Мы?!! С какого хрена? Кровь бросилась мне в голову. Я почувствовал, как часто забилось сердце, и в ответ полыхнул в груди дар. Капли дождя будто застыли в воздухе. Как в замедленной съемке унтер-офицер начал медленно открывать рот, пуча глаза. А я уже летел к нему, с легкостью обходя Ладислава и Алексея. Краем глаза успел увидеть лицо обалдевшего Южинского и тут же врезался в караульных, снося их, как сносит шаром кегли в боулинге.
Толкнул крайнего к парапету солдата и, схватив его поперек туловища, перекинул через ограждение. Тот даже крикнуть не успел, кулем улетел в темноту. Второму на автомате заехал локтем в голову с разворота — тело у меня, может, и чужое, но знание приемов-то никуда не делось, оно уже давно на подкорке записано. Солдат беззвучно сложился. При этом ружье, которое он успел сдернуть с плеча, очень удачно угодило штыком в живот унтера. Усатый, охнув, выронил свой палаш и схватился за живот. С левой неуклюже врезал ему в догонку в подбородок кулаком. Ну, это я так думал, что неуклюже. А на самом деле получилось у меня неожиданно резко и акцентировано, благодаря дару Стоцкого.
Мое состояние «муха в янтаре» вдруг выключилось, я обнаружил, что стою над валяющимися под ногами тюремщиками. Солдат сразу вырубился после удара в голову, а унтер-офицер сучил ногами, изо рта у него шла кровавая пена. И хрипел он так, что я мигом осознал две вещи: первая — усатый не жилец. Вторая — он будет потом являться мне во сне. И вот также хрипеть, умирая раз за разом.
— Паша… — ошарашенно прошептал бледный Южинский, вытирая мокрое лицо и оглядывая поле битвы.
— Прыгайте! — закричал Ладислав, вновь подталкивая Алексея к парапету — Скоро встречный караул пройдет!
— Ты уходишь с нами! — в голосе Маски лязгнуло железо. Тюремщик послушно кивнул.
Алексей залез на ограждение, перекрестился размашисто и с поразительным спокойствием сиганул вниз, с силой оттолкнувшись ногами. Бесстрашный человек! Я оглянулся. Унтер уже перестал сучить ногами, даже закрывать ему глаза не пришлось. Я схватил Южинского за рукав и подтолкнул к парапету, не оставляя Пете времени на всякие неуместные сейчас переживания. Дождался его прыжка и потом сам, не раздумывая, сиганул вниз.
Короткий полет, и я падаю в обжигающую ледяную воду. От неожиданности у меня резко перехватывает дыхание, и я камнем иду на дно. Но глубина здесь и, правда, оказалась небольшой — уйдя под воду, я почти сразу же коснулся ногами каменистого дна, и мощно оттолкнувшись, устремился вверх. Вынырнув на поверхность и отдышавшись, огляделся, высматривая в темноте Алексея, Ладислава и Петю. Волны были такими высокими, что меня то и дело поднимало на их гребни — никогда не думал, что такое возможно на Ладоге.
Холод пробирал до костей. Я конечно, не раз окунался в прорубь на Крещение, да и после баньки бывало с друзьями нырял в реку, когда на улице температура приближалась к нулю. Но одно дело — окунуться рядом с мостками в спокойную воду, а совсем другое — бороться с волнами в ледниковом озере, дожидаясь, когда тебя подберут неведомые спасатели.
Неподалеку, отплевываясь от воды, выныривает голова Южинского. Ну, слава богу — один нашелся. А вот двоих других я пока не вижу.
— Ищем Алексея! — перекрикиваю я шум волн и завывание ветра
— Вон он! — машет рукой Петя — Кажется, его сносит течением.
Всматриваюсь в ту сторону до рези в глазах и, наконец, замечаю голову, мелькающую среди волн. Не сговариваясь, мы с другом плывем в ту сторону. Похоже, наш Маска не очень хорошо плавает, или просто ослаб, находясь долгое время в подземном каземате. Надо спешить, пока он еще держится.
Не зря я торопился — мы еще не доплыли до него, а он уже совсем выбился из сил, и его голова скрывается под водой.
— Придется нырять! — кричу я Петру и, набрав в грудь побольше воздуха, погружаюсь в воду.
Здесь не слишком глубоко, и я надеюсь найти Алексея в кромешной тьме. Небольшой опыт в спасении утопающих у меня есть. Однажды в молодости мне уже довелось спасать товарища, перебравшего с алкоголем на первомайском пикнике и сдуру решившего переплыть реку, чтобы покрасоваться перед девчонками — однокурсницами. Но там дело происходило днем, и в воде была хотя бы минимальная видимость, а здесь-то ни хрена не видно!
