Гражданское общество — особенно в поздних либеральных редакциях XX века, устами фон Хайека, Поппера и других теоретиков либерализма производит онтологически смену вех целостного на дискретное. Хайек объявил, что всякое жертвование собой ради общего блага, жертвенное служение чему-либо за пределами своего «эго» — «дорога к рабству». В тон ему М. Тэтчер сказала, что «государство богато богатством своих граждан, а не за счет этого богатства» (то есть радуйтесь, россияне: пока Абрамович имеет российское гражданство, хоть бы и двойное, вы живете в богатом государстве!) Н. Бердяев выдал тоже интересный (и завораживающий иллюзорной убедительностью) тезис, что священны не нация, не государство, не общество, а человек.
Знаковая оговорка — «человек» употреблен Бердяевым в единственном числе, ведь если заменить его на «люди», то фраза потеряет смысл. «Люди» — синонимичны нации, государству, обществу.
Член гражданского общества и впрямь относится к себе, как к святыне, причем единственно возможной. Привлекательность принципов гражданского общества западные теоретики видят в «абсолютизации эквивалентности обменов», ради которой и громоздилась сложная, многоуровневая контрактная система. На первый взгляд, гражданское общество с его «системой коллективной безопасности» действительно препятствует мошенникам и грабителям. Но по сути оно борется с мошенниками примерно так же, как газета «СПИД-инфо» борется со СПИДом. Насаждение половой распущенности никогда и нигде не приводило к спаду венерических заболеваний, напротив, стимулировало их рост. Точно так же и насаждение унылого, порой панического страха переплатить, очень характерного для развитых гражданских обществ, постоянно стимулирует соблазн и желание недоплатить, как-то извернуться, чтобы обмануть другого.
Вся жизнь западного человека современности — это бесконечный поиск лазеек в параграфах контракта, это мучительная, навязчивая идея изменить духу закона, не изменяя его букве. Десакрализация нравственности как раз и имеет первым следствием расчленение духа и буквы закона, до того существовавших в нерассекаемой слитности. Оттого главное эльдорадо гражданского общества — поле софизмов, логических парадоксов и трюков, позволяющих мошенникам обмануть сложного, но бездушного робота государственного возмездия.
Гражданское общество — тревожный мир после гоббсовой «войны всех против всех» делает народы и государства, с одной стороны, гипер-агрессивными, с другой — трусливыми, ломкими и хрупкими. И здесь нет противоречия. Обостренная агрессия направлена на заведомо слабых и беззащитных, у которых можно «отнять и поделить» (опять вор орет «держи вора», приписывая этот либерально-колониальный принцип коммунистам). Хрупкость и ломкость под ударами сильных противников объясняются неспособностью членов гражданского общества умирать друг за друга, чем-то жертвовать из своего личного комфорта ради непонятных ценностей общего. В конечном счете гражданское общество, безбожное, атеистическое, скрепленное только взаимной выгодой, лишенное жертвенности, выдвигает один монолитный непререкаемый религиозный постулат — ВОЗЛЮБИ СЕБЯ.
Как известно из трудов средневековых теологов, это единственная заповедь, с которой, в пику Моисеевым и Христовым заповедям, вышел к людям сатана.
Критика
Александр Сегень
Печи Михаила Чванова
Слово о писателе
«Я, потомок русских крестьян, переселённых в Приуралье и на Урал приблизительно в одно время с крестьянами С. Т. Аксакова, как и Аксаковы, родился в Башкирии. И для меня, как и для них, понятие русский — не понятие крови, а отношение к Отечеству, к Богу. И для меня многие башкиры, татары, якуты, оставаясь башкирами, татарами, якутами, более русские, чем многие русские по паспорту». Эти слова замечательного русского прозаика Михаила Чванова из его автобиографической книги «Крест мой?!» во многом являются лейтмотивом и других его произведений. Отношение к Отечеству и Богу, поставленное гораздо выше отношения к самому себе, любимому, — вот что прежде всего отличает подлинно русского человека от напускного патриота.
И такие люди становились и становятся главными героями рассказов и повестей Чванова. Взять, к примеру, один из, как говорят, программных рассказов Чванова — «Бранденбургские ворота», написанный почти двадцать лет тому назад на берегу озера Себян-кюель, затерянного среди вершин Верхоянского хребта. Главный его герой, Дима Попов, человек с изломанной судьбой, но не утративший того великого, чем всю жизнь наполнялась его душа. В молодости он служил в ГДР, влюбился в немку, она родила ему двух девочек-близняшек, но кому-то это сильно не понравилось, и оказался Дима далеко от Европы, в глухих таёжных лагерях. Круто поломалась его жизнь, но, выйдя на свободу, он не озлобился на людей. Сам научился класть печи, и оказалось, что лучше него никто этого не может делать на всю округу. Какая-то чёрная глина, и печи из неё чёрные. Все говорят, нельзя из неё делать кирпич, а он делает, и стоят они, и греют хорошо.
