рады. Будьте нашими гостями. Милости просим в дом!
Иван с подмастерьем, посбивали с обуви высохшую грязь, отряхнулись, и поднялись по крыльцу вслед за хозяевами. Оставив обувь в сенях, благоухая мокрыми, пропотевшими носками, они вошли в прихожую, что являла собой кухню, и столовую одновременно.
У закопченной печи занимались домашними делами две женщины. При виде входящих чужаков, они тут же насторожились, и надели марлевые повязки, скрыв лица так, что видны, остались лишь глаза.
– Прошу проходите, – говорил Федор. – Это моя сестра Дарина, и моя дочь Оксана. А это. – Указал он на охотников. – Господа мастера.
Женщины поклонились, и, опомнившись, сняли повязки с лиц. С неожиданно красивых, обворожительных таких лиц.
Юра заметил, как у Ивана, сразу заблестели глаза. Он негодяй едва не облизнулся, смотря на приветливую улыбку Дарины. Вот же бабник. Всю дорогу он украдкой вздыхал по Марье, и тут вдруг разом отпустило.
Иван одернул куртку и подтянулся.
– Иван Безродный, – заворковал он. – Можно просто Ваня. А это мой напарник, Юра.
– Очень приятно, господа мастера, – улыбнулась еще ослепительнее Дарина. – Вы как раз вовремя, у нас ужин поспел. Присаживайтесь к столу! Оксана, накрывай на стол!
Оксана лукаво стрельнула в подмастерье зелеными глазками, и, виляя аппетитными бедрами, заточенными, в расшитый красными узорами сарафан, принялась расставлять посуду на большой, дубовый стол.
«Ой–ой, – подумал подмастерье. – А я–то ведь не лучше Ивана. Ух, хороша ведь чертовка. Правильно говорит наставник, что судим всех, по себе».
– Ой, – вдруг опомнился Иван. – Простите, но мы наверняка, будем вынуждены отказаться. Мы с дороги, все по уши в грязи. Нельзя таким за стол.
– Федор, – властно обратилась к брату Дарина, и сразу стало ясно кто в доме хозяин. – Придумай что–то.
– Если господа не побрезгуют, то мы дадим вам свои чистые вещи, а ваши…
– Мы почистим и постираем после ужина, – окончила звонким голоском, Оксана, которая, выставив ладную попку, в направлении гостей, расставляла посуду.
Юра пытался отвести взгляд, не смотреть, но «внутренний кобель», как называл это наставник, словно ухватил за челюсть, и не давал отвернуть головы. Юра сдался. С кобелем иногда трудно спорить. Было в этой девушке нечто такое, притягательное.
Теперь она, склонившись над столом, расставляла тарелки, с другой стороны. Молодая, упругая грудь в широком вырезе, качалась в такт ее движениям. И внутренний кобель, взяв за само существо, полностью перетянул бразды правления разумом на себя.
Отвиснуть челюсти, и потечь слюне, не дал Иван.
– Юр, – толкнул он легонько подмастерье локтем. – Идем.
– Куда? – не понял Юра.
– Приведем себя в порядок, – улыбнулся Иван.
Заливающийся краской Юра, даже быстрей мастера, поспешил отвернуться и последовать вслед за Степаном, что вел их на улицу. Иван, идя за спиной, предательски похохатывал, и подмастерье чувствовал, как горят щеки от стыда. Но все мгновенно выветрил ударивший в нос, насыщенный, розовый запах. Юра бессознательно плямкнул, словно ему в рот капнули розового масла, и скривил свое веснушчатое лицо.
Пес мирно дрых в люльке. По двору бегали куры, утки, гуси, от одного из них даже пришлось отбиваться. Противно гогоча он бросился на подмастерье, и пока не получил несколько пинков, не успокоился.
Степан подвел их к летнему душу, который представлял собой деревянную будку, с таковой же кадкой, венчающей его крышу.
Не прогревшаяся холодная вода мигом смыла все пошленькие мыслишки, обращенные в адрес смазливой хозяйской дочки. Теперь ухая, фыркая и дрожа, Юра смывал с себя пыль, грязь, а с тем и напряжение, после тяжелого дня. В голове стало пусто, до звона в ушах.
Искупавшийся и переодевшийся прежде подмастерья Иван, должен был ждать с полотенцем и одеждой за дверью. Когда подмастерье, вытирая стекающую в глаза воду, открыл дверь и протянул руку, вместе с полотенцем он получил звонкий смешок.
Юра мигом разлепил глаза, и наткнулся на оценивающий взгляд, скользящий по его мокрому телу. Зеленоглазая бестия ему подмигнула, а парень в панике тут же захлопнул перед ее носом дверь.
– Эй, мастер, а одежду? – весело прощебетала она.
В узкую щель, приоткрывшейся двери высунулась, покрытая мурашками рука. В нее вместо одежды легла теплая мягкая ладонь. Рука замерла, затем ладонь развернулась, парень изобразил, знак нет, и снова выставил ладонь. Наконец, рука ощутила, ткань. Дверь снова захлопнулась.
– Я не мастер, – пробубнил спешно вытираясь Юра.
– А кто же? – прозвучало из–за двери.
– Подмастерье.
– Это как?
– Я будущий мастер, – гордо сказал парень, натягивая портки.
– Ладно, будущий, – хохотнула она. – Поспеши. Иначе начнем без тебя.
Послышались удаляющиеся шаги, и Юра облегченно вздохнул.
***
За окнами, сгущались сумерки, на столе появились свечи и масляная лампа. Юра, насытившись искоса поглядывал на Оксану, а та напротив, накручивая на пальчик, золотящийся в свете свечей локон, без стеснения пялилась на него, во все свои зеленые глаза.
Он нашел силы оторваться от ее смазливого личика и окинул взглядом всех собравшихся.
Федор, уже вдрызг напившись, клевал носом. Степан, отрешенно смотрел на мерцание свечей. А Иван…
А вот Иван не был похож сам на себя. Он сидел около Дарины, и травил ей какие–то байки, без конца сыпал комплиментами, и пылко смотрел в ее серые с черной окантовкой глаза. Она со снисходительностью улыбалась в ответ. На ее ярко алых губах, отражался блеск свечей. Дарина не отталкивала мастера, но и держала определенную дистанцию. А Иван вон из кожи лез, дабы ей понравиться. Кажется, и выпил немного, но вовсе мужик одурел. Глаза его лучились в тусклом свете, они горели желанием, и были обращены, то на ее губы, то Дарине в глаза.
Юра диву давался. Иван клеился к ней словно юный, пылкий пацан, а не серьезный мужчина.
Степан, как–то незаметно, тоже успел опьянеть, и теперь смотрел осоловелыми глазами в темное окно.
Юра, избегая смотреть на Оксану, набрал обглоданных костей, выбрался из–за стола и вышел во двор.
Гром, был необычайно спокоен, но почему–то не хотел выбираться из люльки. И подмастерье ссыпал кости ему туда. Прохладный вечерний ветерок, разметал едкий розовый запах.
Они снова забыли, про Фому. Он нахохлился и ухая, перетаптывался в своей переноске.
Юра открыл дверку. Фома вышел на сиденье мотоцикла, и смотрел на подмастерье во все глаза. Поскольку про него вечно забывали, то у Юры угостить его было нечем. Но филин не улетал. Парень погладил его грубые перышки, коснулся пальцем клюва, за что Фома тут же попытался его ухватить.
Филин встревожился, нахохлился, и выглянул за спину Юры. После чего вспорхнул, и улетел прочь. Юра оглянулся, но там не было никого.
В розовых кустах, превратившихся в шелестящие,
