раз на тебя. Обувка нужна?
– Вот спасибо сынок, – обрадовался старичок и стал скидывать с себя лохмотья. – А то ведь, который день вокруг хожу, а взять ничего не могу. Да накой обувка та, я Матушку чувствовать люблю. Это вы все от нее пятки прятаете.
Иван смотрел, как переодевается старичок, скрывая под новой одеждой, свое покрытое, шерстью, корой и наростами чаги тело. Он оделся и довольный сел обратно на сундучок.
– А ты чавой хоть ищешь? Давай подмогну.
– Да патроны ищу дедуль. Да после енотов, тут разве чего найдешь?
– Эти любят озорничать. – заулыбался дедушка. – Непоседливые рабята, зато умильные такие. А патроны, енто чаво? Енто не то чем палки ваши стреляют?
– Они самые.
– Так тута они, прям подо мной. – Он встал и перевернул сундучок.
Иван подошел и открыл крышку. Он был под заваязку набит автоматными патронами.
– И такие жа, да только пожирней, вона там, под тем мешком. – Указал старик в дальний конец фургона.
– Спасибо дедуль, за помощь, – с улыбкой благодарил мастер, сгружая патроны в мешок. – А–то копался бы тут до ночи.
– Так хорошим людям завсегда подмогнем если надыть. – подмигнул в ответ старичок.
– Может тебе еще чего надо здесь, ты скажи.
– Да кажись ничо. Хотя нет, вон ту бы одежонку ешшо. – Он указал клюкой на плащ с капюшоном. – А так больш ничо.
Иван, подал ему плащ, и двольный старичок сунул его подмышку. Они вышли из фургона, Иван подошел к двигателю, скрутил свечу, и постучал по топливному бачку.
– Да слилося там все. Два дня крепкой брагой воняло.
– Ну, тогда все, – сказал Иван. – Пора мне.
– Ты енто, бери мальца сваво, да зверюку вашего, и айда ко мне. Медком свежим побалуетесь, отдохнете, – предложил старичок. – У меня в лесу хорошо, даже енти, болезные в мой лесок не ходют.
– Я бы и рад дедуль, – улыбнулся ему Иван. – Но спешим мы. А за приглашение спасибо.
– Да вижу я. Ну, ладно, тогды бывай сынок! Как там ваши молвят? Успеха мастер! – кивнул ему дед и сунул в руку оберег.
– И ты не хворай дедуль. Пусть лесок твой от худа Мать бережет! – хлопнул Иван старичка по костлявому плечу, тот, развернулся, и почапал босыми ногами по оврагу вниз.
– Юр, – прикрепив к веревке увесистый мешок, крикнул мастер. – Поднимай!
Парень глянул вниз, потом мешок стал подниматься и исчез за краем. Веревка упала обратно, и Иван, оскальзываясь, стал взбираться вверх.
Выбравшись, он отряхнулся, размазав по куртке глину, а Юра, даже не заглянув в мешок, утрамбовал его в люльку к псу, так чтобы тому тоже места хватало.
– Ты чего долго так? Я пару раз заглядывал, вниз, мне вроде показалось, что ты разговаривал с кем–то.
– Да с Дедушкой болтал, – улыбался Иван.
– С каким? – не понял Юра. – С нашим что ли? – Указал он на перстень.
– Нет Юр, с Де–душ–кой! Понял?
– Да ну? С лешим?
– Нет, леший это леший. Мне встретился Дедух. Дедов наших дух. А это иного рода сущность, что–то вроде воплощения наших пращуров. Лешие пакостники. А дедуля серьезный, если хорошо себя ведешь, и он к тебе по–хорошему, а нет, тогда бойся. Хороший такой старичок, мне по нраву.
– И чего он от тебя хотел?
– Да ничего. Он бедняга пару дней у мотовоза околачивался, хотел лохмотья свои сменить, да разрешить взять, или подарить ему одежку некому было. К себе на мед приглашал кстати.
– Ага, знаем мы этих Сусаниных, – иронизировал подмастерье. – В болото заведет, и поминай, как звали.
– Нет, дедуля не такой. И если бы не дела, то я с удовольствием у него погостил.
– В болоте.
– Дурень ты Юрка, – вздохнул Иван, и полез в багажник, в поисках шнурка. – Не все духи стихий и природы злые. Если ты со злом в душе, то и они к тебе со злом. Никогда не мети всех под одну гребенку.
Наш мир таков, каким мы его видим по натуре своей. И каждый из нас видит не один и тот же мир, а именно свой персональный, кто–то ласковый и светлый, кто–то нудный и унылый, кто–то жестокий и грязный. Твой мир таков, каков ты есть сам.
Кто–то проклинает дождь, потому что слякоть, грязь и холод. А кто–то ему искренне рад, потому что он идет на растущие всходы, поднимается рожь, расцветают цветы, наливаются соком ягоды и фрукты.
Так и с духами природы. Если ты подсознательно держишь в душе зло, но мнишь себя образцом праведности, то встреченный дух будет твоим истинным отражением, подлым и злым.
– Значит ты у нас праведник? – подстегнул Ивана ученик.
– Нет. Такой же грешник, как и все, даже хуже. Просто не боюсь признаться в этом, в первую очередь себе. И не пытаюсь казаться лучше, чем я есть, для других. Быть и казаться, разные вещи, что приводят к внутреннему конфликту, от которого загнивает разум и душа. А я, такой как есть. Не нравлюсь, дело ваше.
Иван привязал шнурок к подаренному Дедушкой оберегу, проверил, как все держится, и передал его подмастерью.
– Вот, надень–ка!
Подмастерье взглянул на вещицу и удивился. Это была просто косточка, вросшая в кусок корня. Она была помещена в небольшое умело сплетенное из лозы, колечко. Все это представляло собой равноконечный крест в кольце.
– Что это? – спросил он мастера.
– Оберег. Дедуля подарил. Ты не смотри, что он неказистый такой, в нем большая сила. Так что надевай на шею. Увижу, что снял, уши оторву!
– Тебе же подарил, вот ты и носи. – Протянул он оберег наставнику.
– Нет, это как раз для тебя. И хватит пререкаться. Надевай, и поехали, до ночи нужно еще место для ночевки отыскать.
11. Радушные хозяева.
Спустя какое–то время, охотники обнаружили еще один мотовоз, который на сей раз был разграблен подчистую. Брезент фургона был заляпан кровью и изрешечен дырами от пуль. Но снова никаких тел. Если их не сожгли, а бросили в лесу, то следовало споро осмотреться и уматывать оттуда поскорей. Близился вечер, а большинство перерожденных ночные хищники. И как только наступит ночь, игра будет уже на их поле и только по их правилам. Иван наскоро порылся в остатках добра, но оружия и патронов не нашел.
Оружие нашлось за километр от брошенного мотовоза.
У самого уха просвистела пуля, а уже после донесся звук выстрела. Иван резко вывернул руль, чуть было, не съехав в кювет, и соскочил с мотоцикла. У Юры была оцарапана щека и выступила кровь, но он не растерялся, тоже быстро соскочил и
