„Иммануил Генрихович“ на секунду задумался, потом сказал:
— Ладно, я согласен, но с одним условием. Книжка будет только обо мне одном. Я самый известный в мире узник.
— Согласен.
— Одного согласия ма-а-ло, — протянул больной лукаво. — Вы мне расписочку дайте. Вон у вас и бумага, и карандаш есть.
— Хорошо. Пишу. — Любомудров быстро написал: „Я, журналист Любомудров Игорь Дмитриевич, обязуюсь посвятить свою будущую книгу исключительно одному человеку — Иммануилу Генриховичу Канту“, и подписался.
Больной ничуть не смутился, что в расписке фигурировал его „псевдоним“, сложил бумажку и спрятал ее куда-то под больничную куртку. Потом сказал:
— Ну что ж, начнем. Спрашивайте. На одни вопросы больной отвечал охотно и подробно, от других пытался уйти. Явно не хотелось ему говорить о товарищах.
— Не знаю я о них ничего, — бубнил он. — Не знаю и знать не хочу. Все были нормальными парнями, все из одного котла лопали…
— Ну а кто уговорил вас бежать? — спросил Любомудров.
— Да был там у нас один… — Он замялся. — Не помню, как звать… И не спрашивайте, — вдруг грозно предупредил он.
Охранник приподнялся на стуле. Больной это заметил и ухмыльнулся.
— Не боись! Это я с виду такой грозный… В общем, не знаю я, как кого звать.
— Ну а воспоминания о тех временах остались хорошие? — переменил тему журналист. — Это же ваше детство! Я, например, люблю вспоминать детство.
— Да и я вспомнить не прочь. Детство, где бы его ни провел, всегда светло вспоминается. Природа там была хорошая, красивая. Лес, речушка, озеро… Кормили опять же хорошо. Играть можно было вволю… Я часто разведчиком был, — начал заводиться рассказчик. — А если я в разведчиках, наши всегда побеждали! Особенно если я был в отряде Мертвяка. Он был у нас самый сильный и самый хитрый, его никто не мог победить.
— Кто же это? — поинтересовался Любомудров.
— Ишь, ловкий какой! Имя ему подавай! Да не знаю я никаких имен. Мы все кличками звали друг друга. Подпольными. Война же! А во время войны никто имен знать не должен. Я, например, был Ловкачом. А вот Мертвяк, тот был молодец. Правда, он не просто силой брал. Мертвяк еще и колдовство знал. У него было много всяких колдовских штучек. Один раз говорит: „Сейчас Умника накажем за предательство“. Был у нас такой Умник, все ему было не так. И Мертвяка не любил. Против него бунты устраивал. Но всегда проигрывал.
— И как же Мертвяк наказал Умника? — напомнил Любомудров.
— Да очень даже просто. Взял куклу тряпичную, нарисовал рожу, будто это Умник, пошептал заклинания какие-то и проткнул куклу булавкой. Умник в это время в спальне был, а мы в игровой. После этого Умник долго болел. Но вообще Мертвяк справедливый был. Хотя всех нас во как держал! — он потряс кулаком.
— Так это Мертвяк вас уговорил из интерната бежать?
— Ну раз сами догадались, отпираться не буду. Да только все, кто сбежали, и сгорели вместе с двумя бичами в сарае. Один я спасся.
Любомудров помолчал, потом, как бы забыв, что собеседник только что упомянул о пожаре, сказал:
— Но в интернате, значит, хорошо жили? А чего же решили бежать?
— Да так уж получилось… Не всем там нравилось. Наказывали строго, случалось, так отдубасят, что неделю в синяках ходишь. Не все, конечно, зверьми были, но один точно сволочь…
— Это кто же?
— Доктор один. Фамилии не помню, звали Сергеем. Потом его увезли от нас, вроде посадили. Такой гад! Ночью, когда его дежурство, придет, поднимет кого с койки и уведет в пристройку. А там… сначала ласкает, целует, потом разденет и трахает в жопу, пока не выдохнется. А кончал в рот. Иногда еще и палкой резиновой лупил по спине во время траханья. А пожаловаться не моги. Жалобам никто не верил. Еще и наказывали, если пожалуешься. Он же не один такой был. Нет, конечно, были и нормальные, — опять оговорился „Кант“, — но из ненормальных этот самая сволочь!
— Он и Мертвяка в пристройку водил?
— Водил. Мертвяк с ним дрался пару раз, так он его так отходил, что мы думали, Мертвяк помрет. А как оклемался, опять повел. Сначала трахнул, потом заставил стоять, смотреть, как он над другими изгаляется. И все приговаривал: „Вот как я вас ублюдков, вот как я вас“.
Мертвяк после такого театра бешеный был. Один раз сказал: „Убегу отсюда, из-под земли гада достану. Так оттрахаю, что кровь со спермой из ушей польется“. Он часто мечтал и картины нам рассказывал, как он будет этого гада разделывать: „Яйца, говорит, отрежу, и чтобы сожрал при мне. А глаза в задницу запихаю“. Потом один воспитатель доктора засек и донес начальству. На следующий день за ним милиция приехала.
