Да. Точно. Он тогда уже ездил в Москву. Команда тогда уже распалась. Но они, по традиции, ходили пить пиво «под самолет»: погода стояла отличная, охрана шестого корпуса как-то смотрела на это сквозь пальцы… Видимо, они считались уже «дедами», потому что младшекурсников из этой чахлой рощицы, едва зазеленевшей в вечной тени сверхзвукового гиганта, охрана гоняла вовсю. Их – нет. Но их всех уже мало что связывало с этим корпусом. Кто закончил, кого отчислили, кто – что… Компания разваливалась неумолимо. Это он, Леша, как капитан, по привычке, стягивал всех воедино, звонил, звал… Упрашивал и Кира, когда тот снисходил в Казань. До мест боевой славы, впрочем, снисходил все неохотнее.
– А что, нельзя в каком-нибудь нормальном заведении собраться, посидеть как люди?..
Ну что было отвечать на это? Только про погоду, когда торчать в продуваемых химической прохладой клубах или ресторанах – преступление. Не объяснять же про традиции, про святое… Они же были циниками прожженными.
Дальше – больше. «Снисхождение» Кирилла стало распространяться не только на место, но и на людей. Все они уже не были близкими друзьями. Кто как. Кто-то выводился в приятели, в близкие знакомые… как выводили из политбюро, «членом ЦК – оставили». Над некоторыми Кир за глаза довольно жестко подшучивал. И поливал так остроумно (КВНовская закалка!), что, вроде, нельзя и не смеяться, потому что действительно смешно… Если бы улыбка не сползала потихоньку оттого, что за этим стоял какой-то едва ощутимый подтекст: с этим не дружи, тот недостоин. Вот откуда выросла вся эта философия: дружить ли с теми, кто «хуже тебя».
Философия откровенно фашистская, если уж так – начистоту.
Потому что «худшими» оказывались те, кто не «растет», не «двигается». Это бесчеловечно, в том смысле, что не великодушно, и вообще не от души, не от совести. Ну хочешь «подниматься», «двигаться» – так двигайся. Делай все сам. Не надо разделять это с кругом общения, хотя бы в том смысле, что – не бояться «заразиться» от неудачника. А Кир имел в виду именно «неудачников»… Когда один парень из их команды просил у Лехи относительно крупную сумму взаймы, Леха раздумывал. Советовался и с Кириллом. Зря советовался. Потому что это вызывало прямо-таки приступы сарказма. Парень этот был, действительно, не слишком им близок, и вообще как-то не складывалось у него: вышибли еще с первых курсов; что-то с ним постоянно приключалось… Ну да. Его проблемы. Лехе-то почему ему не помочь? Или он тоже должен быть «беспощаден к врагам рейха» и таким образом показывать свою принципиальность?.. Он дал в итоге денег (все же опасаясь, что не вернут, и все же, как оказалось, не без оснований), и Кир, узнав об этом, послал торжествующе-стебное смс. Что-то в духе: ты тряпка. Как бы и шутка, а как бы… противно.
Ну и вот теперь… Спустя, как говорится, годы… Леша сам предстает в московской жизни Кира… кем? Не таким же зачумленным, от которого лучше держаться подальше?..
Ну а сам-то Кир – кто?
Тоже, новый Туполев нашелся… Туполев, явившийся не вовремя. Или кем он там себя воображает? Вон, как подхватил шутку Лехи про «генератор молний» и чуть ли не всерьез так называет это свое открытие, которое, кстати, вообще-то и не видел никто… Ну да. Вот это ему приятно. Вся эта лексика. Что-нибудь про громовержцев, покорителей, владык стихий… Леха замечал, как чуть ли не увлажнялись его глаза, и уж точно чуть подбиралось лицо, подбородок – как для фотографирования, – когда что-нибудь вдруг говорилось о «генераторе»… или о будущем «Ту-444», который он почему-то – и это чувствовалось – считал уже чуть ли не своим детищем, без особых на то оснований… Или, намеком, об общем величии. Да, Кир хотел видеть себя «сверхчеловеком». Это-то и раздражало Лешу больше всего. Кир, может, и талантливый инженер, специалист… Да не «может». Пожалуйста. Леха первый же готов снять шляпу. Но когда тебе все время дают понять (какими-то не намеками, а даже случайными жестами, непроизвольными, не замеченными – в величественной растерянности), что вот он – «сверхчеловек», а все вокруг – «соответствуйте»…
Да какой там «сверх», господи… Если разобраться – обычный сноб. Ну, не обычный. Не такой примитивный, как этот Олег. Тьфу.
Олег – это новый парень в их команде, тоже тусовался при Comedy, какой-то хрен малолетний… и тоже небось недавно переехавший в Москву. Это частое явление: гримаса брезгливого снобизма на лицах тех, кто только вчера с фанерным чемоданом вырвался из Задрищенска, купил на вокзале кроссовки и майку поярче и теперь пасется на порогах модных столичных клубов. Но у Лехи не было особого выбора, кого брать, в таком-то пожарном порядке: он и видел-то этого Олега второй раз.
