В другом месте автор прямо указывает на типологию дневника, связывая ее с особенностями своей жизненной позиции: «Так течет мое время и жизнь. Чужие обеды и чужие дела занимают меня более своих»[211].
Е.А. Штакеншнейдер неоднократно подчеркивает специфику объекта изображения в своем дневнике. Мало того, она пытается мотивировать выбор этого объекта и в качестве основного мотива приводит психологический: «Я стараюсь не заглядывать в себя, там взбаламучено, как в море, и так же темно и горько <...> Хочу записывать факты, а все свожу на какие-то размышления и вопросы»[212].
Как видно, выбор был сделан не без внутренней борьбы, и борьба эта продолжалась годы. Свидетельством этого является еще одна запись, сделанная через несколько лет после начала работы над дневником: «Только не о своей невзрачной персоне села я писать, не о своей бесплодной тревоге, не о своей внутренней каше, а о том, что происходит вокруг»[213].
Дневник В.Ф. Одоевского уже в заглавии содержит указание на объект изображения: «Текущая хроника и особые происшествия». Здесь автор описывает не только те события, очевидцем которых он был сам, но и многочисленные свидетельства других людей, переданные ему различными способами: письма, городские слухи, правительственные документы и т.п.
Явная установка на изображение объективного мира выражена и в оформлении записей, которые разносятся по графам с характерными названиями: «Что видел? Слышал?»; «с 8 ч. утра до 4 ч. вечера», «с 4 ч. вечера до 12 ч. ночи»[214].
СП. Жихарев так же определяет установку на объект изображения в дневнике в письмах к своему приятелю. Как и вышеупомянутые авторы, он при определении использует метод исключения, предупреждая все сомнения относительно этого объекта: «Теперь жди от меня писем из Липецка, по-прежнему в ежедневных рапортичках, разумеется, если попадаться будут случаи и люди, о которых стоило бы сообщать тебе; иначе о чем писать <...>»[215].
Таким образом, многие авторы, принадлежавшие к различным возрастным группам (в приведенных примерах – от 16 до 56 лет), отчетливо осознавали разницу между двумя основными типами дневников. Этот факт еще раз подтверждает то обстоятельство, что типология, как структурный элемент дневникового жанра, уже в первой половине XIX в. приобрела литературный смысл. Объективность или субъективность изображения воспринимались как известное авторам и само собой разумеющееся свойство жанра.
б) интровертивный дневник
Духовный взор интроверта устремлен внутрь себя. Рефлексия является его естественной стихией. И дневник интроверта построен как анализ событий внутреннего мира или как осмысление существенных для него фактов внешней жизни.
Душевный процесс автора в интровертивном дневнике развивается по законам психологического времени. Поэтому даты астрономического календаря не имеют в нем основополагающего значения. Хронотоп интровертивного дневника условный. Важное для автора событие может не укладываться в рамки подневной записи и продолжается в записи следующего дня.
Отбор материала для дневника осуществляется не в соответствии с объективным ходом событий, а в зависимости от душевной настроенности автора. Внешние факты могут попадать в дневник в качестве стимуляторов психологического процесса. Они побуждают к размышлению и анализу, но отнюдь не становятся центральными событиями дня.
В интровертивных дневниках очень много «книжного» и исторического материала, который подвергается рациональному анализу автора. Немало здесь встречается и философских проблем. У дневниковедов с большим опытом они со временем занимают центральное положение в структуре подневной записи.
С точки зрения построения, интровертивные дневники характеризуются дискретной композицией. В них обычный событийный поток постоянно нарушается. Перечень текущих событий дня постоянно прерывается описанием настроения или размышлением автора на философские, нравственные и иные отвлеченные темы. Нередко использование дуальной композиции – разнесение записей разного содержания по двум тетрадям.
В отношении жанрового содержания интровертивные дневники тяготеют к философско-психологической разновидности. Главным в них является осмысление и переживание событий, а не сами эти события.
