— Марк, ты не должен страдать из-за меня! Наши святые говорят, что вся жизнь — это прекрасная паутина, которую непрерывно ткут.
— Ты и в самом деле веришь в это? — печально произнес Марк Юлиан. — Бедная моя, несчастная сирота! Ты умудрилась бы увидеть прекрасное даже в червяках, которыми кишит гнилое мясо!
Раздался жалобный скрип открываемой двери. Ворвавшийся в кладовку сквозняк принялся яростно терзать пламя светильника. Свет и тени заметались по стенам и потолку в какой-то неистовой, жуткой пляске Увидев тесно обнявшихся влюбленных, Гарпокрас пробурчал себе под нос беззлобное ругательство.
Глава 44
На следующий день Марка Юлиана посетила мысль, которую он старался прогнать от себя Решение этой проблемы было простым и жестоким: почему бы не убрать Аристоса, вставшего на пути Аурианы к свободе, организовав его убийство? Тогда ей ничто не помешает бежать. Человек, который сам был закоренелым убийцей еще до того, как судьба забросила его в Рим, уже одним этим заслуживал такой участи, а кроме того, ценой его жизни было спасение Аурианы.
Однако к концу того же дня он преодолел это кратковременное помутнение разума и привел в порядок свои раздраженные мысли. Не так-то просто было умертвить человека, являвшегося неотъемлемой частью огромного механизма для потакания низменным инстинктам толпы. Это могло бы привести к непредсказуемой ситуации. Невозможно было предугадать, кого бы сторонники Аристоса обвинили в убийстве и что бы они предприняли в ответ. Сверхподозрительный Домициан сразу бы воспринял нападение на Аристоса как удар по себе самому. Репрессии, которые он неминуемо бы развязал, могли коснуться всех, виновных и невиновных. Их размах был бы неописуем. Кроме того, Аристоса охраняли так, что и мышь не могла проскочить, поскольку он приносил власти огромную пользу, помогая отвлекать внимание народа от жестокостей, творимых Домицианом. Благодаря ему экономились огромные суммы денег — зрелища с участием Аристоса приводили римских легионеров в такой экстаз, что они забывали о сократившихся выплатах государственных пособий.
Однако в присутствии Марка Юлиана старый Музоний Гета, главный казначей Домициана, утверждал, что Аристос приносил столько же дохода казне, сколько она получала от годовой продажи зебр, редких тигров и месопотамских львов. Дегустаторы пробовали каждое блюдо, подаваемое Аристосу. Во время походов в бордель его сопровождал большой отряд стражников. Телохранители не отходили от него ни на шаг.
Когда наступил вечер, Марк Юлиан разработал иной план действий. Он подумал, что Ауриане вряд ли когда-нибудь удастся сразиться с Аристосом. Поэтому нужно было все усилия сосредоточить на ее освобождении после того, как заговор увенчается успехом. В этот день он выкупит Ауриану из школы. Эрато не посмеет отказать ему. Тогда он подарит ей свободу, а пока необходимо договориться с Эрато о том, чтобы против нее выставляли слабых соперников.
Марк Юлиан вызвал из гладиаторской школы, находившейся в Капуе, некоего Требония, наставника, который разработал специальную методику обучения бойцов, уступавших своим противникам в росте и весе. За приличную взятку этого Требония удалось пристроить в Великую школу. Марк Юлиан приказал Эрато посетить школу Клавдия и понаблюдать за учебными боями фракийца по кличке Персей, чтобы вызнать излюбленные приемы и слабые места этого гладиатора, выбранного Домицианом в соперники Ауриане.
Эрато удивился такому повышенному интересу к Ауриане со стороны могущественного Первого советника, но чувство долга удержало его от разговоров на эту тему с кем бы то ни было, ведь своей беспрецедентной, головокружительной карьерой он был обязан именно этому человеку. Эрато никогда бы и в голову не пришло предать его. Кроме того, проявлять повышенное любопытство к эксцентричным поступкам сильных мира сего было неразумно и небезопасно. Всю свою жизнь он следовал пословице: «Храни хорошенько их тайны, а они сохранят твою жизнь».
* * *
Работа по подготовке убийства Императора двигалась полным ходом, хотя временами случались и досадные задержки. К числу своих крупнейших удач Марк Юлиан относил вербовку влиятельного центуриона преторианцев, который, в свою очередь, привлек на их сторону пять своих подчиненных. Письма Каэнис служили неплохим аргументом при обработке колеблющихся. Когда Марк Юлиан осторожно прозондировал мнение сенаторов относительно возможного преемника Домициана, вторым в этом воображаемом списке шло имя Лициния Галла. Первым же стояло его собственное. Сенаторы продолжали считать его главным кандидатом в Императоры, несмотря на то, что он твердо от этого отказался. Он надеялся убедить Лициния Галла занять императорский трон, побеседовав с ним наедине, однако этот план потерпел фиаско той самой ночью, когда Галл должен был явиться к Марку Юлиану.
Галл отказался трижды. Вместо него явился его управитель, рассказавший настораживающую историю. К Галлу приставили шпионов, следовавших за ним везде, и оторваться от них было невозможно. Кто-то забрался в его канцелярию и просмотрел все хранившиеся там документы. Когда он совершал жертвоприношения на алтаре храма, рядом постоянно околачивались люди, похожие на переодетых преторианцев, старавшиеся узнать, не совершаются ли эти жертвоприношения в пользу какого-нибудь врага Домициана или за успех враждебных действий против Императора. Слуги Галла исчезали один за другим, и больше их никто не видел. Марк Юлиан подозревал, что они предпочитали убраться из Рима, прежде, чем разоблачат их связи с Вейенто.
Сам Вейенто надменно отказался ответить на приветствие Галла, когда они встретились на одной из утренних аудиенций Императора. Это было верным признаком того, что Лициний Галл должен был скоро стать очередной жертвой кровожадного Домициана. То, что сейчас происходило вокруг Галла, до мельчайших подробностей совпадало с расправой, учиненной над Юнием Тертуллом, который значился третьим в печально известном списке. Марк Юлиан понимал, что столь откровенная слежка была равносильна подписанию смертного приговора.
Началась тяжелая, суровая борьба за жизнь Галла, которая напоминала Марку Юлиану о том времени, когда он вступил в почти безнадежную схватку на стороне своего отца против Нерона. Тогда он, движимый отчаянием, совершил поступки, граничащие по своей дерзости с безумием. Сейчас ему удавалось выходить сухим из воды только благодаря огромному запасу доверия, завоеванному им у тирана тем, что спас ему жизнь той памятной ночью. В Сенате Марк Юлиан произнес речь, которая восхваляла жизнь и деятельность Галла. Коллеги Марки посчитали его безрассудным глупцом, поскольку открытая поддержка человека, впавшего в немилость Императора, была равносильна самоубийству. Затем он размножил и распространил небольшой сборник эссе, включавший работу, авторство которой приписывали Галлу. В ней тот превозносил до небес недавние социальные реформы Домициана. Следующим шагом Марка Юлиана стал его визит к Императору. Он рассказал о возне вокруг Галла, высказав догадку о том, что все это — дело рук врагов Домициана, стремящихся представить его перед гражданами безжалостным, кровожадным тираном. Домициан внимательно выслушал его, сокрушенно покачивая головой и искусно изображая человека, искренне уязвленного происходящим и желающего блага всем своим подданным, которые, впрочем, не ценят его кротости и благожелательности.