– О, на моего практиканта из «Туполева» похож, и того тоже звали Олег, – порадовался Кирилл.
– Тоже был юморист?
– Да тот еще…
Олег, кстати, в снобизме своем как будто пародировал Кира, «принижал» его до смешного, и тут же слетали все маски, вся величественность… И это было заметно всем, кроме этих двоих. А они прекрасно спелись. Сладкая парочка, блин… В первый же день в Париже, свободный, когда таскались все вместе, будто скованные одной цепью… И Леху дико бесило то, что эти двое считали, видимо, нонконформизмом и всячески демонстрировали на публику. Когда Леша доставал фотоаппарат, два попугая соревновались в язвительных выкриках – в диапазоне от «Для уютной жежешечки?» – до «Лайк, лайк, лайк!». Они презрительно кривились, если Леша хоть на секунду задерживался у одной из сотен оглушительно ярких лавочек: «Сувениры из Китая? Ну да, ну да». Никогда еще Леше не хотелось так страстно послать всех к чертовой матери, оторваться от команды и побродить по городу одному. Но как назло. Во-первых, Леха ощущал дикий и незнакомый дискомфорт оттого, что не владеет языками. Ощущал себя инвалидом, которого везут куда-то… Рассказывая: а вот на этой площади в Средние века устраивали фейерверк, то есть поджигали собак и кошек, и крутили на большом колесе… Это воодушевленный Литовченко пытался быть хорошим экскурсоводом. Розовел от гордости, как можно небрежнее бросая неизвестное – «Арондисман». Как был салагой, так и остался.
Первобытный, мерзкий страх Леха ощутил в самом начале экскурсии, отколовшись от всех на станции метро, какой-то центральной, многолюдной, откуда все они подымались к высотам культуры и истории… Оказалось, здесь, чтобы выбраться через тяжелые, будто из свинца, створки, надо сунуть в жерло автомата тот же билетик, по которому входил. Остальные вышли, Леша заметался, запаниковал, потому что никак не мог найти билет… Потом он признает, что этот ворох беленьких картонок, в которых не разобраться – пробита, не пробита, – бедствие Парижа. Но потом. Сейчас он пришел в первобытный ужас; и телефонов-то нет ни у кого с собой – попросить о помощи, найтись. Вон полицейский: если рвануть зайцем, не объяснишь потом ничего в участке… Леша все-таки рванул, истерично, и хоть и помяла его свинцовая дверь, куснув напоследок за куртку – он выбрался наверх, пытаясь отдышаться.
А во-вторых, откалываться от команды в первый же день… Как-то не по-капитански. Не айс. Он, который больше всех суетился на вылете, что вот – команда возродилась; он, который все Шереметьево и весь перелет пытался разбудить в новых людях, новом составе хоть какое-то командное чувство… Радостно-дурашливый, выпячивая эти простоватые румяные улыбки, как скоморох, он и от себя гнал закипавшее раздражение, гнал мысли о том, что не очень ему по душе этот новый состав… («Ну ничего. На телевидение другой выставим».) Особенно бесил, опять же, Олег. Откуда взялся этот клоун малолетний, Леша вообще не понимал; этот салага даже не осознавал, как нелепо смотрится в своем прикиде – даже в Париже. Мужские джинсы, зауженные в икрах по самое не могу, только входили в моду – в определенных кругах, – и ноги в таких торчали, как спички… но это если как спички. Как рискнул (а главное, как смог) натянуть их этот жиртрест, вообще непонятно. Восьмое чудо света. Арка «Карусель». Над ремнем – ушами – лезли телеса, бледные, да еще и с красным – то ли прыщиком, то ли родинкой… А еще и трусы. Да нет. Леша не мог не таращиться всю поездку в метро, все пытаясь понять: это что… стринги?! Ну послал господь попутчика.
– Слушай, а че он одевается как пидор? – тихонько спросил Леша, улучив момент, когда никто не слышал, а сам Олег красноречиво резвился пред фонтанами Лувра.
Кирилл в ответ посмотрел как на больного…
И Леха мстил.
К вечеру он, несколько оправившись, начал их подкалывать. Тогда они уже избавились от опеки Литовченко, который хотел везти их куда-то еще на Монмартр, чтобы они оценили еще какие-то огни… – но им хотелось оценить огни самостоятельно. Желательно, с бутылочкой вина или чего-то покрепче. Как будто предчувствуя, Литовченко все не отставал и не отставал, и его с трудом запихнули в такси. Какой очаровательный ремейк Челябинска… десятилетней давности. Неизвестно, вспомнил ли кто другой из «ветеранов», но Леша, раздраженный, промолчал. Такси, качнувшись, как будто икнув, уплыло, напоследок подмигнув «аварийкой»: кажется, веселый таксист-негр понял все.
