Реутов взял бутылку, вернулся к столу и, не спрашивая, стал разливать коньяк по высоким граненым рюмкам.
- Четыре помню, - сказал он, закрывая тему. - Остальные - нет. Марика хорошо помню. Он был кадровый, и, если бы не дурацкая дуэль - это было в шестидесятом, в марте или апреле, это я тоже помню - я бы, по-прежнему, оставался его заместителем ...
- А ведь эти тоже тебя о службе спрашивали, - задумчиво сказал Давид. - Совпадение?
- Не знаю, - пожал плечами Вадим. - Может быть ... Но, в любом случае, глупость получается. Посмотреть бы мое личное дело в Военном Министерстве ... - Он залпом выпил коньяк и тут же снова потянулся за бутылкой. - Но кто же меня туда теперь пустит?
И тут его, как громом поразило.
"Идиот! - Мысленно покрутил он головой. - Кретин!"
Получалось, что ситуация с его прошлым не так безнадежна, как ему только что казалось.
- Ладно, - сказал Реутов, стараясь не выдать охватившего его возбуждения. - Вопрос, конечно, интересный, но мы еще первый круг не закончили. Хотелось бы услышать, каким образом оказались на месте наши милые дамы.
- А, как этот Греч нас нашел, рассказать не хочешь?
Как ни странно, вопрос этот задала Полина.
- Он за мной следил, - объяснил Вадим, закуривая. Папирос не было, а турецкие сигареты, которые купили женщины, были для него слабоваты.
- Что значит следил? - Сразу насторожился Давид.
- То и значит, что следил, - нехотя, ответил Вадим, который этот вопрос с Мариком до конца выяснить не успел. - Увидел на улице, узнал, удивился, стал искать ... и увидел, как меня "арестовывают" ...
- Значит, это он мелькал на набережной в ту ночь, - сказала Полина. - А он кто вообще-то?
- Не знаю, - развел руками Вадим. - Тридцать лет назад был есаулом, потом хорунжим ... А кто теперь не знаю, но нам он, судя по всему, не враг, - кивнул он на револьвер и кредитную карточку. - Да и потом, будь он враг, совсем другие люди бы приехали.
- И то верно, - согласился Давид. - Но сдается мне, товарищ твой не простой человек.
- Да, пожалуй, - согласился Вадим, только сейчас по-настоящему оценивший факт появления в их тайном убежище Марика Греча.
- Но давайте все-таки закончим первый круг! - Сказал он, имея в виду, прежде всего, тему, которая обязательно должна была всплыть по ходу разговора.
"Если Марик не ошибся ... ", - но в том, что Греч ошибается, Реутов сильно сомневался. Их то он нашел.
- Ну, мне почти не о чем рассказывать, - сказала, закуривая Лилиан. - Я решила спуститься в бар ... Увидела, как пленяют Давида, - русский у нее был превосходный, поэтому у Вадима возникло ощущение, что она нарочно ваньку валяет, вставляя время от времени в свою речь такие вот литературные словечки, как "пленяют". - Ну, и поехала за ними, чтобы посмотреть, куда его бедного заточатьстанут.
Звучало все это, мягко говоря, несколько странно, поэтому Вадим решил уточнить.
- На чем поехала? - Спросил он, выходя на кухню, чтобы поставить кофейник. Есть он по-прежнему не хотел, но вот от кофе сейчас не отказался. От нормального кофе, а не от той подкрашенной кофейным порошком водички, которую сварила утром Полина.
- На машине, - ответила Лили ему в спину.
- А машина откуда? - Уточнил он свой вопрос из кухни.
- Угнала. - Коротко ответила женщина.
"И в самом деле, чего проще! Взяла, и угнала".
- А ... Понятно, - он всполоснул кофейник под краном и стал засыпать в него кофе.
Давид отчетливо хмыкнул. По-видимому, он знал о Лилиан много интересного.
- Вадим, - сказала Лилиан, повышая голос, чтобы он мог ее слышать. - Ну ты же понял уже, что я умею не только биржевые сводки анализировать.
- Разумеется, - он бросил с пальцев несколько капель на плиту и, удовлетворенно хмыкнул, когда увидел, как испарилась вода. Плита еще не остыла, и жара вполне должно было хватить на целый кофейник.
- А ты, красавица? - Спросил он Полину, возвращаясь в комнату, и сразу же ей улыбнулся. Он просто не мог ей не улыбнуться.
- А я в окно все видела, - сказала она. - А когда он тебя ударил, я подумала, что это бандиты, схватила отцовский дробовик и побежала вниз, но они уже уезжали, - глаза ее снова расширились. Сейчас Полина, наверняка, по новой переживала случившееся в тот вечер. - Ну, тогда, я бросилась во двор, у меня там мотоцикл ...
- Цундап? - Спросил Вадим, любуясь девушкой и одновременно мысленно, качая головой, потому что, зная ее полгода, совершенно не представлял себе, какая она на самом деле.
