–А собираетесь?
Кристиан поворачивается к собеседнику, не сразу поняв, о чем его спрашивают.
–Я гомосексуалист, – отвечает он наконец, медленно и отчетливо выговаривая каждую гласную.
–Ах да, вы говорили. У меня в последнее время голова стала, как сито. Теперь вспомнил.
Второй старичок прекращает кашлять и обращается к приятелю:
–Господи, Альберт, молодой человек говорил тебе, что он голубой. Ты совсем потерял память.
–Знаю-знаю.
–Наверное, это нелегко, – замечает Кристиан и сочувственно качает головой. – Ну что ж, приятно было поболтать, а сейчас мне пора. Альберт, Уильям... – Кристиан любезно раскланивается с двумя стариками.
–Очень приятно, очень. Счастливо оставаться.
Пара стариков медленно поворачивается. Не успев
отойти даже на несколько сантиметров, Альберт бурчит себе под нос:
–Стыдоба какая...
–Я купил хлеба или нет? – откликается Уильям.
Кэгни подходит к Кристиану, по дороге придумывая, что бы хорошего сказать об оформлении витрины. Впервые за несколько лет Говард изрек истину: Кристиан действительно единственный друг Кэгни. Ни в коем случае нельзя отталкивать его. Кэгни нужен хотя бы один друг.
–Очень... красочно, – говорит Кэгни, глядя на витрину.
–Самая лучшая из всех, что я делал.
–Они тебя не раздражают? – Кэгни кивает в сторону стариков, которые плетутся прочь, по-прежнему крича что-то друг другу в уши.
–Нет, конечно. Они безобидные и совершенно очаровательные. Я не такой дурак, Кэгни. Им по восемьдесят лет. Во времена их молодости меня посадили бы в тюрьму.
–Ну, как знаешь.
Кристиан продолжает смотреть на витрину.
–Если бы пятьдесят лет назад мир не сдвинулся с места, я сейчас сидел бы в тюрьме, а тебе, Кэгни, пришлось бы вести себя паинькой. Пришлось бы смириться с тем, что тебя постоянно спрашивают, как ты себя чувствуешь, и упрекают в том, что ты чересчур много пьешь. А ты действительно чересчур много пьешь.
–Может, и так.
–Кстати, грузовик уехал.
–Да, я видел.
Кэгни расправляет плечи и поворачивается, чтобы идти к себе.
–Кэгни! – окликает его Кристиан.
—Да?
–Тебе не обязательно уходить. Можешь постоять тут, поболтаем. Я тебя не прогонял.
–Знаю, – бросает Кэгни через плечо, заходит в дверь и взбегает по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Кэгни переехал в Кью несколько лет назад, чтобы спрятаться от городской толпы. Здесь не было обычной суеты, характерной для Лондона, однако располагался этот район не очень далеко от города, что позволяло Кэгни браться за работу на лондонских клиентов. Здесь, в Кью, его убежище. Даже спасение в некотором роде. Живя в центре Лондона, Кэгни сходил с ума. Городская суета заставляла его замыкаться в себе, сидеть дома с бутылкой виски. Кэгни сам не знал, почему так хорошо прижился в пригороде. Здесь он чувствовал себя в безопасности – по крайней мере так было последние десять лет и будет еще минимум три месяца. Цветущие деревья поднимают настроение. В парке можно гулять почти в полном одиночестве и отдыхать от толпы, даже не закрывая глаз. Кью не отличается особой уединенностью, однако по какой-то необъяснимой причине кажется малолюдным.
Когда Кэгни открывает дверь кабинета, Говард стоит возле книжного шкафа и, согнувшись пополам, заходится от гомерического хохота, в то время как Айан в ярко-оранжевом спортивном костюме сидит в кресле шефа и делает вид, что задыхается.
–Это место, случайно, не занято? – спрашивает Кэгни, выжидающе встав возле своего кресла.
Айан перестает кривляться и неохотно освобождает кресло. Росту Айана шесть футов три дюйма, короткие каштановые волосы торчат во все стороны острыми шипами, а удлиненное лицо провоцирует постоянные шуточки о лошадях. Черты его лица словно растянуты, как будто он служит карикатурой на самого себя, только более симпатичного.
–Над чем смеялись? – спрашивает Кэгни, усевшись в кресло.
Его рука машинально тянется к ящику с бутылкой виски. Он уже берется за ручку, но вовремя вспоминает, что находится в конторе не один, и достает спасительный пакетик с арахисом.
Говард объясняет:
–Айан только что видел, как человек в пабе подавился куском чесночного хлеба. Эй, Айан, покажи боссу, как парень корчился. У тебя классно получается!
Айан изображает удушье, выразительно хватаясь за горло, однако Кэгни очень быстро его прерывает:
–Очаровательно... Значит, поэтому там припаркована машина «скорой помощи»?
–Да. Я как раз выходил из паба и до конца не досмотрел.
Айан говорит мягко, с едва заметным валлийским акцентом. Неискушенные слушатели очень легко подпадают под обаяние мелодичных интонаций в его голосе, не всегда обращая внимание на смысл сказанного. Должно быть, именно поэтому Айан успел переспать с таким внушительным количеством женщин. К тому времени как они понимают, о чем Айан говорит, становится поздно.
–Значит, ты не знаешь, умер бедняга или нет? – спрашивает Кэгни, просматривая бумаги у себя на столе.
–Нет. Я торопился обратно в контору. Знал, что вы должны скоро вернуться.
–Какое рвение!
Кэгни захлопывает папку, которую держит в руках, и смотрит на своих молодых помощников.
–Сегодня одному из вас, Говард, придется сделать фотографии, а другому, Айан, надо позвонить по поводу объявлений на эту неделю.
–Давайте я схожу отпечатаю снимки, – предлагает Говард.
–Так оно, собственно, и предполагалось.
Говард берет со стола фотоаппарат и уходит. Айан достает из шкафа листок бумаги с телефонными номерами.
–Все то же самое, что и на прошлой неделе? – Айан пробегает глазами список.
–Нет. «Тайме» не надо, оттуда женщины звонят. Работай с мужскими, автомобильными и компьютерными. Ну, еще «Телеграф» и «Файнэншл тайме».
–Как обычно?
—Да.
Кэгни осторожно открывает пластиковый пакетик и достает горсть орешков. Откинув голову на спинку кресла и прикрыв глаза, он начинает давить скорлупу между пальцами. Айан пододвигает телефон на свою сторону стола, кладет перед собой листок с телефонами и, зажав ручку в зубах, набирает первый номер.
– Здравствуйте. Я хотел бы продлить объявление в разделе «Разное». Имя К. Джеймс. Сто шестьдесят четыре знака. Да, вместе со знаками препинания. Да, без изменений. Если хотите, дорогуша, я продиктую еще раз.
Айан начинает читать объявление вслух – медленно, с валлийским акцентом, выделяя каждое слово. Сейчас он напоминает комика, который произносит женоненавистническую тираду, тогда как слушательница на другом конце провода ожидает услышать веселый анекдот:
