Журналист спокойно ждал продолжения, потому что ответа на вопрос, какое отношение к интернату имеют или имели органы безопасности, еще не прозвучало.
— Мы просто обеспечивали секретность, неразглашение того факта, что у нас в самой передовой стране мира рождается по „неизвестной причине“ довольно много уродов и собраны они в основном в одном месте. Это были дети, от которых отказались родители. Они нуждались не просто в уходе, но и в квалифицированной медицинской помощи.
— Над ними проводились какие-нибудь эксперименты? — .невинно спросил журналист. — Может, чудо-медики в погонах пытались… улучшить породу неудачников?
— Мне об этом ничего не известно, — устало отмахнулся генерал. — И вообще давайте не будем о давно минувшем. Попробуем разобраться с нынешними проблемами.
Позвонил секретарь.
— Иннокентий Михайлович, из бюро пропусков звонили. Там для вас письмо принесли.
— Кто?
— Похоже, бомж какой-то. Говорит, жалоба, что его жилье спалили, а нового не дают. Они пытались его спровадить в мэрию, но мужик оказался упрямый. „Нет, говорит, — мне может ответить только генерал“. Письмо оставил и ушел. Они конвертик там проверили, вроде все чисто.
— Давайте сюда письмо, — сказал генерал.
Они переглянулись с Любомудровым.
— Посмотрим, что ОН нам хочет сообщить, — сказал генерал.
Конверт был самым обычным, канцелярским из желтой бумаги. Такие чаще всего встречаются в присутственных местах.
Успенский вскрыл его, посмотрел, протянул журналисту.
На белом листе бумаги красным фломастером был нарисован зигзаг. Буквы были вырезаны из газет.
„Ты следующий! Настало время! НЕРГАЛ Н. Б.“
— Ну вот и личного послания удостоился, — сказал генерал.
Журналист повертел бумажку в руках, даже зачем-то понюхал ее, потом сказал:
— Ну, как говорится, „это надо еще посмотреть“. До вас ЕМУ добраться куда сложнее, чем до „обычной“ очередной жертвы.
Из архива принесли затребованные дела. В одной папке находилась копия рапорта воспитателя начальнику интерната о побеге четырех воспитанников. Отчеты о поисках мальчиков и сообщение райотдела милиции о пожаре. Сюда же был приложен протокол осмотра места происшествия, в котором говорилось, что вызванные из интерната свидетели. не смогли с точностью опознать трупы, однако по найденным при погибших предметам утверждали, что трое из них скорее всего воспитанники интерната.
Так, в частности, малахитовая плитка с вырезанной на ней змейкой принадлежала воспитаннику Степанову Николаю, который носил данную плитку постоянно при себе, считая ее своим амулетом. Также некоторые личные вещи, как-то: металлические кружки с инициалами погибших подтверждают предположение воспитателей. Причина возгорания — скорее всего неосторожное обращение с бензином, с помощью которого беглецы хотели развести костер в сарае, не привлекая постороннего внимания.
Четвертый труп не был опознан. Как решил следователь, скорее всего погибшим был бич, один из двоих, также ночевавших в сарае.
На этом дело решено было закрыть.
Вторая папка была датирована 1978 годом. Здесь лежали протоколы осмотра места происшествий изнасилования и убийства трех девочек. Протокол, бесстрастно зафиксировавший подробности убийства, изнасилования молодого мужчины, ограбления-трупа с последующим его расчленением, и протокол попытки изнасилования и покушения на убийство женщины. Вскоре после этого преступления был арестован некий Гаврилов Петр 1957 года рождения, не работающий, без определенного места жительства.
Задержан он был в Москве и очень быстро признался в совершении всех вышеназванных преступлений. При этом Гаврилов заявил, что уже четыре года, как сбежал из интерната, на работу устраиваться боялся, чтобы не опознали, но готов чистосердечно во всем признаться, потому что надеется попасть в психбольницу, где его, может, вылечат от психического расстройства.
Когда рассказывал о побеге из интерната, сообщил, что в сарай, где они скрывались, вечером пришли бичи, сначала пожалели их и накормили супом, но потом отобрали те носильные вещи, которые им понравились, а отдали свои. Когда начался пожар, он вылез через заднее оконце, потому что был самый щуплый из всех.
„А остальные все там погорели“. У него спросил следователь, знает ли он, сколько трупов было обнаружено в сарае.
— Нет, — ответил он. Потом некоторое время считал в уме и наконец сказал: Пять, наверное.
