, вертится на своем стульчике.
- Ты что?
Вздохнула:
- Не знаю... что-то кашу не хочется.
Этим "что-то" она как бы смягчает (и довольно часто) недозволенную формулу "не хочу".
24.6.60.
От наших лужанок ни слуху ни духу. Обещали писать и не пишут.
Переписываю - в день по чайной ложке - те записи, которые делал на бумажных клочках...
* * *
Сидела за своим столиком, обедала. Рядом на оттоманке развалился наш котище.
Маша:
- Кот, уйди! Ты что не уходишь? Папа, кот на скатерть лег! У него же муравьи и глисты.
- Что у него?!!
Поправилась:
- У него комары и глисты.
Это она комаров и муравьев с блохами спутала. Знает, что и первые, и вторые, и третьи кусаются.
27.6.60.
Первое письмо из Луги. Мама устала, измучилась устройством быта, но при этом не нахвалится тамошней природой, ее красотой, целительностью воздуха и так далее.
Маша блаженствует.
Целый день в саду. Только есть домой приходит.
Подружилась, по словам мамы, с хозяином, отставным полковником, поливает из маленькой лейки грядки, получила "надел" - собственную маленькую грядку, с огурцами, кажется...
* * *
Недели две назад - голос за дверью моей комнаты:
- Можна?
Говорю:
- Да, мамочка.
Появляется Машка:
- Ты думал - мама?
- Да, я думал - мама.
Страшно ей понравилось, что ее за маму могут принять.
- Давай еще подумай. Хорошо? - говорит она и быстро выходит из комнаты, чтобы еще раз постучаться и спросить:
- Мож-на?
* * *
Скучаю без тебя, Машка. Скоро, надеюсь, увидимся. До свиданья, дружочек. Маруська моя курносая!..
3.7.60. Луга.
Уже четвертый день папа в Луге. Ехал сюда автобусом. После двух с половиной часов качки и тряски вышел, пошатываясь, на привокзальную площадь, огляделся: никого нет, никто не встречает.
И вдруг - где-то далеко-далеко - разглядел голубую мамину кофточку, а рядом с мамой - человечка в белой панамке. Еще издали увидел, как покраснела, залилась румянцем Машутка, когда мама сказала ей:
- Смотри, папа приехал!
Бежала со всех ног. В протянутой ручонке букетик полевых колокольчиков.
Все эти дни не отходила от меня.
К сожалению, погода с моим приездом испортилась - холодно, льет проливной дождь.
Вчера выдался небольшой просвет, и мы с Машей пошли на прогулку, знакомиться с окрестностями. Тут, на берегах Луги, довольно красиво, а местами и очень красиво, но не так дико, безлюдно и пустынно, как нам казалось, когда мы снимали дачу.
