Кудрат положил трубку на рычаг. На сердце его будто лег тяжелый камень. Через минуту он стал звонить к себе в трест. Долго не отвечали. Наконец в трубке послышался голос дежурного.
- Кто говорит? - спросил Кудрат. - Какой Зонин - Алеша или Володя?.. Вот что, Володя, мне сейчас же нужна машина. Разыщи моего шофера. Если не найдешь, пришли грузовую.
В тресте Исмаил-заде все спокойно. Володя удивлен: почему так встревожен управляющий? Вот-вот должна подойти легковая машина, шофер повез дневную сводку в "Азнефть" - может быть, посылать грузовую не нужно?
- Нужно, Володя, нужно! - Кудрат недовольно поморщился. - Почему так долго не отвечал?.. Ну, ну, ладно. Высылай скорее машину!
В дверях показалась Тукезбан. Проснувшись, она слышала разговор сына по телефону. То, что Кудрат требовал машину в такое позднее время, взволновало ее.
- Да перейдут на меня все твои недуги, сынок... Что случилось?
Кудрат обернулся к матери, которая подходила к нему. Опять он разбудил ее, хотя старался говорить как можно тише.
- Ничего, мама, - сказал он, кладя руку ей на плечо. - Иди спать, право же, ничего особенного не случилось.
Кудрат никогда не говорил неправды. Так зачем же сейчас он обманывал мать?
- Тогда для чего тебе понадобилась машина?
Стенные часы пробили половину третьего. Тукезбан заглянула в спальню.
- А где же Лалэ?
Теперь уж Кудрат ничего не мог скрыть от нее. Зазвонил телефон. Из треста сообщили, что машина послана.
- Куда ты, родной? - нетерпеливо спросила Тукезбан, едва шевеля побледневшими губами.
Сердце матери обмануть нельзя. И Кудрат сказал правду:
- Что-то случилось на промысле Лалэ. Мне тоже надо поехать туда. Но ты не волнуйся, мама. Мы скоро вернемся...
5
Четвертая буровая находилась на окраине города. Скважина бурилась под большими корпусами новых, недавно выстроенных зданий. Когда строились эти дома, геологи еще не знали о наличии здесь богатейших залежей нефти. Вокруг вопроса о закладке буровой разгорелись горячие споры.
Нефтяники отстаивали свое дело. Днем и ночью искали они возможности пробиться к новым месторождениям. "Стране нужна прежде всего нефть, дома можно построить и в другом месте", - говорили геологи. Снести прекрасные здания! - с этой мыслью уже готовы были примириться все. "Снести!" - все сильнее раздавались голоса. "Нельзя бросать на ветер миллионы рублей, добытых человеческим трудом", - робко возражали те, кто готов был отказаться от новых нефтяных богатств. Тогда выступили третьи, наиболее изобретательные и смелые. Они заявили: "Зданий сносить не будем, но буровые заложим!"
Так возникла четвертая буровая. Старейший буровой мастер Волков, который всегда брался бурить самые трудные скважины и которого поэтому звали "старым волком", поставил свою вышку в полукилометре от города и начал наклонное бурение, направив ствол скважины под корпуса новых зданий. А эти прекрасные здания так и остались стоять на месте.
Надежды новаторов должна была оправдать прежде всего четвертая буровая. Здесь долото прошло уже почти два километра. До проектной глубины оставалось всего сто двадцать метров. Со дня на день должен был разрешиться вопрос: даст скважина нефть или нет? Эта буровая и была предметом главных забот управляющего трестом Лалэ Исмаил-заде. Можно сказать, что она, как опытный и внимательный врач у постели больного, не отрывала руку от пульса четвертой буровой.
...Когда Лалэ подъехала к вышке, авария была ликвидирована. Неожиданно ударивший из скважины газовый фонтан был закрыт железной плитой. В этой схватке со стихией рабочие действовали самоотверженно. Один из них был смертельно ранен.
Это был Мехман, молодой рабочий, которого встретили Джамиль и Таир во время своего катанья на лодке. Газовый фонтан не испугал его. Накинув на себя брезентовый плащ, Мехман бросился вперед и попытался своим телом закрыть отверстие скважины. Фонтанирующим газом его мгновенно подкинуло вверх и сильно ударило о железные фермы вышки. Пересилив себя, он выпрямился и снова двинулся к скважине. "Назад!" - крикнул ему мастер. Но Мехман его не слышал. Он сделал несколько неверных шагов и, потеряв равновесие, рухнул на землю.
Мехман доживал последние минуты, когда Лалэ подошла к нему.
- Скорее в больницу! - приказала она.
Раненый, с трудом разжав онемевшие губы, из последних сил простонал:
- Не стоит, сестрица Лалэ... Зря все это...
