Вадим нагнулся, упираясь ладонями в колени. Ротбирт, подняв бадью, выплеснул половину воды на спину друга — ахнувшая струя разбилась о лопатки и шею, скатываясь на землю, застыла в пыли серыми струйками и шариками. Вадим вздрогнул и захохотал, а Ротбирт начал равномерно лить на него остатки воды. Эрна тем временем кипятила в котелке травы для примочек.
— Тёплая вода, — сказал Вадим, разгибаясь и поводя плечами — шевельнулись под кожей бугры и канаты мышц. — Нагибайся.
И помедлил. Ему показалось на миг, что перед ним стоит и ждёт своей порции "обливалки" Олег…
Вымывшись, они снова влезли в одежду, хотя обоим непреодолимо хотелось спать.
— Пошли глянем, живы ли наши, — предложил Ротбирт, одёргивая вест.
Они снова зашагали мимо повозок, где уже налаживалась нормальная походная жизнь. Убитых лучше забывать сразу после того, как они убиты, иначе на войне просто сойдешь с ума.
Седой, как облако, старик, сидя у ловозки, затачивал лезвие саксы. Вид у него был самый счастливый — очевидно, уже давно не выпадало такой драки. Мальчишки остановились возле него, и Вадим дружелюбно спросил:
— Многих прирезал, дедуля?
— Куда там, — прокаркал старик разочарованно. — Два десятка лет не сражался, состарился, всю сноровку отлежал! Одному костыль под коня вставил, — старик показал на рогатину, лежащую рядом — видимо, ею он пользовался вместо костыля, — он и навернулся, а я уж сверху насел и… — он стиснул сухие, но крепкие, здоровенные кулаки. — А уж второй-то меня мало не покалечил ещё раз, жопа Расчленителя! Да внучок мой младший его рогатиной в поддых — ничего, ладно получилось… Да и то сказать, — дед пригорюнился, — кому я на той стороне-то нужен, калечный? Пользы тоже… Нет, славяне рубиться были покрепче! — глаза старика молодо блеснули. — Как, бывало, заорут: "Рысь, Рысь!" Ну и мы им в ответ рявкаем, а после… Да-а-а, старый я стал, старый совсем…
— Худо, — роазочарованно вздохнул Ротбирт, подмигивая Вадиму. — А мы тебя, дед, хотели было к девушкам позвать.
— Сказано же — стар я по девкам бегать, — сердито ответил старик и задумался. — Вы вот что, — добавил он. — Вы ведите их лучше сюда.
Мальчишки переглянулись и захохотали.
Интерлюдия: Рукодельница
Над лампадой взгляд приветный — то Господь глядит,Я до зорюшки рассветной не ложуся спать,Завтра милый друг в ворота постучитИ попросит плащ примерить-показать.
Как просил любимый: "Сделай ты мне белый плащ,Чтобы в странах чужедальних ты была со мной,Коли сделаешь с любовью да молитвою,Он в бою меня укроет, словно щит стальной."
Я бы белый плащ да сделала, любимый мой,Только ткань моя стара да не белена,Вышью я цветов да дивных птиц по ткани той,Раз не может она стать как снег белая…
Вот пришел любимый утром — выношу я плащ,Он цветами да жар-птицами до пят расшит.Как накинул его милый так услышал треск,То под вышивкой волшебной серый холст трещит.
Подошел о мне любимый, в лоб поцеловалИ с дружиной воевати ускакал…
В дом вошла я, а с иконы взгляд — как острый меч,И Господь из-за лампады говорит:"На беду себе расшила ты цветами плащ!Не спасет он друга — будет друг в бою убит!
Коли вынесла б ему ты небеленый плащ,Как одел его бы милый да плечом повел,Вмиг бы стала та холстина будто снег белаИ с победою да славой он назад пришел!.."
Над лампадой взгляд как месяц — то Господь глядит,Я до зорюшки рассветной не ложуся спать,А во чистом поле милый друг убит лежит,А в груди его стрела басурманская!..[6]
* * *
Вадим долго не спал в ту ночь. Ротбирт уже давно похрапывал; тихо, как мышка, спала Эрна — а он всё ещё лежал, глядя на рисунки чужих созвездий и огромные шевелящиеся звёзды в бездонном небе.
"Кто я?.. Я — Вадим…"
"А зачем я здесь?.. Не знаю… Нет — знаю. Но зачем я не здесь вот, а вообще — в мире?"
"Почему всё так, как есть?"
Оформить эти мысли в слова он не мог, да и не пытался. Бывают моменты — он усвоил это уже давно — когда слова лишь портят всё. Кроме того, говорить было всё равно не с кем.
Арфа продолжала позванивать, мужские голоса что-то пели. Где-то отбивали клинок, лениво брехали собаки. От города доносился сдержанный расстоянием шум.
