10.
Греч, Маркиан Иванович (21 февраля 1937, Станица Черевинская, Итильской области - ) - активный участник Второй Отечественной Войны, есаул, четырежды ранен, награжден двенадцатью правительственными наградами, подробности биографии после 1963 года не известны.
- Ты мне, Вадик, прямо скажи, - чем дальше, тем больше, ситуация эта Илье не нравилась, но и не поговорить, раз уж такой случай вышел, он тоже не мог. - Если я влез на чужую территорию, так и скажи. Я не маленький, не обижусь. Ты только скажи, и я исчезну.
В семь часов утра, как только открылись первые почтовые отделения, он заскочил в одно из них, на Красной улице, и проверил на терминале в общем зале свою электронную почту. Лунатик, как всегда, был точен и, судя по проделанной им за ночь работе, деньги свои получал не зря. Во всяком случае, он не только выслал Прохожему карту с обозначенной на ней точкой пеленга маячка, установленного Ильей на Коч, но и выяснил, кому принадлежит этот стоящий на берегу богом забытого озера, дом. Кроме того, в сообщении имелись ответы и на все остальные поставленные перед Карварским вопросы. Илья быстро распечатал письмо, уничтожил (вместе со всей имевшейся перепиской и памятью о ней) адрес, по которому оно пришло, расплатился с дремлющим за стеклянной перегородкой служащим, и, вернувшись в машину, внимательно изучил добытую Лунатиком информацию. Первой реакцией на прочитанное было желание отойти в сторону и как можно скорее забыть и о Реутове, и обо всем с ним связанном. Однако, поразмыслив над ситуацией еще пару минут, Караваев решил, что должен все-таки с Вадимом поговорить, а уж потом можно и в тень уйти. Тем более, что от короткого разговора самому ему ничего плохого не будет: возник из неоткуда, в никуда и канет.
- Ты только скажи, и я исчезну. - Закончил Илья.
- Ты о чем? - Судя по выражению лица, Реутов его просто не понял. - И вообще, как ты меня нашел?
- Как я тебя нашел, это отдельная история, - Илья достал пачку сигарет и хотел, было, закурить, но, перехватив быстрый взгляд Реутова, сначала предложил ему. - А вот ты ... Вадим, ты можешь мне объяснить, что происходит? Или это военная тайна?
- Не знаю, - выражение лица Реутова снова изменилось. Теперь он был явно озабочен, причем очень сильно. - Не знаю, Марик, что ты имеешь в виду, но ...
"Значит, не знаешь, - покрутил мысленно головой Илья. - Ну-ну ..."
- Вадик, ты семнадцатое апреля шестьдесят второго хорошо помнишь? - Спросил он, с интересом ожидая, какой будет реакция Реутова, но или Вадим был великим актером, или чего-то не понимал сам Илья.
- Семнадцатое апреля? - Лицо Реутова не выражало ровным счетом ничего, кроме удивления. - Да, побойся бога, Марик! Я тебе с уверенностью не скажу, что я делал семнадцатого апреля прошлого года! А ты меня о шестьдесят втором спрашиваешь. Тридцать лет прошло!
- Тридцать лет, - неожиданно для самого себя, начиная злиться, повторил за ним Илья. - Интересный ты человек, Вадим Борисович, неужели даже дату собственной смерти не помнишь?
Глава 4. Нелегалы
В месте, где поселился василиск, умирает всё: птицы и животные падают мёртвыми, растения чернеют и гниют, вода источников, в которых василиск утоляет свою жажду, становится отравленной.
1.
Карельский перешеек, Русский каганат, 21 сентября 1991 года.
- Вадим! - Окликнула его обеспокоенная Полина, уже во второй раз, появляясь, в дверях дома. - Может быть, вы с господином в дом зайдете? На улице холодно, а я вам чай заварю, или кофе ...
- Благодарю вас, сударыня, - улыбнулся Марик, прежде чем Реутов успел ей что-нибудь ответить. - Но мне уже надо ехать. Жена, дети, то да се ... - Вадиму показалось, что при этих словах в сухих внимательных глазах Греча что-то дрогнуло, но, впрочем, ему могло и показаться.
- А, может быть, все-таки зайдешь? - Спросил он, на самом деле, не то, что бы не желая, чтобы так неожиданно возникший из небытия прошлого фронтовой товарищ остался еще на какое-то время, но, опасаясь, что продолжение этого разговора может оказаться сейчас слишком сильным испытанием для него самого. По-хорошему, ему вообще следовало бы побыть теперь одному, привести разбегающиеся мысли в порядок, успокоиться, придти в себя. Но, как это, спрашивается, сделаешь, в присутствии Полины и остальных? А если еще к ним Марик присоединится ...
- А, может быть, все-таки зайдешь? - Спросил он из одной только въевшейся в плоть и кровь вежливости.
