Сопротивляться не стала. Глупо выёживаться, когда рискуешь простудиться на декабрьском морозе. Он усадил меня вперед, обошел машину и стянул с себя куртку, оставшись в одном свитере. Закинул куртку на заднее сиденье, сам забрался за руль. В машине тепло. Судя по тому, насколько отодвинуто и опущено его кресло, торчит тут некоторое время. Выбрит, на груди красуется огромная розоватая снежинка. Этот свитер я ему подарила на прошлое рождество. Он тогда посмеялся, отблагодарил, но так ни разу его и не надел.
— Хорошо, — согласилась я, откинувшись на спинку. — Отвези меня, пожалуйста. Если тебе не трудно.
Он кивнул и с готовностью передвинул своё кресло, я отменила заказ и прикрыла глаза.
Навскидку мы проехали с километр, прежде чем он решился заговорить. Не размыкая век знала — Глеб на меня периодически поглядывает. Делать вид что я задремала можно хоть до седьмого пришествия — дохлый номер. Слишком дробно отстукивало сердце, молотя, заставляя виски пульсировать. Я пыталась дышать ровнее, думать на отвлеченные темы, но… или достойных тем не имелось, либо дышала я как-то неправильно, только ритмы размеренней не становились. В основном мои мысли крутились возле одной темы: не сделала ли я себе хуже согласившись поехать? Ощущать его рядом, в довольно замкнутом пространстве, дышать с ним одним воздухом оказалось то ещё испытание. Я к нему не готова. Во всяком случае — пока. И когда я в надежде отвлечься вяло размышляла — а не завести ли мне собаку? — Глеб спросил:
— Как вечеринка?
— Тебя всерьез это интересует? — по-прежнему не открывая глаз, полюбопытствовала я в ответ.
Конфликтовать, конечно же, глупо, а вести светскую беседу ещё глупей. Глеб как будто не обратил внимания на мою колкость, тихо произнес «меня больше интересуешь ты» и заметил:
— Тебе идет это платье.
Я открыла глаза, бросила взгляд себе на грудь и поправила не застегнутую шубу. Благодарить за комплимент сочла не обязательным. Отвернулась к окну, подмечая — скоро приедем. Я закутаюсь в свой халат, как в кокон, возможно даже помолочу кулаками подушку и постараюсь уснуть. Завтра… завтра будет утро, новый день, который возможно принесет в мою жизнь глоток свежего воздуха. Вдохнет в меня саму жизнь. Будем в это верить.
— Я не могу без тебя, Юль, — сообщил он.
Я снова закрыла глаза и крепко сомкнула зубы, радуясь, что он не видит моего искаженного болью лица. Глеб протянул свою руку и попытался прикоснуться к моей. Я почувствовала его прикосновение раньше, чем оно произошло физически, открыла глаза и резко отвела свою руку в сторону. Его пальцы лишь мазнули по рукаву шубы, раздался электрический треск. Мне показалось аж заискрило. Удивляться не стоило: сейчас между нами даже воздух наэлектризован.
— Я идиот. Дважды кретин, — вновь заговорил он. — Позволил себе так поступить с тобой и решил, что это сойдет мне с рук. Если честно я даже не думал о последствиях…, черт знает, о чем я тогда думал! — Треснул он рукой по рулю. Потер своё лицо, всей пятерней, сминая, как будто хотел вылепить новое: — Глупец. Я тешил себя надеждой, что ты передумаешь. Накажешь меня как-нибудь и простишь. Жил этой фантазий. Призрачной иллюзией. А сегодня получил твое сообщение… У меня крыша поехала. Я должен попросить у тебя прощения. Должен, понимаешь. Вымолить его. Я не могу жить, дышать, возвращаться в дом, в котором нет тебя. Ты нужна мне. Необходима. Я люблю тебя, черт возьми, люблю!
Последнюю фразу он почти кричал. И замолчал так же резко, как и перешёл на крик. Возможно потому что мы уже приехали. Глеб вырулил к дому, припарковал машину, повернулся ко мне всем корпусом и замер — ждал моей реакции. Вглядывался в мое лицо, пытаясь бог знает что в нем прочитать.
— Мне нечего тебе сказать, — тихо подала я голос. Вышло хрипло из-за стоящего в горле кома. Я сглотнула и добавила: — Кроме до свидания. И не слова больше, не заставляй меня сожалеть, что я села к тебе в машину. Спокойной ночи.
