Еременко продолжал упрямо возвращаться к своей мысли: «Ты может быть уже передумал? Так скажи прямо!» — «Нет, пока не передумал, но подумать над этим не мешает… пока не поздно! Слышишь, что говорил Галанин. Победа над большевиками обеспечена. Ему ведь виднее, чем нам, он с фронта». Еременко стукнул кулаком по столу: «Не ожидал я от тебя, ну и подлец же ты, Синицын. Закружилась у тебя голова от немецких аплодисментов, забыл ты нашу клятву — до смерти вместе работать для освобождения нашей родины от немецкого ига?» — «Клятву я не забыл, но что же мне прикажешь делать, ведь мне приказано оставаться здесь, не бежать же мне за тобой, поймают и расстреляют, а я жить хочу, живется только раз, а какие русские девушки здесь, все красавицы. Помнишь Марусю, ее глаза, полные слез, когда я пел».
Еременко продолжал мрачно пить, потом, уже ложась спать, закончил свой спор с Синицыным: «Ты осел, Сашка, у тебя вместо души кисель. Но я, брат, и без тебя обойдусь, я исполню свой долг и как можно скорей. Слыхал, что говорил Розен? там в этой области полно партизан, которых он, дурак, собирается с Галаниным уничтожать. Осел! вообще оба они ослы, а Галанин кроме того и подлец. Помнишь как он кричал: «наши славные войска, наш фюрер, вы — русские!» Разве тебе не ясно, пьяный ты дурак, что он — изменник, самый подлый изменник своей родины!»
***
Грета — рыженькая, с голубыми глазами, розовые щеки с ямочками, Луиза — шатенка, смуглая с темным пушком на верхней губе, обе в пижамах, Грета в голубой, Луиза в розовой. Обе веселые и полупьяные лежат на диване. Галанин и Розен, без мундиров в белых, измятых рубашках, сидят за столом пьют вино и шампанское с водкой. Закуски нет, вместо нее немецкое печенье в картонных коробках и кухон. Гостинная освещена электрической лампой в розовом абажуре, одна дверь ведет в спальню сестер, другая на кухню. Прислуживает русская маленькая, тоненькая девушка со злыми, большими, темными глазами, ее щеки смугло бледные, на лоб надают непокорные пряди каштановых волос, Шурка…
Она принесла из кухни фарфоровые чашки, наливает в них кофе. Розен удивляется: «Луиза, вы смеетесь над нами… кофе… нет, мы продолжаем пить водку, а вы, медам, пейте шампанское. Плохо, что нет закуски. Галанин, добрая душа, роздал ее голодающим! И не надо! закусим шампанским». Грета и Луиза хохочут: «Эмиль, вы пьете, как верблюды, смотрите, вечер длинный, напьетесь пьяными, веселья будет мало». Галанин их успокаивал: «Гретхен, не бойтесь, мы сильные и это вам докажем. Какая вы соблазнительная, ваши ноги сводят меня с ума!» Луиза села к нему на колени: «Я люблю тебя, Алекс! почему ты такой несмелый, если я тебе нравлюсь, докажи». Галанин грубо хватал ее за грудь, долго целовал ее открытые влажные губы, она убежала от него в угол комнаты, поправляла прическу перед зеркалом, смеялась пьяно: «Алекс, ты дикарь, красивый и грубый, я боюсь тебя!» Розен следовал примеру Галанина, ложился на диван рядом с Луизой, задирал ей ноги. Галанин кричал: «Шурка, не смотри, ты еще молода, чтобы такие вещи видеть, отвернись пока не поздно!»
Шурка со злобой смотрела на него в упор, продолжала молча резать кухон и наливать шампанское. Грета сердилась: «Вон! Алек, скажи ей, чтобы она убиралась отсюда на кухню, мы ее позовем, когда она будет нам нужна». Галанин переводил: «Ты поняла? ты нам мешаешь, иди на кухню, да не подглядывай».