- Да, нет, - Греч был как бы задумчив, но разобраться в его состоянии мешали глаза. Не помнил Реутов у Марика таких глаз. - Не стоит. Не сейчас. Да и ехать мне действительно надо.
- Ну, надо, значит, надо, - не без облегчения в душе, согласился Вадим.
- Ты вот что, - сказал Греч, уже вроде бы совсем собравшись уйти. - Дело конечно хозяйское, но учти, если смог я, другие тоже смогут. Так что, времени у вас, максимум до завтра, а потом отсюда надо уходить. И Коч, лучше всего, здесь оставить. Приметная машина. Во всех смыслах. Я бы, если хочешь знать мое мнение, добрался бы на лодке до Котлов или Ягодного и оттуда вызвал бы извозчика до Вящева, Черкасова, или даже до Выборга. А оттуда уже по чугунке, хочешь, в Ревель, а хочешь, в Петров. Все дороги открыты.
В принципе, Греч был прав. И здесь, в этом доме, надолго оставаться было нельзя, и машину, если по уму, следовало сменить. Однако положение беглецов на самом деле было куда, как сложнее. И именно это обстоятельство Реутов осознал сейчас со всей ясностью. Ведь теперь, чтобы даже просто уцелеть, им надо было все время бежать, и, возможно даже, бежать - в полном смысле этого слова - из России к чертовой матери. И как же это прикажете сделать без денег и документов? Но даже если и не эмигрировать, то и тогда, до тех пор, пока дело это не распутается и не прояснится, ему, вернее, всем им четверым - потому что и Полина теперь в этом дерме по глаза - предстояло находиться на нелегальном положении, чтобы, в свою очередь, оставаться живыми и на свободе. И что с того, что охотится за ними все-таки не государство Российское - а Реутов чем дальше, тем больше убеждался, что так оно и есть - а только некая группа заинтересованных (знать бы, в чем?) лиц, этому государству служащих. Что ему, Вадиму, или, скажем, Полине, до этого факта? Скрываться-то придется на полном серьезе, а для этого опять-таки нужны деньги и документы. Но ни того, ни другого у них не было. Не пойдешь же в банк за своими честным трудом на ниве народного просвещения заработанными деньгами! Ни кредитки той, ни паспорта, ничего у него на данный момент не осталось, да если бы и осталось ...
- Если захочешь повидаться, - с какой-то странной интонацией, оставшейся Вадиму до конца не понятной, продолжил, между тем, Греч. - Завтра и послезавтра я буду ждать тебя в чешской пивной на Гороховой. Знаешь, о чем говорю?
- Знаю, - кивнул Вадим, не слишком уверенный в том, что захочет, даже если сможет, пойти на эту встречу.
- Вот и хорошо. Там. С девяти до половины десятого вечера, - уточнил Марик. - Завтра и послезавтра.
- И еще, - добавил он спустя мгновение так, как если бы до последнего момента сомневался, стоит ли об этом говорить. - Тебе сейчас деньги, вероятно, нужны будут.
- Ну ... - Начал, было, Вадим, на самом деле, не знавший, что на это ответить.
Но Греч его, вероятно, понял правильно.
- Держи, - сказал он, протягивая Реутову пластиковую карту "Триумфа". - Карта на предъявителя, на счету десять тысяч марок.
"Восемь тысяч рублей, - машинально перевел Вадим. - Это ..."
Но додумать эту мысль Греч ему не дал.
- И вот, еще что, - сказал он и, быстро оглянувшись по сторонам, вынул из кармана плаща и протянул Реутову рукояткой вперед револьвер. - Матеба, - пояснил Греч. - Но ничего лучше нет. Да и ствол не новый, ты это учти. Бог его знает, что на нем висит, но, с другой стороны, в твоих обстоятельствах с оружием как-то спокойнее будет. Как полагаешь?
2.
Греч уехал, только следы шин на раскисшей от дождя дороге остались, да муть в душе, поднятая с самого ее дна его внезапным появлением.
"Застрелиться, что ли?" - с тоской подумал Реутов, все еще глядя вслед исчезнувшему уже среди деревьев Майбаху. Но стреляться было, вроде бы, как глупо, а зажатая в руке рукоять револьвера, наводила, как ни странно, на совсем другие мысли. Вадим посмотрел на револьвер, потом перевел взгляд на озеро, равнодушно скользнул им по серой недвижной воде, по мокрым унылым деревьям на том берегу, и остановился на старой иве, едва удерживавшей равновесие на подмытом водой глинистом мыске ...
"Метров сто шестьдесят ... ветер восточный, метра три в секунду, никак не более ... "
Он опустил веки, прислушался к себе, увидел внутренним зрением покосившееся дерево, купающее нижние ветви в высоко поднявшейся воде, и вдруг рывком взбросив руку с оружием вверх, открыл глаза.