- Да, а ты откуда ...?
- Греч видел твой мотоцикл, и тебя видел тоже.
- Ну, собственно, и все, - Полина встала и хотела пойти в кухню, но Вадим ее задержал.
- А дальше?
- Лили меня днем нашла, - объяснила, остановившаяся в дверях Полина. - Мы обсудили положение и решили, что вас надо выручать.
"Естественно. Это же так просто - выручать ..."
- А где ты научилась плавать в холодной воде? - С интересом в голосе спросил Давид, избавив, таким образом, Реутова от необходимости самому докапываться до печенок любимой женщины.
- Ребята, - сказала Полина. - У меня отец военный и выросла я на севере. Там и летом-то вода в речках студеная ...
- Но дело ведь не в этом? - Спросил Вадим, которому показалось, что в объяснении Полины звучит некая недоговоренность.
- Кофе не убежит? - Неожиданно расстроенным голосом спросила Полина.
- Нет, - успокоил ее Реутов и вдруг понял, что зря он ее об этом спросил.
- Не надо, - сказал он. - Не объясняй.
- Да, нет, отчего же, - она вернулась к столу, взяла из пачки сигарету и тоже закурила.
- Мне было двенадцать лет, - сказала она. - И я поехала на лето к папе, на северный Кавказ. Как-то вечером, к нему зашли приятели. Старшие офицеры, генералы ... Они думали, что я сплю и не слышу их разговоров, а я не спала и подслушивала. Они войну вспоминали, было интересно. А потом один генерал сказал, что отцу повезло в жизни, такая у него дочка красивая. И блондинка ... А папа вдруг возьми да скажи, что, мол, все блондинки дуры и бляди ...
- Вот ведь, прости господи! - Вырвалось у Лили, а у Вадима даже сердце сжалось от жалости.
"Ну, да, - подумал он, подходя к Полине и обнимая за плечи. - Этот мог!"
Полина благодарно прижалась к нему спиной, и Вадим не удержался, наклонился и поцеловал ее в ухо.
- Но нет, худа без добра, - неожиданно весело продолжила свой рассказ Полина. - Осенью я на зло всем перешла в математический лицей и закончила его третьей по выпуску. И плавать научилась, и моржевала, - хихикнула она. - И на мотоцикле гоняла, и на плотах на Урале сплавлялась, и на стрельбище в Царском Селе всех папиных адъютантов краснеть заставила ...
- А почему ты носишь фамилию матери? - спросил Вадим.
- Мама так захотела, но у меня с отцом теперь все в порядке.
- Это его квартира в Шпалерном?
- Да.
- И Коч его?
- А почему ты спрашиваешь? - Обернулась Полина, выкручиваясь из его объятий.
- А потому, Полина Спиридоновна, - усмехнулся Вадим. - Что комбрига моего звали Спиридон Макарович Шуг, и спросить, живой я, или все-таки нет, мы можем именно его.
5.
Разговор с Реутовым оставил у Ильи очень странное впечатление. С одной стороны, он, как ни странно, вполне поверил в искренность Вадима. Похоже, что, не смотря на всю абсурдность ситуации, тот не лгал и не пытался обвести Илью вокруг пальца. Что-что, а такие вещи Караваев чувствовал великолепно. Илья ведь был не мальчик, и опыта ему было не занимать. Иначе давно бы уже лежал трупом в какой-нибудь безвестной могиле, потому что охотились за ним не желторотые новички - хотя и такие иногда попадались - а битые жизнью и выдрессированные на волкодавов профессионалы. А эти умели порой устроить такой "театр Кабуки", что мать родная и та усомнилась бы, ее ли это чадо любимое прикидывается теперь придорожным кустом, или это действительно всего лишь можжевельник. Однако Реутов был в своих реакциях более чем естественен, и потом люди, работающие под прикрытием, имеют обычно и подобающую легенду на такой вот непредвиденный случай. А тут что? "Не помню, не знаю ... " Смех один, а не легенда. Потому и поверил, что все так и обстоит, как Вадик говорит. Но с другой стороны ... Вот эта другая сторона Илье категорически не нравилась. Дерьмом от нее за версту несло, страшным и опасным дерьмом.
Ведь что получается? Или он сам спятил ненароком, в чем Илья сильно сомневался, или тут идет такая игра, что "мама не горюй"! И вот какое дело, чутье, которое Караваева никогда пока не подводило, однозначно говорило, "Беги, друг, беги!" Однако кроме чутья, интуиции, шестого чувства, или, что там у нас, внизу живота припрятано для такого рода случаев, имелось ведь еще и кое-что в груди, там, где за тонкой кольчужкой ребер и мышц стучит - то ровно, то заполошно - обыкновенное человеческое сердце. Душа? Совесть?
"У меня?" - попробовал сыронизировать Илья, но ни иронии, ни сарказма, который ему всегда хорошо удавался, сейчас не вышло. Потому, вероятно, что речь шла о Вадике Реутове. Вот в чем дело.
