Мастер и его помощник всегда заботливо относились к своим ученикам, и это имело свои причины. Они не забыли ни жестокости бывших хозяев нефтяных промыслов, ни бесчеловечного обращения старых буровых мастеров с молодыми рабочими. В те времена мастера, верные слуги своих хозяев, боясь, что молодежь может оттеснить их, ревностно оберегали секреты своего ремесла. Сам Рамазан пятнадцать лет тянул лямку под началом подобного наставника и только через два года после революции стал буровым мастером. Словно в отместку прежним мастерам, Рамазан ежегодно выращивал семь-восемь учеников. Он не только обучал их буровому делу, но и рассказывал о прошлом, причем всегда строго и наставительно говорил: "Знай, что дала тебе советская власть!"
Рамазану все же казалось, что Таир может сбежать в деревню, хоть он и обещал не оставлять "поля боя".
- Сергей Тимофеевич, - говорил он своему помощнику, - ни на минуту не спускай с него глаз. Молод, многого не понимает. В такие годы ребята еще плохо разбираются в том, что им на пользу, а что во вред.
Васильев, привыкший верить опыту Рамазана и его уменью выделять способных учеников, тоже полюбил Таира, как родного. Но оба они не давали парню поблажки, строго требовали от него внимания и усердия, считая, что дисциплина и точность в работе - основа основ производства. И Таир постепенно начинал понимать, что строгость необходима.
Разведочное бурение уже шло на глубине свыше двух тысяч метров. Обычно после шестидесяти - семидесяти метров проходки притупившееся долото надо было менять, - для этого приходилось поднимать из забоя все бурильные трубы. На этот раз Рамазан поручил подъем инструмента Джамилю и Таиру, а сам, сидя на сваленных в стороне бурильных трубах, беседовал с Васильевым.
Разговор шел о молодых рабочих. Когда Рамазан высказал свое мнение о Таире, Васильев сразу с ним согласился:
- И я так считаю, Рамазан Искандерович, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Таир ушел от нас. Способный парень схватывает все быстро и работать умеет.
- Я думаю, - заключил Рамазан, - надо будет повысить Таира в разряде, тогда он и ответственность будет лучше чувствовать.
- Правильно, - отозвался Васильев, - так и надо сделать.
Рамазан окинул взглядом буровую. Бурильная труба, лоснясь, словно только что сбросившая кожу змея, потянулась кверху и, сразу накренившись, быстро опустилась на площадку. Наблюдая за скоростью и точностью ее движения, мастер довольно улыбнулся себе в усы и кивнул головой: "Хорошо, ребята, совсем хорошо!" Потом он опять обратился к Васильеву:
- Ты был у них в общежитии, видел, как они живут? Никак не могу для этого выкроить время. А ведь они еще малые дети. Оторваны от материнской заботы.
Васильев поднялся на ноги.
- Последняя свеча... Надо менять долото.
Рамазан тоже медленно поднялся с места. Вдвоем они подошли к скважине.
На лбу у Таира сверкали крупные капли пота. Руки у него были перепачканы в глинистом растворе. Вся спецовка была забрызгана глиной.
- Уста, - сказал он, обращаясь к мастеру, - а не можем ли мы увеличить скорость подъема труб из забоя?
Очень уж медленно они выползают оттуда.
- Нельзя, конечно, - рассмеялся Джамиль, услышав этот наивный вопрос.
- Чего скалишь зубы? - обернулся к нему Таир. - Разве мы не соревнуемся? А что такое метод Алексея
Стаханова? То, что делали до него за пять минут, он выполнял за минуту.
При спорах, которые нередко возникали между учениками, Рамазан не любил подливать масла в огонь, поддерживая одного и выступая против другого. Так и теперь, - он попытался разрешить спор мирным путем.
- Ничего невозможного тут нет, - сказал он.
Таир бросил на друга торжествующий взгляд.
- Но нельзя упускать из виду одно обстоятельство, - продолжал мастер. Если мы будем поднимать трубы с очень большой скоростью, то разрушим стенки забоя. Да и сама вышка может не выдержать.
Джамиль в свою очередь вызывающе посмотрел на Таира:
- А я о чем говорил?
- Стало быть, каждый из вас прав, - заключил Рамазан, - но прав только наполовину. Вот тут-то и требуется парень с головой, чтобы найти такой способ ускорения подъема труб, при котором стенки забоя не разрушились бы. И, думая, что он примирил обе стороны, мастер повернулся к Васильеву: Сергей Тимофеевич, со вчерашнего дня ты не спал. Поезжай домой, отдохни.
Васильев молча снял со столбика, подпиравшего тростниковый навес, свой брезентовый пиджак и парусиновую фуражку, откинул назад редкие белокурые волосы, надвинул на лоб фуражку и пошел к мосткам, где уже причаливал баркас.