Недавно вышла книга избранных рассказов и повестей Чванова. Я перемолол её от корки до корки, перечитал и этот рассказ, когда-то давно читанный и почти позабытый. Перечитал и подумал: а ведь это про самого Чванова писано. Рассказы его и повести — сплошь не из розового туфа построены, а из самой что ни на есть чёрной глины. Писатель, не щадя читателя своего, пишет с великой болью обо всём, что творится в Отечестве нашем. И не любуется он современником нашим, а хлёстко бичует его за слабость, за малодушие, за то, что позволил развалить великую страну и продолжает позволять. И кажется, не будут из такой чёрной глины печи греть душу человека. А они, поди ж ты, греют!.. В последнее время мы привыкли при упоминании о Чванове вспоминать о его краеведческих, организаторских заслугах — об Аксаковских праздниках, ежегодно пышно устраиваемых в Башкирии под заботливым покровительством президента Муртазы Рахимова, об Аксаковской усадьбе, которую Чванов превратил в конфетку, об аксаковском Димитриевском храме в Надеждине и о Никольском храме в Берёзовке, воскрешённом благодаря по-настоящему геройским усилиям Чванова, бросившегося его спасать за неделю до назначенного взрыва. Не раз в статьях и очерках мы кланялись писателю за его деятельность. И как-то так получилось, почти забыли, что он — писатель. Причём один из лучших сегодняшних прозаиков России. Прозаик казаковского направления, граждански-лирический, проникновенный, душевный. Добрый Михаил Андреевич не был столь заметен, как его старшие современники — Шукшин, Можаев, Белов, Распутин, Астафьев, Крупин, Личутин, но он, без преувеличения, одного с ними ряда, одной судьбы и одной силы. Он стал известен в начале семидесятых. Особенно благодаря рассказу «Билет в детство». Этот рассказ вошёл в копилку лучших произведений русской литературы о взаимоотношениях человека и животного, в данном случае собаки.
В восьмидесятые годы оформилась главная тема творчества Чванова — падение, осквернение и грядущее возможное исчезновение русского человека. «Сплошные гоминоиды, с похмелья, с конопли трясёт…» Вот рассуждения Ленки из рассказа 1982 года «Осень в дубовых лесах»: «Вы все уже давно дисквалифицировались, вместо женщины у вас теперь бутылка. Скоро бабы от вас рожать перестанут. Одна надежда на „снежных мужиков“. Полстраны проехала — и порядочного мужика нет, замуж вот выйти не за кого. Алкаш на алкаше, алиментщик на алиментщике, психованные все какие-то, полубабы, мужик с мужиком уже жить начали. Позовёшь, выпьют — и норовят сбежать». Двадцать два года тому назад рассказ написан, а словно про сегодняшний день. Изменилось ли что-либо? Ещё хуже стало. Человек, теряющий главное, то, на чём душа крепится, всё больше и больше нахватывает процента в процентном отношении нашего населения. Иной раз за голову хватаешься: Боже, откуда столько мерзавцев понавылезало за последние годы?! Как много их, похожих на страшных спасателей из пронзительного рассказа «На тихой реке»! Лениво и равнодушно везут они в своей лодке утонувшего мальчика, которого случайный купальщик ещё живым вытащил со дна и передал им для спасения. Но они не хотят и не успевают его спасти. «Я поднимался вверх по скрипучей лестнице — и перед глазами было: внизу на раскалённом песке мать над мёртвым сыном, а вверху, за лёгкой, хорошо продуваемой ширмой, загорелые до черноты спасатели пьют прохладное пиво. И регистрационный журнал на столе перед ними, где всё записано…» Рассказ датируется 1985 годом. Вдумаемся в это. Ещё только-только пришёл к власти Горбачёв. Мы живём ещё в том мире, где выше денег ставились нравственные законы. Но мы живём уже среди таких вот «спасателей». Переломный 1985 год. Полумёртвая страна, как утопший мальчик, вброшена в лодку новому правителю. Но он, вместо того чтобы спасти мальчика, с сатанинским безразличием к человеческой жизни делает так, что мальчик умирает. Не ведая о том, Чванов предугадал главное деяние Горбачёва!