Вадим соскользнул наземь. Ему было не по себе. Когда он лежал в повозке, казалось, что она куда-то плывёт. А холодная земля под ногами и ветерок с реки помогли вернуть ощущение реальности.
Реальности? Мальчишка негромко рассмеялся. Конечно… Он где-то на другой планете, он воин в полупервобытном-полусредневековом племени — куда уж реальней!
Придерживаясь за борт повозки, мальчишка обошёл её. Потрепал по мордам быков. Поморщился — бычьи морды были всё-таки противные, не сравнить с конскими… И спокойней не становилось. Вспомнился жуткий закат — Вадим передёрнул плечами, отгоняя навязчивые мысли.
— Всё будет хорошо, — сказал он по-русски.
* * *
Утром Ротбирт проснулся раньше Вадима. Эрна уже сидела у костра, помешивая похлёбку из мяса, дикого лука, моркови и пшена. Ротбирт, повернувшись на бок, наблюдал за её ловкими движениями почти с удовольствием, подумывая, что и в самом-то деле неплохо было бы взять её в жёны. Ну и что с того, что она немая — меньше будет шуму! Зато красивая и по хозяйству — просто волшебница… Вздохнув, он перевернулся на бок и почти враждебно покосился на славянина, оценивая ревниво, кто из них лучше. Они были похожи, как похожи все здоровые мальчишки. Вадомайр был повыше, но не так широк в плечах, не умеет стрелять из лука, да и бегает и верхом ездит похуже. Зато ловок драться без оружия, речист и уверен в себе — такие девицам по душе, а то, что он из другого народа и вообще чуть ли не с неба, может добавить интереса. Да уж, тут не выбрать. На месте Эрны (Ротбирт улыбнулся) он бы плюнул и всё.
Он уже собирался разбудить славянина, но сигнал трампета заставил его вскинуться и завертеть головой. Из-за возов не было видно, что происходит, но весь лагерь пришёл в хаотичное, быстрое движение. Вадим, приподнявшись, заспанно моргал и тоже смотрел по сторонам недоумённо.
Ротбирт, перевесившись через борь, схватил за плечо пробегавшего мимо мальчишку, нёсшегося куда-то со всех ног.
— Что случилось?! Говори же! — рявкнул юный ратэст. Мальчик повернул к нему возбуждённое лицо и прокричал:
— Корабли! Золотые корабли на реке! — после чего вывернулся и побежал дальше, мелькая пятками.
Мальчишки переглянулись — и без слов полезли наверх по распоркам навеса.
То, что увидели они за кольцом возов, заставило обоих окаменеть от ужаса и страшных предчувствий.
На поле не было ничего, кроме трупов. Ворота города — распахнут, там виднелся небольшой отряд латников.
А на реке высились, будто крепости, сияющие золотом, три весельных горы — золотые корабли данвэ.
* * *
Двое рослых воинов, держа под мышками шлемы в виде грифоньих голов, стояли на мостике, вознесённым над носом первого корабля. Странный это был мостик — словно бы тщательно стилизованное под прошлое изделие современности, где фигурная резьба выполнена из пластмассы, а в резную медную картушку заключён электронный компас… Узкие лица данванов были спокойны и внимательны. У одного — атлета лет тридцати, не рыжего, а скорей золотоволосого — кожа была темней, чем у большинства данванов. Но большие зелёные глаза и манера держаться ясней ясного указывали, какого народа это сын. Стоящий рядом был моложе почти вдвое, в глазах горели недобрые огоньки.
Ан Джерард йорд Ангон — так звали золотоволосого — был Первым Адмиралом Игры. Второго звали ан Эйтэн йорд Виардта, и он приходился средним сыном командующему экспедиционным корпусом на востоке Мира.
— Они не пытаюстся бежать, — прозвенел голос юноши. — Совсем ополоумели от страха, как видно.
— Скорей они его просто не знают, — возразил слегка насмешливо Адмирал. Ан Эйтэн покосился на старшего, но тот выглядел совершенно серьёзным. Надо сказать, что оба данвана испытывали друг к другу взаимную антипатию — слишком различными были их взгляды и на жизнь, и на Игру. Но сейчас перед ними был общий враг, и ан Эйтэн сделал небрежный жест рукой в перчатке из гибкой брони:
— А! Все дикари на всех планетах они одинаковы! Я возьму сотню конных ребят, и через час мы уже будем загонять их на корабли… Примем столько груза, Адмирал?
— Не стоит атаковать одной конницей, — тот словно бы не слышал вопроса. — Это всё-таки не гесс-поле. Пусть лучники подойдут ближе под прикрытием мантелетов и обстреляют лагерь навесом. А ещё лучше — сгони из города тамошний сброд, и за их спинами…