Из рассеченного виска парня струилась кровь, окровавленные волосы прилипли ко лбу. Он тяжело дышал, рука его изредка вздрагивала. Из-за расстегнутого в суматохе ворота рубахи виднелась широкая грудь и синие подтеки на ней. Кто-то вытер ему платком окровавленное лицо, но полоски запекшейся крови все же остались на лбу.
- Сейчас же в больницу! - крикнула Лалэ своему шоферу, который, стоя тут же и вытянув шею, разглядывал раненого. Она по-мужски сильно дернула его за руку.
Шофер и несколько рабочих подошли к раненому, чтобы поднять его; тот умоляюще простонал:
- Не надо! Не мучьте меня, без того умираю... - и умолк.
Рабочие легко подняли его и понесли к машине, которая стояла шагах в двадцати от буровой. Лалэ непроизвольно сделала несколько шагов вслед за ними. Парень больше не стонал. Лалэ подумала, что он потерял сознание.
Не дойдя до машины, рабочие остановились и опустили свою ношу на землю.
- Ну что? Что вы остановились? Несите скорей! - крикнула Лалэ, бросаясь к ним.
Ей никто не ответил. Люди словно не слышали ее взволнованного голоса.
- Несите, чего же вы стали? - повторила Лалэ, уже испуганная страшной догадкой.
Тогда буровой мастер Волков обернулся к ней и сказал скорбным голосом:
- Товарищ Исмаил-заде, его уже нет... - Он вынул из кармана носовой платок, с пятнами крови на нем, и приложил к глазам. - Мехман заменял мне сына. Ваня погиб на фронте, а этот - здесь.
Волков был сильным человеком. Он не плакал при людях, даже когда получил известие о гибели сына. А теперь он даже не пытался сдерживать слезы, надеясь, что ночь скроет их и никто не упрекнет его в слабости.
Лалэ опустилась на колени, взяла измазанную глиной руку парня и с замиранием сердца пощупала пульс. Нет, Мехмана уже не было больше в живых.
Дрожащими пальцами Лалэ откинула назад прядь волос со лба юноши и затуманенными глазами посмотрела в его освещенное луной неподвижное восковое лицо. Подкатившийся к горлу ком душил ее.
- Ох, товарищи, как же это вы?.. - глухим голосом сказала она, обращаясь к рабочим.
Волков всем своим крупным корпусом подался вперед.
- Да разве его остановишь? - стал он объяснять, стараясь взять себя в руки. - Вы же знаете, что это был за парень! Вчера испортилась силовая линия. Монтера не нашли. Так он мигом взобрался на самый верх вышки и все исправил.
Слова Волкова больно отозвались в сердцах рабочих. Кто-то тяжело вздохнул, кто-то всхлипнул.
Сигналя, подкатила машина. Услышав знакомый гудок, Лалэ обернулась к человеку, который вышел из машины и быстрыми шагами приближался к толпе.
Это был Кудрат. Он взглянул в печальные глаза и бледное, как полотно, лицо жены, затем перевел взгляд на распростертое на земле тело юноши и все понял. Только после долгого молчания он тихо произнес:
- Значит, без жертв не обошлось... Как это случилось?
Ни Лалэ, ни рабочие не ответили ему. Здесь хорошо знали Кудрата. Уж кому-кому, а ему-то известно, при каких обстоятельствах погибают люди на буровой.
Кудрат всмотрелся в худощавое лицо погибшего, и ему показалось, что где-то он видел это лицо. Вдруг он вспомнил молодого героя нефти, портрет которого недавно был помещен на первых страницах бакинских газет.
- Это не Мехман, о котором писали в газетах? спросил он.
Рабочий, стоявший рядом, вздохнул:
- Он самый... Был гордостью всего нашего треста, товарищ Исмаил-заде,. И вот такая беда...
Он оборвал на полуслове. Слезы душили его.
- Надо бы отвезти его... - сказал Кудрат стоявшим в скорбном молчании рабочим.
Те, будто нехотя, нагнулись и, подняв труп, понесли к машине.
- Почему он погиб, а я остался? - проговорил Волков, вытирая слезы. Кудрат Салманович, почему это так случается, а?
Не отрывая глаз от рабочих, укладывавших Мехмана на машину, Кудрат ответил:
- Потому, Семен Владимирович, что это - наша молодежь. Такая смерть верный признак нашей силы!
Машина с телом Мехмана тронулась с места и вскоре скрылась из глаз.
Теперь плакала и Лалэ. Плечи ее судорожно вздрагивали, и слезы смачивали маленький платочек, который она поминутно подносила к глазам.
- Не плачь, - сурово сказал Кудрат. - Когда я разглядел синяки на его груди, я понял, что с таким же мужеством он пошел бы и под пули врага...
6
Пианино не звучало теперь в квартире Исмаил-заде, в комнатах не раздавался веселый смех Ширмаи. Вернувшись из школы, девочка не звонила родителям по телефону, чтобы поздороваться и рассказать о своих успехах.