На вопрос, не встречал ли он во время своих странствий Степанова, пожал плечами.
— Как же я его встречу, если он сгорел?
После того как они ознакомились со всеми документами, генерал с сомнением в голосе сказал:
— И все-таки ЕГО труп был опознан. Спасся второй бич. А ОН мертв!
— Вряд ли, — заметил журналист. — Скорее всего пожар подстроил будущий Выродок. Погибли двое воспитанников и два бича. Впрочем, даже если бы мы были уверены, откуда родом Выродок, это мало что могло бы прояснить. Все равно ОН для нас — темный лес. А знаете что, поеду-ка я в Москву, побеседую с этим Гавриловым. Наверняка он может что-нибудь рассказать из прошлого Выродка, за что- можно зацепиться.
— Бросаете, значит, — усмехнулся генерал. — А между прочим, десятое не за горами.
Да и письма эти… Так что, возможно, самые крутые события развернутся здесь.
— До десятого я вернусь, — убежденно сказал Любомудров. — А пока вряд ли что-нибудь может произойти серьезное.
— Ладно, поезжайте, — сказал генерал. — Пропуск в больницу мы вам обеспечим.
ПОДПОЛКОВНИК ТИМОХИН
Тимохина вызвали на виллу Баранова рано утром. Картину он там застал устрашающую.
Шесть охранников Баранова были перебиты: четверо лежали во дворе, двое в гостиной.
Сам Баранов с женой были убиты в спальне. В детской задушили детей: мальчика и девочку.
Походив по дому, Тимохин решил вызвать Успенского.
— По-моему, это дело рук твоего подопечного, — сказал он.
Успенский приехал со своими оперативниками, посмотрел, пожалел, что нет журналиста, подумав, что Любомудров настолько „сжился“ с НИМ, что, возможно, что-нибудь и присоветовал бы дельное.
Все, казалось бы, свидетельствовало за то, что убийство совершил Выродок. И вместе с тем были вопиющие расхождения с ЕГО почерком.
Во-первых, ОН никогда не применял огнестрельного оружия. Охранники же были убиты из автоматов. Сам Баранов тоже застрелен, жена изнасилована, потом ей перерезали горло. Дети задушены.
— Нет, здесь что-то не так! — решил Успенский. — Вот все остальное похоже на НЕГО.
С убитых охранников сняты брюки — отрезаны половые органы. После этого мужиков уложили друг на друга, при этом воткнув оторванный член одного в разодранное анальное отверстие другого. Нижний лежит, лицом уткнувшись в землю, верхний на нем, как бы имитируя половой акт. Точно так же лежали и четверо других убитых.
У Баранова также был оторван половой орган и засажен в его собственное анальное отверстие. У женщины срезана вся волосяная часть лобка, и ею забит рот. Ягодицы были срезаны и брошены на подушку рядом с жертвой.
Особая сцена была поставлена в детской.
И мальчик, и девочка были обриты наголо, одеты во все белое и, подвешенные за руки и за ноги к балкам потолка, как бы парили в воздухе.
О предстоящем убийстве Баранова-Классика Тимохин предполагал. По его сведениям, отношения Классика с авторитетами в последнее время стали весьма напряженными, особенно когда Классик попросил отсрочки внесения своей доли в общак, ссылаясь на крупные расходы на предвыборную кампанию. Зная о предстоящей разборке, Тимохин никак не реагировал на ее приближение.
Но подполковник не мог предположить, что жертвами станут жена и дети. Поэтому он упорно приписывал убийства Выродку, тем более что во время разборок конкуренты никогда не посягали на содержимое сейфа жертвы и вообще на наличность. В этом же случае сейф был пуст, хотя все драгоценности жены Баранова и другие ценные вещи были на месте… Хотя при более внимательном обыске оперативники установили пропажу одного видеомагнитофона и видеокамеры по утверждению вызванной на место происшествия уборщицы.
Но опять же на груди Баранова красовался змеевидный разрез.
— Одним словом, комплексное преступление, Кеша! И работать нам вместе, резюмировал Тимохин.
— По убийству работать тебе придется одному, — ответил генерал, — а вот с остальным надо повозиться.
Соседи в один голос говорили, что выстрелов не слышали, потому что во дворе у Баранова все время работала газонокосилка. И вообще сосед не любил, когда к нему совались с вопросами, даже если и случались выстрелы. „Однажды они там что-то праздновали, так такой фейерверк устроили, что можно было подумать — бой идет“.
