Так, что, господин Сизов, извольте радоваться. Вы теперь не чиновник по особым поручениям и не титулярный советник, а начальник оперативного отдела и штабс-капитан. И вся ваша неорганизованная компания — это и есть оперативный отдел. Главная задача которого если не предотвратить войну, то, по крайней мере, быстро её закончить. А чего тут хитрого-то? Боеприпасов дайте армии вволю, она вам чёрта победит, не то что германца. Если бы Путиловский и Обуховский заводы не в 1916 году, а сегодня госзаказ на патроны и снаряды получил бы, не узнала бы Россия революции, а армия — солдатских комитетов.
Непонятно только одно — как это Распутин своему другу Сухомлинову такую свинью (простите великодушно, Пётр Аркадьевич) подложить догадался. Или Николай свою инициативу проявил, а на старца только сослался? Чёрт их разберёт, не его ума это дело. Работать надо.
Это Стас додумывал уже на ходу, садясь в таксомотор. На шесть вечера он назначил встречу с Володей Кореневым. Ему предстояло пройти проверку первому.
Ресторан гостиницы «Англетер» по праву считался одним из лучших. Впрочем, обедать Стас не собирался. Заказав кофе по-варшавски, он лениво просматривал свежую «Столичную молву». Что у нас там нового?
«Неудача Уточкина.
Сегодня авіаторъ Уточкинъ потерпѣлъ аварію по попыткѣ полета на гидропланѣ.
Когда Уточкинъ хотѣлъ подняться въ воздухъ, на очень незначительно высотѣ аппаратъ перевернулся, и гидропланъ упалъ въ воду. Его бросились спасать. Уточкинъ вѣсь промокъ, Этимъ попытки и кончились.»
Стас помнил старый фильм об этом авиаторе, где его молодой Стриженов играл. Как там его Леждей называла (имя героини он не помнил)? «Уточкин — рыжий пёс!» Ладно, что хоть не разбился. России сейчас много авиаторов потребуется.
— Скучаете? — послышался голос за спиной.
— Присаживайся, Володя. Кофе будешь?
— Да, — он поднял руку, подзывая официанта. — Кофе. Чёрный. Турецкий. Без перца.
— Как добрался, Станислав? Мы тут уже все жданки поели.
— Да, нормально, — усмехнулся Стас. — Знаешь, я к такому выводу пришёл, что каждый полицейский должен хоть месяц в тюрьме посидеть. Очень, знаешь, кругозор расширяет.
— Чур меня, — быстро перекрестился Владимир. — Нет уж, уволь. Хотя, от тюрьмы да от сумы, как известно, зарекаться не стоит.
— Это точно. В нашем проклятом деле самый вероятный исход — пуля. Чужие пристрелят, если работать на них откажешься, либо Свои — если согласишься.
— К чему это ты?
— Да, так, мысли вслух и по поводу. Понимаешь, меня ведь не просто так арестовали. Меня «слил» кто-то из своих, понимаешь? У тебя никаких соображений нет по этому поводу?
Стас умышленно обострял разговор. Нередко бывает, что человек сам себя выдаёт. Именно потому, что стараются показать, что они не при делах. Тому, кто действительно ни сном, ни духом, это не надо. Впрочем, опер не подозревал именно Коренева. Стас вообще никого из них не подозревал. Именно потому, что хорошо знал — ссучить можно любого. Или любую. Суть не в том. Потому что «расколоть» агента — не вопрос. Вопрос — узнать о его существовании.
— Да Бог его знает, — задумчиво протянул Володя. — Сам-то ты что думаешь?
— А чего мне думать, — легкомысленно махнул рукой Стас. — Из Архангельска сегодня нарочным пакет доставят. Я хотел тебя попросить этого человека встретить. Мне, как раз в это время, к начальству. Съездишь?
— Да, конечно, о чём разговор, съезжу.
— Вечерний поезд из Архангельска, пятый вагон, подойдёшь к служащему, скажешь, что ты от Сизова.
Он посмотрел на часы.
— О, пора! Пакет оставь у портье «Англетера». Я вечером заскочу на обратном пути. Ну, ладно, будь здоров, спасибо!
— Да, не стоит, — услышал он за спиной голос Владимира.
Роль связного исполнял Вернер Иван Карлович, чистейший русский немец, которого списали из военной контрразведки по состоянию здоровья. Он понравился Стасу тем, что на собеседовании так чётко изложил сильные и слабые стороны русской и немецкой армий. А прогноз так совпал с реальной Первой Мировой, что впору было в нём такого же «попаданца». Конопатый, с простецким широким лицом, он производил впечатление недалёкого неуклюжего служаки. Однако, в аттестации, которую он представил, чёрным по белому было написано:
«…, отличный стрелок, приёмами защиты и нападения владеет мастерски, находится в прекрасной физической форме.».