Рабочие сменили долото.
- Теперь смотрите в оба, - обратился Рамазан к ученикам и, заметив вопросительный взгляд Таира, объяснил: - Скоро дойдем до нефтяного пласта... Все мы должны быть настороже. Чуть что, и все наши труды пойдут насмарку. Ну, начали!
Общими усилиями Таир и Джамиль подняли лежавшую на полу трубу и прикрепили ее к лебедке подъемного крана. Труба потянулась кверху и не успела еще достичь нужной высоты, как Таир заметил Лятифу, выходившую с баркаса. Он засмотрелся на нее, забыв о том, что надо следить за лебедкой.
- Ну, если и дальше так пойдет, ничего путного не получится, вполголоса проговорил Рамазан и отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
Таир сразу понял, что замечание относится к нему. Он отвел глаза от Лятифы, сейчас же подхватил ключом нижний конец поднятой трубы и соединил его с другой трубой, верхний конец которой торчал из забоя. Сделав один поворот, он передал ключ Джамилю.
- Быстро же, однако, ты забыл наставления мастера, - сказал Джамиль, подвинтив в свою очередь трубу и подавая ключ обратно Таиру.
- Ладно, ладно, мир не обрушился из-за этого... - ответил Таир, украдкой поглядывая на подошедшую к мастеру Лятифу. Он подвернул трубу доотказа и, словно командуя, взмахнул рукой:
- Пускай!
С монотонным скрежетом труба пошла в скважину.
Ранним утром, перед самым концом работы смены, в которой работал Таир, на буровую прибыла моторная лодка "Весна" с группой рабочих в шесть человек. Сойдя с лодки, бригадир группы поздоровался с Рамазаном и объяснил ему цель приезда:
- Мы прибыли по распоряжению управляющего трестом Лалэ Исмаил-заде, чтобы помочь вам.
- То есть как это, помочь? - удивился мастер, смерив бригадира с ног до головы суровым взглядом.
Это был рослый детина с выпирающими из-под рубашки упругими мускулами. Он стоял перед мастером, широко расставив ноги, с видом борца, приглашающего противника померяться силами.
- Говорят, здорово отстаете. Вот мы и решили взять вас на буксир, чтобы вытянуть из прорыва.
Рамазан подумал было, что тот шутит, но, взглянув на рабочих и не заметив и тени улыбки на их лицах, так же серьезно, в тон бригадиру, ответил:
- Я очень благодарен Лалэ-ханум, но в помощи пока не нуждаюсь. Еще не было случая, чтобы я выполнял план ниже ста двадцати процентов. Если так пойдет и дальше, надеюсь в следующем месяце еще немного поднять процент перевыполнения. Так что возвращайтесь-ка лучше к себе. Вы и там, наверно, нужны не меньше.
Бригадир понял, что мастер рассержен и сдерживается только потому, что не хочет обидеть приезжих.
- Ладно, - согласился он, - но что же мы скажем управляющему?
- Скажите, что мы хозяева своего слова. Верно, в соревновании наш трест пока отстает, но... цыплят по осени считают.
- Ваш управляющий, Кудрат Исмаил-заде, согласился с нашим предложением.
- Согласился он или нет, а в помощи я не нуждаюсь! - повысил голос Рамазан. - Я сам позвоню Лалэ-ханум. А вам я хотел бы сказать одно слово и лучше уж скажу, чтобы не таить этого в душе...
- Пожалуйста, скажите.
- Как бы ни был тощ верблюд, все же его шкура непосильная ноша для погонщика.
Бригадир не совсем понял, что хотел сказать старый мастер этой пословицей, но спорить не стал и дал знак своим товарищам садиться в лодку.
Когда незваные гости отчалили, Рамазан, пряча усмешку под густыми усами, обернулся к своим рабочим, которые от начала до конца слышали его разговор с бригадиром:
- Слышали, ребята? Если у вас есть честь, то не уроните и мою. Даете слово?
- Даем! - дружно прозвучали голоса молодых рабочих.
- Даю! - раздался отдельно голос Таира.
2
Была звездная осенняя ночь. Круглый диск луны висел над морем. Лалэ и главный инженер ее треста Минаев, сойдя с машины, поднимались к новой буровой, заложенной на вершине скалистого холма, в полукилометре от берега. Они были связаны не только служебными отношениями. По окончании Нефтяного института Дмитрий Семенович Минаев был назначен инженером на один из промыслов. Лалэ Исмаил-заде тогда заведовала соседним промыслом. Иногда они встречались в тресте, но их знакомство носило в первое время чисто официальный характер. Простой случай, однако, сблизил Дмитрия Семеновича с супругами Исмаил-заде: в новом доме, построенном для специалистов нефтяной промышленности, они стали соседями.