Потянулась открыть дверь, он открыл свою одновременно, говоря:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я провожу. — Препятствовать не стала, памятуя о том, что в подъезде может поджидать кромешная тьма — лампочки пропадали со скоростью света. Глеб обошел машину, помог мне выбраться и попросил: — Подожди, куртку накину.
В глазах глухая тоска, а самого потряхивает от отчаяния, хоть он и пытается скрыть напряжение.
Открыл заднюю дверь и вместо того, чтобы доставать куртку, притянул меня к себе за талию, обхватил и стал целовать моё лицо. Я повисла в его руках безвольной куклой, старясь отвести голову назад, требовательные губы Глеба спустились к шее. Его дыхание на моей коже казалось оставляет вполне различимые следы, она не просто горела — пылала. «Нужно что-то делать, оттолкнуть его от себя», — мелькнула здравая мысль, не нашла во мне поддержки и была изгнана. Глубоко, в самые дальние недра моих клеток. Туда, вероятно, сбежал и разум, а может и куда дальше, потому как я впилась руками в его волосы, крепче к себе прижав и лихорадочно вдыхая холодный воздух. Может хоть немного остудит.
Не тут-то было. Далее происходило и вовсе что-то невообразимое: мы оказались на заднем сиденье автомобиля, судорожно лишая друг друга одежды. Возможно, если бы не брошенная куртка ничего бы и не произошло. Моё тело столкнулось бы с холодным, кожаным покрытием и как знать, но вероятно это бы меня отрезвило. Хотя кого я обманываю…
Я кусала в кровь ему губы, делая больно, пытаясь хоть немного передать своей боли. Поделиться ей. Он шептал мне слова от которых кружилась голова, а по спине скользили мурашки…
Он меня так и не проводил. Только всё кончилось, сбежала сама, кое-как натянув платье и кутаясь в шубу, так и не поняв, как обстоят дела с лампочкой в подъезде. Вбежала в квартиру, прижалась спиной к двери и ахнула: женщина, да ты с ума сошла, не иначе!
Вошла в кухню, не включая свет, чего и вовсе со мной не бывало, распахнула холодильник: вот он — источник света. Пробку на бутылке с вином открыла прямо зубами. Сделала огромный глоток, прямо из горла, сожалея, что он был последним и думая: качусь по наклонной. Дальше что? С этой мыслью прошлепала в душ, а потом обессиленно рухнула в постель.
Глава 18
Утро началось с головной боли. Я даже порадовалась ей — отвлекала. Радость — радостью, но таблетку все-таки выпила: с должности меня еще никто не снимал, а не завершенные дела оставались. Умылась, налила горячий чай, бросив щедрый кружок лимона, и вернулась с ним в постель — ждать, когда станет легче. Не думаю, что это похмелье, скорее последствия напряженного накануне дня. О том, что произошло ночью, старалась вообще не думать, но выходило — беспокоюсь. В том числе и на предмет возможных свидетелей нашего прелюбодеяния.
Не успела разделаться с чаем наполовину, раздалась трель мобильника. Глянула на экран и скривилась. На размышления ушло несколько секунд — провожу по дисплею:
— Да.
— Доброе утро. — Голос пока еще мужа звучит неуверенно, скорее всего, всерьез не верил дождаться ответа на звонок. — Как ты?
Как я? Звонишь узнать сожалению ли я о случившемся? Казню себя на чём свет стоит, только тебе об этом знать совсем не обязательно.
— Я в порядке.
— Прости меня, Юль, возвращайся домой. Клянусь, я уже всё осознал…
— Хочу внести ясность, — перебила я. — Если ты решил, что вчерашнее… эм… происшествие способно внести перемены, то ты заблуждаешься. Это ровным счетом ничего не меняет. В силе лишь наша договоренность не беспокоить меня звонками и смс. Увидимся одиннадцатого января.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Нажала отбой не дожидаясь реакции. Мои щеки запылали — так я разволновалась — голова отозвалась тупой болью. Вчерашний секс — проявление слабости, больше ничего подобного не допущу, чего бы мне это не стоило.
Понемногу я успокоилась, допила чай и стала собираться на работу. Оделась и вновь схватилась за телефон, прикидывая, проснулась ли Светка. Будет ли кощунством, если я ее сейчас наберу? Принять решение так и не успела, потому как, подружка объявилась сама, не вживую, на проводе.