Генетически интровертивный дневник не связан с каким-то общекультурным или литературным направлением. Он встречается на протяжении всего века у представителей разных поколений интеллигенции и не имеет преемственного характера. Его истоки – в общности душевного склада авторов. Некоторые из них страдали неврозом (Н.И. Тургенев, Л.Н. Толстой), что наложило дополнительный отпечаток на психологическую составляющую их дневников. В количественном отношении данный тип значительно уступает дневнику экстравертивному. Но, несмотря на это, интровертивный тип был продуктивным на протяжении всего столетия. Это объясняется «камерным» характером самого дневникового жанра. Дневник в сознании культурного слоя общества всегда оставался хранителем заветных дум и чувств человека. К нему обращались в минуты душевных невзгод, одиночества и непонимания со стороны окружающих. Все это придало интровертивному дневнику особенную выразительность, эстетическое напряжение, которого были лишены дневники противоположного типа.
Типология дневника А.И. Герцена связана с его функциональными особенностями. Обозначив в начальной записи предметом изображения вехи своей жизни и этапы духовного становления, писатель последовательно воспроизводит динамику внутреннего мира. А поскольку жизненной целью автора является историческое самоосуществление, внутренний и внешний мир показаны в их взаимоотношениях. Авторское «я» не заслоняет собой объективный мир, а изображает его в реакциях на значимые для него явления. Описанные в дневнике события внешнего мира отобраны, воспроизводятся не в порядке их фактического следования, а в той очередности, в какой они воздействовали на сознание или эмоциональный строй автора.
В дневнике не найдется ни одной записи, в которой последовательно описывается весь день из жизни автора. Герцен выбирает событие, которое имеет значение для его духовной жизни, или описывает переживание, вызванное воспоминанием. Травмирующие сознание факты – болезнь жены, смерть детей, преследования властей – зафиксированы в дневнике не в фазе их физического протекания, а со стороны их психологического воздействия на писателя.
Таким же образом воспроизводятся и литературно-философские штудии Герцена. В отличие от аналогичных по функции выписок из книг в дневниках А.И. Тургенева, А.В. Никитенко, И.С. Гагарина, эти записи даны не цельными блоками с «подстрочными» комментариями, а представляют собой самостоятельные критические этюды, размышления «по поводу», наподобие жанра «Капризов и раздумья».
У Герцена было твердое убеждение в том, что душевная жизнь автономна по отношению к физическому существованию человека и мира. И в дневнике предпочтение отдается именно первой. В этом отчасти проявился идеализм и одновременно трезвый реализм писателя. Духовная область стала для передовых людей 1830 – 1840-х годов главным поприщем деятельности и спасла их от нравственной гибели.
В дневнике В.О. Ключевского приоритет также отдан изображению внутреннего мира. Историк обосновывает это субъективными и объективными причинами. К первой группе относятся особенности психической конституции автора. Вторая связана с научно-историческими закономерностями: «Во мне слишком отпечатлеваются внешние впечатления, – так резко и в таком количестве, что отнимают возможность всякого серьезного обсуждения»; «С привычным чувством берусь я за свой маленький дневник, чтобы записать в него несколько дум, долго и медленно спевших и до того уже созревших, что они, как что-то готовое и законченное пали на дно души <...> легкую, не волнующую радость испытываешь в эти минуты душевного счетоводства <...>»; «Мы не привыкли обращать должного внимания на многие явления, из которых слагается внутренняя история человека, – и именно на те явления, которые, возникая из обыкновенных, самых простых причин, производят в нас незаметную, неосязаемую работу и уже только результат дают нашему сознанию»[216].
Более сложной по своей структуре является типология дневников Л.Н. Толстого. Изначально писатель тяготел к интровертивному типу. Но анализ душевных процессов он не мог отделить от жизненных планов и попыток их воплощения. Поэтому он использует два вида записей: те, которые отображают обычные события дня, и те, которые являются рефлексией этих событий. Такую методу он использует на ранней и поздней стадии ведения дневника.
В поздний период он создает две формы подобного рода. Первая включает в себя две раздельные записи под одним числом. События душевной жизни помечаются словом «думал». Вторая представляет собой две близкие по содержанию записи, занесенные в разные тетради: одна в собственно дневник, вторая в так называемую «записную книжку». Последняя была беглым наброском записи, которая в развернутом виде заносилась позднее в дневник. Все это говорит о том, что Толстой всю жизнь искал оптимальный вариант типологии.
