Ю.Л. Боюсь, никакие из ваших «фактов» не сделают жизнь палестинцев легче, не помогут найти более ясное политическое решение.
Д.Д. Да, это так. Я ведь еще не закончил и хотел бы сказать пару слов о том, как ты характеризуешь цели обеих сторон. Ведь даже модель «двух соперничающих национальных движений» проблематична, хотя, наверное, это наиболее обсуждаемый вопрос. Для европейца все представляется однозначным: всякий народ — это народ и он имеет родину или должен ее иметь. Но попробуй нацепить мои грузинские очки — я же говорил, Грузия чем-то очень похожа на Израиль. И тогда уже тебе не будет все так ясно. Национализм как таковой — это европейская идея, завезенная на Ближний Восток сравнительно недавно и в искаженном виде. В течение многих веков жители этих мест видели себя (и фактически видят до сих пор) не столько саудовцами или иорданцами — это в ряде случаев не более чем отметка в паспорте, — сколько арабами или мусульманами. Тебе, может быть, нелегко это вообразить, но задумайся на мгновение о России: в какой мере люди осознают себя сибиряками или уральцами? Мне кажется, в весьма ограниченной. Они прежде всего русские — русские, которым выпало жить в этом году в Новосибирске или Екатеринбурге, но чья идентичность радикально не изменится, если в следующем году они переедут в Москву или на Дальний Восток. Ибо прежде всего они русские. Но на Ближнем Востоке дело обстоит иначе. Там люди гораздо сильнее привязаны к своим местам, чем здесь. И это даже не страна — скажем — Сирия, а город, где они живут, — например, Алеппо (слышал о таком?). Так вот, житель Алеппо считает Дамаск почти иностранным городом, как Бейрут или Багдад. С другой стороны, наднациональные общности — аль-арабиа, аль-ислам — проявляют себя в сознании людей, в прессе, на радио, в речах политиков. В России трудно найти что-то подобное. И эта реальность укоренена во многом, особенно в арабских политических движениях прошлого века. Уверен, если бы ты знал, что это такое, если бы прожил какое-то время среди арабов, то понял бы: идея национальных государств там совсем не то, что у нас. И самое яркое доказательство тому — неизменные попытки сформировать наднациональный политический союз существующих государств, который каким-то образом примирил бы национализм западного образца с ощущением людей, что аль-арабиа — единая общность или должна таковой быть.
Ю.Л. Я не вполне понимаю вас.
Д.Д. Если исходить из этой ментальности, то в создании Палестинского государства для палестинского народа нет логической необходимости. Палестинский народ — на самом деле порождение конфликта между Израилем и его соседями. Если бы их соседи приняли арабских беженцев, а не заключали их в лагеря, то палестинских беженцев не существовало бы — а были бы иорданцы, сирийцы, ливанцы. Я не утверждаю, что они нисколько не пострадали бы в ходе войн (хотя, разумеется, если бы они стали гражданами в странах своего рассеяния, то в ряде случаев их материальное положение и судьбы были бы значительно благополучнее). Я хочу сказать, что тут имеет место менее значимая вещь, чем идентичность, — лишь право быть самим собой. В этом смысле притязания арабов и евреев вовсе не одно и то же.
Ю.Л. Боюсь, это заведет нас в область уже хорошо известных аргументов и контраргументов.
Д.Д. Возможно. Во всяком случае, я поднял эту тему, потому что Израилю — а сюда же входит и тема страданий евреев во время Второй мировой войны, о которой ты говорил, — надо сделать более чем достаточно в смысле того, о чем мы с тобой, русские евреи, сейчас беседуем. Мне частенько приходит в голову мысль, что Холокост и существование Государства Израиль, возможно, больше способствуют исчезновению иудаизма в России, чем свары между хасидами, ортодоксами и реформистами.
Ю.Л. Что вы имеете в виду?
«ТАМ…»
Д.Д. Для большинства русских евреев, даже для тех, кто хоть отчасти вовлечен в общинную деятельность, кто посещает синагоги, суть их еврейства воплощается в Израиле и Холокосте.
Ю.Л. А что тут плохого?