— А чего же сбежали? Сволочи-то этой не было уже!
— Так, надоело. Воспитывали нас и палками, и током… Уколы больные разные делали, говорили, чтобы ускорить развитие. Поневоле побежишь, чтобы не видеть никого из них.
Всякое повидавший санитар ухмылялся и качал головой. Потом вдруг посмотрел на часы и сказал:
— Заканчивайте! Больному на процедуры пора.
Любомудров попрощался с Иммануилом Генриховичем Кантом и, не заходя к врачу, вышел на улицу.
АКТ СУДЕБНО-БИОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ
гор. Москва 18 сентября 1995 года
Мною, экспертом Герцфельдом А. М., на основании постановления следователя Силина произведено экспертно-биологическое исследование проб крови, слюны, мочи, а также тканей и части желудка неизвестного, найденного возле платформы Химки-Ховрино, имеющего многочисленные колотые и резаные раны на теле, затылочной части головы, на лице. Голова после наступления смерти была в сильной степени обожжена огнем (предположительно газовой горелкой). Пальцы рук и поверхность ладоней также в сильной степени обожжены.
Остаточные, явления — химические вещества, обнаруженные в крови и моче исследуемого, — указывают, что потерпевший принимал сильнодействующие наркотики — морфий, а также производные фенотиазина (тизерцин, сонапакс, аминазин).
Состав слюны соответствует химическому составу слюны, анализ которой был предоставлен мне следователем Силиным и, по его словам, был произведен у больного Гаврилова, содержавшегося в спецпсихбольнице № 2.
Группа кцови А. также соответствует группе крови, которая, по словам следователя Силина, принадлежит Гаврилову.
Эксперт-биолог Бюро судмедэкспертиз старший научный сотрудник, кандидат медицинских наук Арон Герцфельд.
ГЕНЕРАЛ УСПЕНСКИЙ И ЖУРНАЛИСТ
— Ваш разговор с Гавриловым очень полезен, — сказал Успенский. — Он многое объясняет в поведении Выродка. Кстати, вы знаете, что после вашего отъезда из Москвы Гаврилов сбежал из лечебницы и вскоре был убит?
— Оттуда, по-моему, просто невозможно сбежать! — изумился журналист. — Да и зачем ему? Кормят, поят, лечат…
— Ну, свобода все равно дороже. И потом, есть веские основания предполагать, что ему помогли сбежать.
— Тот самый врач изверг? Но ведь если бы он был с ним в больнице, его бы… Гаврилов бы сказал об этом. Да и неужели такому человеку разрешили продолжать врачебную практику?
— В этой больнице его не было, это точно, но если он работал в какой-нибудь другой, то вполне мог довольно быстро узнать, что вы интересовались его бывшим „воспитанником“, и постараться организовать побег.
— А что вообще о нем известно?
— Фамилия его Голованов, имя отчество Сергей Яковлевич. Его действительно арестовали в 1970 году. Получил восемь лет, отсидел полностью. После тюрьмы прибыл в Иркутск, женился. Через два года развелся. Работал разнорабочим, поскольку был лишен права на врачебную практику. После развода уехал, по словам бывшей жены, на одну из строек коммунизма, где след его затерялся. Будем искать его вместе с МВД… И еще о вашем визите. После вашего ухода у Гаврилова было обострение болезни, он сильно буйствовал, а еще через пару дней сбежал. Охрана и врачи не сомневаются, что кто-то помог ему. Гаврилов переоделся в штатское и, что самое невероятное, ему удалось захватить с собой некоторое количество наркотиков. Уже на следующий день тело его, сильно обезображенное, нашли у платформы Химки-Ховрино. Наркотиков у него при себе не обнаружено. Следователь предполагает, что убит он наркоманами с целью ограбления… Вот такое кино…
— Иннокентий Михайлович, этого врача нужно обязательно найти, — загорелся журналист. — Это наш шанс!
— У вас уже было много шансов, — заметил генерал.
— Но этот может быть последний и решающий. Выродок ненавидит изверга. Он для НЕГО олицетворение зла, причиненного ЕМУ лично. Если мы найдем врача, мы сможем выманить на него Выродка.
— Вы уже пытались выманить ЕГО на психолога, — сухо заметил генерал. Впрочем, врача уже давно ищут. Есть сведения, что из Москвы он ушел. В МВД предполагают, что после развода с женой он уехал в другой город, с помощью своих знакомых по заключению выправил себе новый паспорт на имя Горелова Германа Борисовича плюс диплом врача. Прошли годы, внешность его изменилась, кроме того, доктор отпустил бороду и облысел. Затем „потерял“ паспорт, и ему уже официально выдали новый. После этого, заручившись рекомендациями коллег, в 1990 году поступил на работу в психбопьницу № 3. В это время проверки были уже не такие строгие, как в прежние годы.