Шурка ушла, захлопнула за собой дверь. Луиза увела Розена с собой в спальню. Розен, обняв ее за талию, кричал во все горло: «Ах, люблю я вас, ах боюсь я вас!» Грета на подушках дивана звала Галанина: «Алекс, ну что же вы, вот вам случай доказать свою силу!»
***
На коленях Галанина в помятой пижаме, растрепанная и усталая, Грета прижималась к нему: «Долго они не возвращаются и у них тихо, наверное выбились из сил и уснули. Ну, поцелуй меня. Алекс, мой милый любовник!» Галанин, сдерживая зевоту, целовал ее мокрые, вялые губы, незаметно поглядывая на часы. У него неприятно кружилась голова. От водки, от спертого воздуха накуренной комнаты, от этой пьяной распущенной женщины.
Шурка, стараясь смотреть в сторону, наливала в чашки горячий кофе. Грета ее подгоняла: «Да поворачивайся живей! Господи, как она глупа! Алекс, скажи чтобы она скорее кончала и убиралась!» Галанин зевая переводил: «Шурка, ну-ка веселей, налей мне побольше и иди отдыхать, ты, наверное, здорово устала с нами, иди и не мешай нам». Шурка сердито огрызалась: «Что я вам лошадь, то меня гоните на кухню, а потом снова зовете сюда, в спальню беги, компрессы на голову майора клади, вам подавай, я не машина». — «Что она говорит?» любопытствовала Грета. «Она говорит, что она не машина». — «Удивительно нахальна! грубит на каждом шагу. И, знаешь, воровка. Все тащит, хлеб, масло, колбасу. Скажи ей, чтобы она принесла нам еще две чашки на подносе».
Галанин переводил, Шурка металась по комнате, стараясь угодить пьяным, поднесла им на подносе чашки с горячим кофе, Галанин и Грета одновременно протянули руки, неловко задели за поднос, который пошатнулся, чашки опрокинулись, упали на пол и разбились, кофе разлилось по полу. Галанин смеялся: «Это к счастью, битая посуда всегда приносит счастье!» Но Грета, красная от ярости, вскочила на ноги и набросилась на Шурку: «Ах ты, сволочь! мои фарфоровые чашки! Русская грязная свинья! Алекс, скажи ей, что она грязная русская свинья и сволочь!»
Галанин, закурив папиросу, глубоко затянулся, смотрел как Шурка, опустившись на колени, собирала с пола осколки чашек и складывала их на поднос: «Что с тобой, Грета, чего ты на нее кричишь, ведь это я виноват, я толкнул поднос, она здесь совершенно ни при чем, я тебе заплачу за них». Но Грета не успокаивалась: «Нет, это она! Каждый день что нибудь бьет… дура и воровка… грязная, вшивая русская свинья. Скажи ей, Алекс, что она грязная, русская свинья». Галанин лениво переводил: «Шурка, она говорит, что ты грязная, русская свинья, ты слышишь?»
Шурка внезапно выпрямилась, бросила поднос с битыми черепками на пол, посмотрела в упор на Галанина темными глазами, где горела ненависть: «А вы ей скажите, что она сама немецкая свинья и шлюха». Галанин улыбаясь переводил: «Грета, представь себе, она говорит, что ты сама грязная свинья и шлюха». Грета, сжав кулаки, бросилась на Шурку: «Ах, ты вот как… за мою доброту. Воровка, русская! Вон сейчас же отсюда, немедленно!»
Галанин, крепко схватив ее за плечи, успокаивал: «Не кричи так, ты с ума сошла, какая ты грубая и вульгарная, из за каких то дурацких чашек». Но Грета, безуспешно стараясь вырваться из сильных рук Галанина, продолжала грубо ругаться:
«Убирайся немедленно, русская! Скажи ей, что я ее выгоняю, эту сволочь, пусть убирается или я за себя не ручаюсь, я изобью эту……
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
