А женщины семьи О'Брайен? Если не считать Анжелы, все они наверняка высокомерны и горды. Привыкшие к роскоши, они посмотрят на нее, как на серую мышь. Так что и с милой дурочкой ничего не выйдет.
Морин допила шампанское и с тяжелым вздохом опустила голову на плечо Дона. Он нежно коснулся губами ее виска.
— Расслабься, малыш. Ты как будто на казнь едешь. Это мой родной дом. Моя семья. Ничего страшного.
А потом его рука легла ей на грудь. Морин ахнула.
— Дон, водитель…
— Здесь звуко- и светонепроницаемая перегородка. Гас ничего не слышит и не видит. К. тому же он всегда занят только дорогой. У него за сорок лет ни одной аварии…
Легкий шелк соскользнул с плеч. Губы Дона у нее на груди, плечах, напрягшихся от желания сосках. Руки, жадные, бесстыдные, смелые, по всему телу бродят, бродят, будят темную страсть, превращают Морин Аттертон в неистовую вакханку…
— Дон, нас увидят…
— Никто нас не увидит. Нам еще долго ехать. Какая у тебя кожа нежная.
И пламя поглотило Морин, превратило кровь в кипящую лаву. Платье упало на пол салона. Роскошный пиджак перекочевал туда же.
Они забыли обо всем, утонули друг в друге, отдаваясь и забирая, даря и предлагая.
Старый дом очаровал Морин с первого взгляда. Утопающий в цветах и диком винограде, он излучал тепло и любовь.
Родители Дона, Анжела и еще несколько гостей высыпали на крыльцо, улыбаясь и размахивая руками. Морин обнимали, тормошили, осыпали комплиментами, наперебой расхваливали платье, туфли, ее собственную красоту, показывали дом, расспрашивали о Джеки, дарили цветы, шутили, приглашали на танец, вели через весь дом…
Они были шумные и дружные, О'Брайены, они любили друг друга и весь мир, любили эту землю и людей, живущих на этой земле, а земля платила им тем же — это Морин оценила, приняв из рук отца Дона высокий бокал янтарного вина с собственного виноградника.
— Это прошлогоднее. За обедом будем пить урожай этого года. Вы красавица, девочка, вам это уже говорили? Наверняка оболтус говорил, но разве нынешние знают толк в комплиментах! Пойдемте. Дон будет злиться, но первый танец мой. В конце концов, у меня сегодня день рождения.
У себя в комнате ошеломленная Морин села на краешек огромной кровати и решила немного передохнуть. Впрочем, уже через пару минут в комнату вошел Дон.
— Ну, ты больше не боишься? Они хорошие, правда.
— Они тебя очень любят.
— Мы так всегда жили. Я же говорил…
— Я все равно чужая, Дон.
— Не начинай, ведьма. Когда ты смотришь на меня такими отчаянными зелеными глазищами, мне хочется немедленно утащить тебя в постель.
— Не надорвись. Мы же час назад…
— Но не в постели же! В лимузине не считается.
— Дон!
— Я внимательно слушаю…
— Руки убери! Ну, ирландец…
— Ладно. Подождем до ночи. Отдохни и появись во всем своем блеске.
Вечер был в разгаре. Гостей съехалось видимо-невидимо. Бриллианты дам освещали сад не хуже фонарей, духи соревновались с магнолиями. Разговоры на французском, на испанском, на английском. Тихий смех и громкие тосты. Воспоминания об отдыхе на Ривьере. Прошлогодний парижский бал дебютанток. Рост акций на бирже. Коррупция в правительстве. Необыкновенные цукаты из манго очень удались миссис Флаерти. Анжи приходит в себя, бедная девочка. Как хорошо, что Фил наконец-то провезет Сюзи по Европе. Она давно мечтала. Поставки зерна падают, это естественно.
Морин торопливо отпила вина, чувствуя, как кружится голова. Неожиданно высокая, худощавая женщина в шикарном черном платье подмигнула ей.
— Устали от всего этого звона и шума? Я первое время падала в обмороки. В моей семье верхом праздничной роскоши были шарики с гелием и торт с горящим ромом.
Морин вспомнила ее. Мелисса. Жена одного из двоюродных или троюродных братьев О'Брайенов. Только не спрашивайте, какого именно. Братья и сестры множились, как в зеркальном лабиринте.
Мелисса заметила ее удивление и рассмеялась.
— Здесь отнюдь не все могут похвастаться голубой кровью. Собственно, сами О'Брайены из докеров. А мой отец был дантистом в Восточном Лондоне. Мама домохозяйка.
— Честно говоря, по вашему виду этого не скажешь.
— Тренировка. Достигается упражнением. Кевин таскал меня на все вечеринки и семейные сборища. Хуже всего корпоративные банкеты. Банкиры ужасные зануды. Пошли, покажу вам дом. В библиотеке масса фотографий. На слух запомнить всех О'Брайенов невозможно. Нужны иллюстрации.
Она подхватила Морин под руку, и они пошли в дом, смеясь и болтая, словно закадычные подружки.
Фотографии были расставлены по всем возможным плоскостям. Морин показали двух девочек-близняшек самой Мелиссы, свадебную фотографию родителей Дона, самого Дона, Фила и Анжелы в возрасте, соответственно, пяти, четырех и двух с половиной лет (два юных хулигана с роскошными синяками и толстенький ангел в кудряшках, сосредоточенно сосущий большой палец и исподлобья глядящий в камеру), многочисленных кузенов и кузин…
Мелисса рассказывала, но Морин внезапно оглохла. Прямо перед ней оказалась небольшая карточка в изящной серебряной рамке.
Дон в костюме жениха. Высокая красивая невеста в облаке белоснежных кружев. Оба смотрят только друг на друга. Не то сейчас поцелуются, не то только что поцеловались.
Она не заметила, как рядом оказалась Анжела.
— Мори? Мелисса тебя украла из сада, я везде искала, хотела поболтать.
— Да. Она показывала мне фотографии. Это Дон с женой?
— Да. Шикарная фотография. Обычно у жениха с невестой глупые и счастливые лица. А эти не обращали на фотографа ни малейшего внимания. Я очень любила Веронику. Мы все любили. Она была ангелом, это правда. Все очень по ней горевали, когда она умерла. Это казалось таким страшным, таким нереальным…
— Умерла?
Анжи замолчала, потом тихо спросила:
— Он тебе не рассказывал о Веронике?
— Я только знала, что он был женат. Не знала, что случилось. Думала, они развелись, и он не хочет вспоминать. Я не настаивала.
— Развелись? Да нет, конечно! Она была на пятом месяце беременности, когда все случилось. Слишком маленький срок. Мальчик. Не смогли спасти.
Морин едва могла дышать от сдерживаемых рыданий.
— Какой ужас…
— Да. Дон словно обезумел. Он продал их дом и уехал. Мотался по всему свету, много пил. До нас несколько раз доходили слухи, что он умер. Где-то в Китае пристрастился к опиуму. Он совсем не мог спать. Его мучили кошмары. Он винил себя в смерти Вероники. Знаешь, на самом деле только в последние года два он стал хоть немного напоминать прежнего Дона. Начал улыбаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
