- Товарищ Калугин, - торжественно, растягивая удовольствие, начал Илюша. - Перед вами с левой стороны - книга писательницы Войнич под названием "Овод", изъятая у известного вам Громова. На титульном листе этой книги вы видите дарственную надпись - Короче, - насупился Калугин, это мне и без тебя ведомо.
- Справа - папка, содержащая в себе личное дело, - Илюша пропустил мимо ушей реплику Калугина, - Юнны Вениаминовны Ружич, принятой на работу во Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией. И если вы не сочтете за труд сличить почерк, которым учинена дарственная надпись на книге "Овод", с почерком, которым написано заявление Юнны Ружич о ее желании добровольно пойти на работу во Всероссийскую...
- И когда ты будешь говорить коротко? - вскипел Калугин. - Мне твою антимонию выслушивать некогда.
Сказал "ВЧК" - и баста!
- Не могу я так просто: "ВЧК"! - возразил Илюша. - Мне всегда кажется, что, сокращая такие священные революционные названия, я невольно принижаю, понимаете, принижаю чекистов!
- Ну-ну, - смягчился Калугин. - Гляди-ка, каким галсом пошел, дьяволенок. Ну-ну..,
- Так вот, товарищ Калугин, если вы сличите, то увидите, что здесь нет двух почерков, а есть лишь один.
- Следовательно...
- Следовательно, - подхватил Илюша, - все это писало одно и то же лицо, а именно - Юнна Вениаминовна Ружич. И значит, когда товарищ Дзержинский говорил вам, что уже где-то видел такой почерк, то он ни на йоту не ошибался!
- Ни на йоту? - переспросил Калугин, напирая на незнакомое слово. С досадой хлопнул ладонью по столу: - Действительно, сходится. Значит...
- Значит, - сияя все той же улыбкой, снова подхватил Илюша, - что здесь мы имеем дело с двумя возможными вариантами. Или книга, подаренная Юнной Ружич некоему лицу, случайно попала к Громову, или Громов вовсе и не Громов...
Калугин подошел к Илюше, шутливо схватил его двумя пальцами за вздернутый, веселый нос и легонько прищомил его.
- И есть еще третий вариант, - сказал Калугин, заставляя Илюшу приподняться на цыпочках. - Пошевели мозгами и - по местам стоять, с якоря сниматься!
- Есть! - обрадованно воскликнул Илюша, польщенный.
- Все?
- Телефон звонил как ошалелый, - восхищенно ответил Илюша, не скрывая, что испытывает чувство радости оттого, что ему пришлось то и дело снимать трубку и, таким образом, замещать Калугина. - Из Реввоенсовета звонили, пз городской милиции, с Казанского вокзала... Да вот я тут всех до единого записал, кто звонил.
Калугин бегло пробежал список, подчеркнув тех, кто ему был особенно нужен, и пододвинул к себе стопку дел. Но Илюша пе уходил и, загадочно улыбаясь, смотрел на него.
- Чего тебе? - удивился Калугин, не поднимая глаз.
- Принес вам второй том сочинений Мицкевича, товарищ Калугип! радостно отрапортовал Илюша.
- Ты даешь, хлопец! - поморщился Калугин. - Я еще в первом томе до семнадцатой страницы пока дошел. А ты пе улыбайся! - вдруг рассердился он, приняв обычную Илюшину улыбку за попытку посмеяться над ним. - Я читаю не так, как ты, - по морям, по волнам - нынче здесь, завтра там!
Калугин раскрыл папку и углубился в дело, но вдруг, вспомнив утренний разговор с Дзержинским, сказал:
- Ты вот что. Принеси мне завтра "Войну и мир".
Перечитать надо.
- Первый том? Или сразу все четыре? - обрадовался Илюша.
- Что? - оторопел Калугин, скрывая смущение. - Чего спрашиваешь? Ясное дело - сразу все четыре. Даю добро!
- Будет вам завтра к восьми ноль-ноль сам Лев Толстой! - заверил Илюша.
Он отошел к своему столику в углу. Но долго усидеть там не мог.
- Товарищ Калугин!
- Работай, хватит трепаться! - оборвал его тот.
- А я, товарищ Калугин, знаете, с кем сегодня в столовке рядом сидел?
- Кончай, Илюха.
- Так вы послушайте только, товарищ Калугин. Сижу это я за столом. Кто-то рядышком садится. Я сперва на этого человека и не взглянул, вижу, что он тоже суп ест.