Д.Д. А то, что смерть и страдания (я имею в виду Холокост) вряд ли могут быть символом, который передают следующему поколению, — и страдания в любом случае — не смысл и даже не лейтмотив еврейской истории. Но и помимо этих заблуждений есть еще один важный момент: два основных фактора-близнеца — Холокост и Израиль — на самом деле имеют много общего. Они удобны, потому что оба — «там». И русскому иудаизму присуще то же ощущение: только «там», в Израиле, или «там», в прошлом — в Холокосте и в предыстории Холокоста, — можно говорить о настоящих евреях; именно «там» происходили или происходят наиболее важные еврейские события нашего времени. А все остальное в русском иудаизме мыслится как производное, как секонд-хенд, что-то вторичное. Не говорю уж о «холокостопоклонстве», которое заразило часть еврейского мира: возникает ощущение, что цель отдельных организаций — превращение трагедии в заготовки для опыта будущих поколений — вроде пугающих аттракционов, каких-нибудь «американских горок». Что же касается Израиля, то кое-кому из русских евреев он представляется чем-то вроде Старого Света — гетто, которого они никогда не знали, но откуда их предки перебрались в Петербург или Москву. Нынешние русские евреи могут съездить туда пару раз или вообще не побывать там, но они воображают, что Израиль — их родина, и они говорят о нем с сентиментальной нежностью и восхищением: с таким же чувством турки-месхетинцы вспоминают Месхетию, а итало-американцы — Калабрию. Но даже если не брать в расчет эти нелепые преувеличения, то, по-моему, такая черта русского иудаизма — ссылаться на то, что все происходит «там», — таит в себе великую опасность.
Ю.Л. Но разве это не естественное следствие того, о чем вы говорили чуть раньше, — что иудаизм в России появился сравнительно недавно? Поэтому неудивительно, что он все еще «там». С другой стороны, Израиль, как исполнение вековой мечты, конечно же, будет всегда обременять сознание русских евреев.
Д.Д. Наверное, Йеуда… Но, задаваясь этими вопросами, я думаю о тебе.
Ю.Л. Что вы имеете в виду?
Д.Д. Вопрос в том, что будет с тобой? Да, ты прошел часть пути и, наверное, пойдешь дальше. Но теперь я вижу, что тебя может подвести (причем незаметно для тебя самого) твоя же еврейская черта. Я-то не из России, ты знаешь, и, сколько бы я ни жил в Москве, это всегда будет так. Мои корни действительно там, в Тбилиси и еврейских общинах, разбросанных повсюду — в Нью-Йорке, Париже, Цюрихе, Иерусалиме. Я не чувствую себя здесь дома. Но ты отсюда, тебе тут вполне комфортно. И именно потому, что русский иудаизм такой, какой есть, ты можешь застрять на половине пути — бесконечно кивая на «тамошнее»…
Ю.Л. Вы не правы. На полпути я был когда-то. Если этот разговор и убедил меня в чем-нибудь, то…
Д.Д. Надеюсь. Но я говорил не о том: ты не совсем понял. Ладно, скажу иначе: я не вижу, как в России быть евреем, в полном смысле евреем, как вести нелегкий и естественный еврейский образ жизни, известный нам по многочисленным иным общинам на протяжении всей еврейской истории. Все то, что здесь легко и естественно, — это полуеврейское, что-то вроде еврейского хобби или клуба. И в конечном счете заводит в тупик.
Ю.Л. А что же делать?
Д.Д. Думаю, время расставит все по местам. Возможно, еврейство, каким оно было в Грузии, в Восточной Европе и в арабских странах, тут тоже получит свое развитие — когда русское еврейство будет по-настоящему русским и по-настоящему еврейским. Но до этого еще далеко, а что будет с тобой пока? Искренне надеюсь, что ты найдешь способ оставаться евреем и здесь, евреем в полном смысле слова. По крайней мере, самое главное тебе уже известно. И помни, что в конечном счете это дело сердца. Понимаешь меня?
Ю.Л. Да.
Д.Д. Меня тревожит эта позиция русского еврейства: мы не «там» — значит, можно останавливаться на полпути, исповедовать полуиудаизм, пусть вполне естественный и удобный для России. Надеюсь, ты этого избежишь. Нужно быть настоящим евреем здесь, и без всяких ссылок на то, что делается «там», — если только со временем тебе не захочется поселиться в Израиле. Но пока я уповаю на то, что ты всем сердцем предашься нашей Алахе, не будешь кивать на «тамошнее», а искренне посвятишь себя задаче быть в полном смысле евреем, здесь и сейчас. Вот так. Может, когда-нибудь ты окажешься в Израиле. Не знаю. Но уже сейчас нельзя быть евреем наполовину. Йеуда, наш курс закончен. Хазак у-варух, хазак вэ-эмац.
Часть пятая
ИЗРАИЛЬТЯНЕ
Несколько месяцев спустя…
Д.Д. Здравствуй, Юра! Не ожидал…