Ныряю раз, другой, но все без толку. Кажется, отыскать его здесь выше моих возможностей. Как бы мне помог сейчас дар! Но его действие, похоже, подчиняется каким-то иным законам, пока не подвластным мне. Отдышавшись, готовлюсь нырнуть еще раз. Иначе Алексея утащит течением, и ему уже никто и ничто не поможет. На Петю сейчас никакой надежды — он сам еле держится на плаву. И, слава богу, в третий раз я все-таки натыкаюсь на нашу пропажу и, подхватив его за ворот рубахи, тащу наверх.
Теперь главное — продержаться, пока нас не подберет лодка. А спасатели что-то не торопятся. И не мудрено — поди, отыщи нас среди бушующих волн, да еще попутно справляясь с сильным течением, норовящим утащить все, что можно и нельзя, в сторону Невы.
— Ладислав! — ору я, перекрикивая шум волн и ветра, одновременно подавая сигнал тем, кто на лодке. Надежды,конечно, мало, но вдруг услышат?
Мне кажется, прошла целая вечность, пока из темноты показался нос большой темной лодки. А может, она только показалась мне большой, потому что силы мои были на исходе, и зрение уже подводило меня. Холод сковал мое тело ледяными обручами, промораживания до костей — вот-вот и сам я пойду на дно. Как там говорил важный офицер после нашей казни — кому суждено утонуть, повешен не будет? Ладно, буду первым, на ком этот афоризм не сработает. Выживу всем врагам назло!
Еще как-то умудряюсь подтолкнуть обессиленного Алексея в протянутые с лодки крепкие мужские руки, но у самого сил не хватает даже уцепиться скрюченными пальцами за борт. Когда меня с силой выдергивают из воды, я падаю кулем на дно лодки, пытаясь отдышаться. Следом приземляется Южинский. Придя в себя, обнаруживаю, что лежу в воде — то ли лодка протекает, то ли бортом черпанула.
— Где Ладислав⁈ — поднимаю я голову, обращаясь к спасателям — Ищите, еще один должен быть!
Как назло, опять начинается сильный дождь, на нас кто-то накидывает широкие морские куртки с капюшоном.
— Растирайтесь! — это я обращаюсь уже к оченевшим Алексею и Петру. Пытаюсь показать им пример. А у самого руки, ноги дрожат после пережитого приключения, и губы тоже.
— Не видно ни зги! Больше вроде, нет никого!
— Посвети, дай больше огня!
— Да, не найдем мы Ладислава в этом ноевом потопе! Одна надежда — что сильным течением его вынесет на берег.
— Но у берега льдины прибились!
Я слушаю голоса наших спасителей, и с удивлением узнаю среди них женский — это та девушка с ямочками на щечках и красивыми глазами, что угостила нас в таверне. Но сил нет даже задуматься над таким странным совпадением. Мужчины вяло переругиваются, напряженно вглядываясь в темноту, наша лодка начинает раскачиваться все сильнее. Шторм и не думает утихать.
— Держите ковши, вычерпывайте воду из лодки!
Нам с товарищами находят применение, и это даже к лучшему — так мы хотя бы согреемся.
— Что за «плеха хохрикая»? — я наклоняюсь к Петру
— Распутная женщина по-старорусски — тихо отвечает мне Южинский, выплескивая воду за борт — Горбатая.
О, как изысканно ругается наш Алексей!
Постепенно все понимают, что Ладислава не найти — скорее всего, он утонул. «Маска» опять непонятно матерится, Петя горестно вздыхает, крестится.
Постепенно дрожь проходит, и мы даже согреваемся. Этому весьма помогает содержимое фляжки, которую нам сует в руки косматый, бородатый мужик. Глотнув, я обжигаю горло первачом и начинаю кашлять. Шлисские беглецы в четыре руки стучат по моей спине. Фляжка идет дальше по кругу, а я пытаюсь разглядеть в слабом свете фонаря наших спасителей, их трое, плюс «кормилица».
Спасители тем временем спускают небольшой косой парус с мачты, берутся за весла. Мы возвращаемся к нашим ковшам.
— У тебя все-таки сохранился дар? — спустя еще где-то с полчаса Южинский окончательно выдыхается и приваливается к моей спине. Алексей же черпает, как заведенный. Увидев, что Петя выдохся, к нам присоединяется тот самый лохматый-косматый хозяин фляжки. Он забирает ковш у Пети и тоже включается в работу. Лодку швыряет по волнам, но кажется, мы куда-то двигаемся, и довольно быстро.
— Остатки дара… — уточняю я, пытаясь разглядеть на корме «кормилицу». Постепенно и мои движения замедляются, я начинаю клевать носом. Пытаюсь