А как взглянул, аж подскочил - Председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии Феликс Эдмундович Дзержинский! Не верите?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Чего же не верю? Сам с ним сколько раз в этой столовке обедал.
- Правда? - воскликнул Илюша, сокрушаясь, что не только он обедал с Дзержинским и что Калугина ничем не удивишь. - Но это еще не все! Вы знаете, что сказал мне товарищ Дзержинский?
- Что же он тебе сказал?
- Когда мы пообедали, товарищ Дзержинский спросил: "Как дела, товарищ Фурман?" - Илюша опустил слово "юноша" (именно так обратился к нему Дзержинский), так как больше всего на свете мучился из-за того, что его считают молодым. - Я ответил: "Отлично, товарищ Председатель Чрезвычайной комиссии". А товарищ Дзержинский сказал: "А знаете что, товарищ Фурман, не отпустить ли вам для солидности усы?"
- А ты что?
- Я ответил: "Есть, отпустить усы, товарищ Дзержинский!" А он снова улыбнулся: "Желаю успеха, товарищ комиссар!" Вот как!
Илюша умолчал о том, что Дзержинский поинтересовался, сколько ему лет, и сказал: "Вы же еще совсем мальчик!" И хотя эти слова он произнес доброжелательно и даже ласково, Илюша застеснялся и готов был провалиться сквозь землю.
- Здорово, - пробасил Калугин. - А как же теперь насчет усов?
- Отращу! - убежденно заверил его Илюша.
- "Отращу", - передразнил Калугин. - Да ты знаешь, сколько времени тебе их надо отращивать? Месяца три, не меньше.
- Да нет же! - радостно возразил Илюша. - Если я только захочу, они у меня мигом вырастут. Вот увидите, товарищ Калугин!
13
Дорогу пересекал ручей, оживший после дождя. Хилый мостик из бревен был разрушен.
- Дальше не проедем, - виновато сказал шофер.
- Ну что же, - отозвался Дзержинский, - пойдем пешком.
Дзержинский вышел из машины. Вокруг было сыро, мрачно и безлюдно. В крохотных лужицах тихим огнем горели звезды. Ветер утих, и капли утомленно срывались с веток. Где-то поблизости самозабвенно щелкал соловей.
Шофер выключил мотор. Следом за Дзержинским из машины вышли Калугин и Илюша. Калугин тут же закурил, а Илюша, взволнованный и радостный в предчувствии ошеломляющих событий, от полноты чувств снял с головы бескозырку.
- Тут еще метров триста, курс зюйд-вест, - сказал Калугин.-- По тропке через рощу. Нас встретят. Машина съедет с дороги, и ни один дьявол ее в кустах не заметит.
- Хорошо, - согласился Дзержинский и добавил, нагнувшись к шоферу: Оружие держите наготове. Мало ли что...
- Есть, - откликнулся шофер.
Не задерживаясь, они устремились но тропке. Калугин с маузером в руке шел впереди, за ним Дзержинский.
Илюша старался не отставать.
Дача стояла в глубине рощи, огороженная высоким плотным забором. Вдоль забора глухой стеной выстроились деревья. Лишь из одного окошка пробивался слабый свет.
У поворота тропки неожиданно возникла фигура человека. Калугин обменялся с ним паролем. Чекист шепнул Дзержинскому:
- Все в порядке...
- Тарелкин арестован? - тихо спросил Дзержинский.
- Арестован, - так же тихо ответил тот.
- Вот и хорошо, - удовлетворенно кивнул Дзержинский, продолжая идти.
Вскоре они миновали калитку. Двухэтажный деревянный дом причудливой постройки с башенкой и стрельчатыми окнами стоял в глубине двора, представлявшего собой клочок сохранившейся рощицы: старые березы и сосны, прижавшись друг к другу, прятали небо. К фасаду примыкал яблоневый сад.
На даче, в просторной комнате нижнего этажа, Дзержинского встретил худощавый чекист с озабоченным бледным лицом. Дзержинский крепко пожал ему руку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Рассказывайте, товарищ Локтев, - предложил Дзержинский, присев к столу, и выжидательно взглянул на чекиста.
- Заявился он сюда вечером, засветло. Поужинал на террасе. Потом, как заправский огородник, поливал огурцы. Бросил лейку, когда стал накрапывать дождь. Потом исчез в сарае. Мы его не дождались - нагрянули.