Причиной списания было «травматическое повреждение барабанной перепонки левого уха взрывной волной». При задержании иностранного агента тот попытался уйти на тот свет вместе с контрразведчиками. Вернер успел отобрать гранату и бросить её в пустой коридор. В итоге, все, кроме него, отделались лёгкой контузией.
Самое главное, что из группы «Зет» Вернер ещё не был ни с кем знаком. Для проверки Стас использовал способ старый, как мир. Бумага была пропитана какой-то химической дрянью, названия которой он, естественно, не запомнил. Армейский химик, которого озадачил опер, уверял, что через две минуты после попадания на неё света бумага обуглится и рассыплется прямо в руках[41]. А если её поднести к свечке, то исчезнет с громким хлопком.
И сейчас он стоял возле окна, наблюдая, как Владимир заходит в пятый вагон. Инга стояла рядом, словно терминатор, ожидающий сигнала. Примерно через минуту Коренев спрыгнул с подножки вагона, и направился в город. Стас и Инга последовали за ним, соблюдая хорошую дистанцию — «дышать в спину» опытному сыщику было опасно во всех отношениях. Впрочем, для подстраховки где-то здесь находятся Всеволод с Галиной. Пока он их не заметил, что и неудивительно — по делам «наружки»[42] жандарм был на две головы выше. Даже если они лопухнутся, Исаев его не упустит.
Выйдя на площадь, Коренев сел в таксомотор. Стас сначала тоже хотел взять автомобиль, на котором они прибыли. Однако, рассудив здраво, от этой мысли отказался и махнул извозчику. Не такое уж было интенсивное движение, чтобы профессионал уровня Владимира не заметил «висящую на хвосте» вторую автомашину. Это вам не конец XX века.
— Давай за ним! — коротко приказал Стас, вкладывая в руку извозчика рубль.
Монета сделала своё дело. Не задавая вопросов, извозчик свистнул, и крепкий вороной меринок взял с места размашистой рысью. Проскочив по Самарской, автомобиль повернул налево и, миновав мост, поехал по Литейному. Резвый конёк не отставал, держась на приличном расстоянии. Впрочем, извозчиков хватало в обоих направлениях, так, что, в глаза они не бросались. Стас ещё для верности поднял откидной тент, что было вполне замотивировано — начал накрапывать дождь.
Когда таксомотор проскочил поворот на Пантелеймоновскую, Стас насторожился. На Невском он тоже не свернул. Всё! Теперь уже было ясно, что Владимир едет не в «Англетер». А это могло означать только одно — сейчас проверяемый хочет побыть один на один с письмом. Конечно, есть ещё версия, что он вспомнил про включённый дома утюг, но в неё, как-то, не очень верилось. Давно известно — хочешь дожить до старости — чти «бритву Оккама», целее будешь.
Владимир вышел в Кузнечном переулке. Незаметно оглядевшись, он вошёл в арку второго дома. Сунув «ваньке» ещё рубль, Стас взял за руку Ингу и, не торопясь, прошёл следом. Осторожно оглядевшись, они убедились, что Коренева уже нет. Стало быть, он уже успел нырнуть в какой-то подъезд. Теперь осталось только спокойно ждать. Как говорится, кто чесночку поел — сам скажется.
Минут через десять из подъезда вышел Коренев. Стас сразу заметил, что на руках у него другие перчатки — те были серые, под цвет элегантной пары, а эти чёрные, кожаные. Ага, обжёг пальчики, собака! А нефиг быть таким любопытным. Значит, не соврал этот химик, дай Бог ему здоровья. Вид у сыщика был невесёлый. Ещё бы! Уж что-что, а дураком он, точно, не был.
«Надулся, как мышь на крупу», — злорадно подумал опер, и шагнул из арки навстречу бывшему соратнику.
Увидев его, Коренев замер на месте.
— О, Владимир, какая встреча! — воскликнул Стас преувеличенно бодро. — Как, встретили Ивана Карловича? Письмо забрали?
Тот, не отвечая, с каким-то странным выражением переводил взгляд с опера на Ингу, стоящую рядом. Губы его были плотно сжаты.
— Ладно, — отбросив дурашливый тон Стас. — Сопротивляться не советую, ты меня знаешь.
Владимир молча кивнул и, покорно протянув руки, сделал шаг навстречу. И вдруг, надув щёки, выпустил изо рта, прямо в лицо оперу, какую-то едкую жидкость. Глаза обожгло. Чисто рефлекторно, Стас отшатнулся назад и почувствовал, как лицо опахнуло ветром. В ту же секунду он услышал тупой удар, вскрик и шум, тяжелый удар тела об землю.
— Это водка, — послышался рядом голос Инги. — Открывай глаза, надо промыть.
— Пройдёт, — отозвался опер.
